(Не)забытая война: Первая мировая война в документах, публицистике, воспоминаниях и исследованиях современников (1914-1941) [Ирина Ромуальдовна Чикалова] (pdf) читать онлайн

УДК 94(47+57)“1914/1941”
ББК 63.3(2)6
Ч-60
Рекомендовано к печати Ученым советом ГНУ «Институт истории
Национальной академии наук Беларуси» (протокол № 11 от 18.12.2020 г.)
Р е ц е н з е н т ы:
доктор исторических наук, профессор А. М. Литвин;
кандидат исторических наук, доцент А. П. Сальков;
доктор исторических наук, профессор А. П. Житко

Издание подготовлено в рамках выполнения Государственной программы научных
исследований на 2016–2020 гг. «Экономика и гуманитарное развитие белорусского
общества» подпрограммы № 1 «История и культура», подзадание 1.1.02 «Социальноэкономические процессы на территории Беларуси в ІХ – начале XXI века: источниковедение, историография, антропология и другие специальные исследования» и подзадание 1.1.05 «Всеобщая история. Беларусь и мир: международные отношения,
дипломатия, диаспора», а также гранта БРФФИ № Г19-043 «Первая мировая война:
формирование русскоязычного корпуса документальных и историографических источников (1914–1941 гг.)».

Ч-60

Чикалова, И. Р.
(Не)забытая война: Первая мировая война в документах, публицистике, воспоминаниях и исследованиях современников (1914–1941) /
И. Р. Чикалова. – Минск : Беларуская навука, 2022. – 426 с. : ил.
ISBN 978-985-08-2811-8.
В монографии Первая мировая война предстает сквозь призму оценок и восприятия событий, связанных с ней, ее современниками – журналистами, учеными, виднейшими политиками, военными всех рангов (от рядовых солдат и офицеров до командующих фронтами), оставившими в дневниках и мемуарах свидетельства пережитого.
Война показана как объект тщательного анализа со стороны гражданских и военных
специалистов. Военные и межвоенные годы явились важнейшим этапом накопления
и обнародования источников разных типов и видов, заслуживающих включения в современный научный оборот и работу по мемориализации «забытой» войны.
Рассчитана на историков, преподавателей, студентов и всех, кто интересуется историей Первой мировой войны.

УДК 94(47+57)“1914/1941”
ББК 63.3(2)6

ISBN 978-985-08-2811-8

Посвящается памяти моей бабушки
Констанции Станиславовны Былинко

ВВЕДЕНИЕ
Осмысление феномена Первой мировой войны и сохранение памяти о ней
началось еще до того, как замолчали пушки. Фиксация событий, как тогда
ее называли, Великой войны стала осуществляться сразу с ее объявлением.
Самым первым и оперативным источником информации для населения в годы
войны была периодическая печать: к началу войны в России выходило около
тысячи газет и более тысячи трехсот наименований журналов на трех десятках языков. Помимо информирования они на своих страницах в соответствии
с идейно-политическим направлением изданий публиковали статьи и выступ
ления политических и общественных деятелей, ученых и писателей. И уже
в ходе войны были предприняты первые попытки систематизации опубликованных материалов. Пример этому подала газета «Новое время». Ее редакция,
отметив, что «современные газеты содержат чрезвычайно большое количество ценного исторического материала», который может потеряться в огромном газетном массиве, издала предметный указатель статей и материалов, помещенных на ее страницах с 1 июля 1914 г.1 Большую работу в интересах
будущих исследователей проделал В. В. Быховский, собравший под одной обложкой опубликованные в 1914 г. на страницах газет («Новое время», «Московский
курьер», «Утро России», «Речь», «Голос Москвы», «Московский листок», «Русское
слово», «День», «Раннее утро», «Русские ведомости») материалы «о мучениях,
испытанных русскими в Германии после объявления ею войны»2. Общественнополитические журналы «Вестник Европы», «Русское богатство» («Современные записки», «Современность», «Русские записки»), «Русская мысль», «Мир
Божий» («Современный мир»), «Исторический вестник» и другие в последних
номерах каждого года также информировали обо всех напечатанных статьях.
Сразу после начала вооруженного конфликта официальные журналы
«Военный сборник» (орган Военного министерства), «Военно-исторический
сборник» (приложение к «Военному сборнику»), «Морской сборник» (орган
Главного морского штаба) стали освещать события на фронтах. Так, в «Морской
1

Предметный указатель к газете «Новое время». Второе полугодие. 1914 год. Пг., 1915;
1915 год. Пг., 1917.
2
Быховский В. В. Немецкие зверства: рассказы потерпевших и очевидцев. М.: С. Ф. Гришин, 1914. 108 с.

сборник» были введены две постоянные рубрики: «Русские официальные сообщения о войне» и «Очерки мировой войны» (впоследствии была переименована в «Очерки мировой войны на море»). В годы войны появились новые издания, в Петрограде начал выходить еженедельный иллюстрированный журнал
«Летопись войны 1914–1917 гг.». Заглавие журнала на обложке и колонтитуле
менялось соответственно году выпуска: «Летопись войны 1914 года»; «Летопись войны 1914–1915 гг.»; «Летопись войны 1914–15–16 гг.»; «Летопись войны
1914–1917 гг.». Всего вышло 132 выпуска. Каждый номер содержал не менее
16 страниц, снабжался многочисленными фотографиями, рисунками, портретами, планами, картами, набросками. Материалы распределялись по разделам:
«Официальный отдел (Высочайшие приказы, циркуляры, распоряжения и проч.)»;
«Официальные донесения с войны»; «Статьи, разъясняющие положение дел»;
«Корреспонденции с войны»; «Разные заметки и статьи о военных событиях
и по поводу их».
В конце 1914 г. началось издание популярного журнала «Война». Его первые
32 выпуска за 1914 – начало 1915 г. (каждый объемом в 16 страниц) были тематическими – «Немецкие зверства», «Кайзер Вильгельм в анекдотах и карикатурах», «Наша союзница Франция», «Наша союзница Англия», «Военные
анекдоты», «Шпионы и шпионки», «Неприятель в анекдотах», «Русский солдат.
Его отвага, добродушие и юмор», «Палачи и мародеры», «Русский офицер»,
«Война в воздухе», «Турки в анекдотах и карикатурах», «Война под водой»,
«Жизнь в плену» (№ 23), «Женщины-герои» (№ 24), «Герои Кавказа». С 1915 г.
издавался литературно-художественный и политико-экономический журнал
«1914 год. Наше воскресенье» (издание «Общества 1914 года»). Тематика его материалов определялась идеологией издателя – борьба с немецким засильем.
Жанровый диапазон публикаций военных лет был чрезвычайно широк:
в газетах – оперативная информация, зарисовки с мест, в журналах – как
информация о произошедших событиях, так и развернутые очерки с попытками их анализа. Получили распространение серийные издания, сборники очерков и статей. Известные ученые для публикации в коллективных трудах предоставляли статьи, связанные с проблематикой начавшейся войны. Во всей
этой литературе с разной полнотой и глубиной освещения нашли отражение
различные стороны военного бытия – патриотический подъем в начале войны
и обличение австро-германских «варваров XX века», состояние народного хозяйства и быт населения, надежды на перемены. И, разумеется, стержневым направлением публикаций стала попытка дать оценку вооруженным силам и, возможно, полному с учетом цензурных ограничений ходу военных действий
на всех сухопутных фронтах и морских театрах. Это относится не только
к сражениям русских армий против германо-австрийско-турецких противников, но и к военным усилиям союзников России: российская печать подробно
информировала о вызванных войной переменах во Франции и Англии, кровопролитных битвах на европейском Западном фронте.
4

Разными составителями и издателями публиковались сборники документов, законов, манифестов, рескриптов, указов, принятых по поводу войны1.
Среди них выделяется сборник в четырех выпусках Е. И. Авербаха. На протяжении всех лет войны он собирал, систематизировал и издавал законодательные, правительственные и другие юридические акты, принятые в России
в связи с войной. Издание носило неофициальный характер, началось в Вильно
и продолжалось в Петрограде вплоть до 1918 г., когда вышел его последний,
пятый, том2.
Международные отношения кануна войны нашли отражение в многочисленных сборниках дипломатических документов. Желание воюющих сторон
оправдать себя и обвинить противника в развязывании мировой войны вызвало
появление в первые дни войны «цветных книг» – подборок дипломатических
документов. Это были серийные издания, каждое из которых отличалось цветом
обложки: в России – «Оранжевая книга», в Великобритании – «Белая книга»,
во Франции – «Желтая книга», в Сербии – «Синяя книга», в Бельгии – «Серая
книга», в Италии – «Зеленая книга», в Германии – «Белая книга», в АвстроВенгрии – «Красная книга». Зарубежные «цветные книги» были оперативно
переведены и изданы в России. Публикация дипломатических документов продолжилась в советское время. Важную роль в извлечении документов из архивов МИД и их публикации сыграл журнал «Красный архив». Он напечатал
не только дипломатическую переписку, но и разнообразные подборки других
документов, в частности Ставки Верховного главнокомандующего и штаба
главнокомандующего армиями Северного фронта за февраль–март 1917 г.3
Ориентиром в поиске помещенных в «Красном архиве» материалов является
аннотированный указатель, который содержит перечень тем коллекций, опуб
ликованных в журнале в 1922–1941 гг.4 Были изданы документы о разложении
1
Дневник войны России с Германией, Австро-Венгрией и Турцией: сб. Высочайших манифестов, воззваний и телеграмм Верховного главнокомандующего, правительственных
сообщений, официальных телеграмм о ходе военных действий. Пг.: Екатерингоф. печ.
дело, 1914. Вып. 1–2; Важнейшие законы, указы и распоряжения военного времени: сб. законов, манифестов, указов Правит. сенату и министрам, Высочайших повелений, постановлений Совета Министров, Военного и Адмиралтейств-Совета, инструкций и распоряжений
министров, изданных во время войны с Германией, Австро-Венгрией и Турцией: в 2 т. /
прил. предмет. указ.; сост. С. М. Левин. Пг.: Изд-во юрид. кн. маг. Н. К. Мартынова, 1915–1916.
2
Авербах Е. И. Законодательные акты, вызванные войной 1914–1915 гг.: в 4 т. Пг.,
1915–1916; Его же. Законодательные акты, вызванные войною 1914 года: законы, манифесты, рескрипты, указы, положения Совета Министров, Военного и Адмиралтейств-Советов,
распоряжения и постановления министров и др.: в 5 т. Изд-во неофиц. Пг.: Тип. А. Г. Сыркина, 1915–1918.
3
Февральская революция 1917 года (Документы Ставки Верховного главнокомандующего и штаба главнокомандующего армиями Северного фронта) // Красный архив. 1927.
Т. 21. С. 3–78; 1927. Т. 22. С. 3–70.
4
Красный архив. 1922–1941. Аннотированный указатель содержания / Р. Я. Зверев.
М., 1960.

русской армии, об экономических аспектах войны1, о некоторых важнейших
боевых операциях2.
Осмысление уроков войны произошло в формате эго-документов – в письмах,
дневниках, военных зарисовках, дебатах современников (политиков, ученых,
военных, рядовых участников и свидетелей событий), выливавшихся на страницы газет, журналов, брошюр и сборников статей, в мемуарах, написанных как
по горячим следам, так и спустя десятилетия, когда живых ее участников и очевидцев уже не осталось. Все они формируют наряду с исследованиями социальную память о войне. Поэтому в необъятном массиве литературы о Первой мировой войне заслуживает внимания пласт печатных изданий, порожденный
стремлением бывших государственных чиновников, а также частных свидетелей и участников событий отразить отношение к войне: первым – официальную оценку, вторым – свое персональное видение.
Личные ощущения и в более широком плане – панораму войны раскрывают
мемуары российских политиков, дипломатов и военачальников. В них дипломаты А. П. Извольский, С. Д. Сазонов, А. А. Гирс, Б. Э. Нольде и другие показали закулисные стороны международных взаимоотношений и процесс принятия ключевых решений. Политические и общественные деятели, в их числе
М. В. Родзянко, П. Н. Милюков, В. В. Шульгин, описали катастрофическую
ситуацию в стране, выход из которой усматривали в перемене власти. Во что
вылилась эта перемена власти, когда она свершилась в результате Февральской революции, видно из воспоминаний деятелей Временного правительства
А. Ф. Керенского, А. И. Гучкова, А. И. Верховского. Генералы А. А. Брусилов,
В. И. Гурко, А. И. Деникин, А. С. Лукомский, Ю. Н. Данилов, как и другие, сетовали на плохое материально-техническое оснащение армии, во многом повлиявшее на неуспех ряда боевых операций, показали ход сражений и свою личную
роль в них, а провалы зачастую объясняли плохим руководством вышестоящих штабов и особенно – неподготовленностью императора Николая II как
Верховного главнокомандующего.
Были опубликованы письма с фронта солдат и офицеров, воспоминания рядовых участников войны. Тема неисчерпаемая, особенно с учетом огромного
объема хранящегося в архивах документального материала. Общим достоянием
стали документы личного характера царствующих особ: переписка Вильгельма II с Николаем II3, дневниковые записи Николая II4 и великого князя Нико1

Экономика империалистической войны... М.: Штаб РККА, 1932. Вып. 1: Экономическая война: (документы периода империалистической войны 1914–1918 гг.). 68 с.
2
«Луцкий прорыв»: труды и материалы к операции Юго-Западного фронта в мае–
июне 1916 года / под ред. П. В. Черкасова. М.: Высш. воен. ред. совет, 1924. 272 с.; ВаршавскоИвангородская операция: сб. док. мировой империалистической войны на русском фронте
(1914–1917 гг.) / Ген. штаб РККА. М.: Изд-во и 1-я тип. Воениздата, 1938. 512 с.
3
Переписка Вильгельма II с Николаем II: 1894–1914 гг. / предисл. М. Н. Покровского;
Центрархив. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923. 198, [14] с.
4
Николай II, имп. (Романов Н. А.). В первые дни мировой войны / предисл. Д. Заславского; подг. к печати А. А. Сергеев // Красный архив. 1934. Т. 3. С. 130–138.

лая Михайловича1, семейная переписка членов императорского дома Романовых2. По публикации эмигрантского издательства в Берлине стали известны
письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II3, воспроизведенные затем журналом «Красный архив»4 и вышедшие отдельным
изданием5.
Не был обойден вниманием и взгляд на Первую мировую войну союзников и противников России. Были изданы в переводе на русский язык воспоминания политических деятелей и военачальников Франции – Р. Пуанкаре,
Ж. Жоффра, А. Ф. Петена, Ф. Фоша, М. Палеолога. Британскую интерпретацию событий представили мемуары Д. Ллойд Джорджа, Ф. Берти, Дж. Бьюкенена, Дж. Фуллера, труды Ю. Корбетта, Г. Ньюболта, Г. Вильсона. Германские
оценки можно почерпнуть из книг императора Вильгельма II, его несостоявшегося наследника кронпринца Вильгельма, канцлеров О. Бисмарка, Б. Бюлова,
Т. Бетман-Гольвега, дипломатов М. Эрцбергера и Ф. Пурталеса, военачальников Э. Фалькенгайма, П. Гинденбурга, Э. Людендорфа, М. Гофмана, адмиралов А. Тирпица и Р. Шеера. Мемуарами министра иностранных дел О. Чернина
представлена Австро-Венгрия. Названный, далеко не полный перечень авторов воспоминаний – политиков, военачальников, дипломатов – дает представление о тех дополнительных возможностях разобраться в событиях, которые
предоставляет ознакомление с мемуарами выдающихся деятелей эпохи Великой войны.
На протяжении 1918–1930-х годов Первая мировая война стала объектом
тщательного анализа со стороны советских гражданских и военных историков. После ее окончания сложились условия, позволявшие более взвешенно оценить причины возникновения и социально-политические последствия войны,
главными из которых были крах российской, германской, австро-венгерской
и турецкой монархий, победа Революции в России. В Советской России, а затем
и в СССР были опубликованы не только дипломатические документы, относящиеся к происхождению и итогам мировой войны, но и исследовательские
труды о международных отношениях предвоенного времени. В исследованиях
1918–1930-х годов широко разрабатывалась тема разложения русской армии
накануне и после Февральской революции 1917 г., что стало благоприятным
фактором победы Октябрьской революции. Эти годы в историографии войны
отмечены выходом большого числа военно-исторических трудов, в создании
1

Николай Михайлович, вел. кн. записки // Там же. 1931. Т. 4/5. С. 140–183.
Николай II и великие князья (родственные письма к последнему царю) / предисл.
В. И. Невского, ред. и вступ. ст. В. П. Семенникова. Л.; М.: Гос. изд-во, 1925. 156 с.
3
Письма императрицы Александры Федоровны императору Николаю II: в 2 т. Берлин:
Слово, 1922. Т. 1. 150 с.
4
Семейная переписка Романовых. Переписка Николая Романова с Александрой Федоровной // Красный архив. 1923. Т. 4. С. 157–221.
5
Переписка Николая и Александры Романовых / предисл. М. Н. Покровского; Центр
архив. Пг.: Гос. изд-во, 1923–1927. Т. 3: 1914–1915 гг. 1923; Т. 4: 1916 год. М.; Л., 1926;
Т. 5: 1916–1917 гг. 1927. [Т. 1–2 не выходили].
2

которых приняли участие многие видные военачальники царской армии, занимавшие в ней высокие командные посты: Я. К. Цихович – командующий армией,
Г. К. Корольков – командир корпуса, А. А. Незнамов – генерал-квартирмейстер
штаба 7-й армии и Румынского фронта, В. Н. Клембовский – главнокомандующий армиями Северного фронта, А. М. Зайончковский – командир корпуса,
М. Д. Бонч-Бруевич – генерал-квартирмейстер штаба 3-й армии Юго-Западного
фронта, а затем генерал-квартирмейстер штаба Северо-Западного фронта. Следует отметить и появление в этот период исследований о боевых действиях
на территории Беларуси.
События войны нашли отражение в художественной литературе1. Роман
А. Барбюса «Огонь» вышел в 1916 г. во Франции, уже к 1919 г. он был опубликован в России шесть раз2 и затем неоднократно переиздавался3. И следующий
антивоенный роман Барбюса – «Ясность» (1919) – тоже вышел на русском языке4.
В 1929 г. три знаменитых романа о войне – Э. М. Ремарка «На Западном фронте без перемен»5, Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!»6, Р. Олдингтона «Смерть
героя» (1929)7 – были опубликованы на языках оригиналов в Германии, США,
Англии. Они были сразу же переведены на русский язык. Все эти книги –
своеобразные манифесты «потерянного поколения» – рассказывали о тех, кто
стал жертвами войны, даже если спасся от снарядов. «Книга, – писал Олдингтон о своем романе, – является надгробным плачем, памятником, быть может,
неискусным, поколению, которое горячо надеялось, боролось честно и страдало
глубоко». В разных контекстах и образах предстает война в трилогии А. Н. Толстого «Хождение по мукам» (1922, 1928, 1941), романах К. А. Федина «Города
и годы» (1924), М. А. Шолохова «Тихий Дон» (1928–1932 и 1937–1940) и многих
других. Как личности проявляют себя в условиях кровопролитных боев, раз1

Эта тема стала объектом исследования уже в межвоенный период: Цехновицер О.
Литература и мировая война. М.: Гослитиздат, 1938. 432 с.
2
Барбюс А. В огне (Дневник одного взвода): роман / предисл. М. Горького. 6-е изд.
Пг.: Петрогр. совет раб. и крест. депутатов, 1919. 299 с.
3
Барбюс А. Собрание сочинений: в 2 т. М.; Л.: Гос. изд-во, 1929. Ч. [1]: Огонь: Дневник
одного взвода. 1929. 334 с.; Его же. В огне / предисл. М. Горького. М.; Л.: Academia, 1935.
343 с.; Его же. Огонь / пер. И. Е. Спивака; под ред. Б. А. Грифцова; предисл. М. Горького.
М.: Гослитиздат, 1936. 304 с.; Его же. Огонь / предисл. М. Горького. Минск: Гос. изд-во
Белоруссии, 1937. 401 с.; Его же. Огонь: сокр. изд. / пер. с фр. В. Парнах. М.: Воениздат,
1940. 212 с.
4
Барбюс А. Огонь. Ясность. Письма с фронта. М.: Худ. лит., 1940. 631 с.; Его же. Огонь.
Ясность. Письма с фронта. М.: Гослитиздат, 1940. 636 с.
5
Ремарк Э. М. На Западе без перемен / авториз. пер. с нем. С. Мятежного и П. Черевина;
под ред. А. Эфроса. М.: Федерация, 1929. 299 с.; Его же. На Западном фронте без перемен /
пер. с нем. С. Мятежного и П. Черевина; под ред. Дм. Уманского. М.; Л.: Земля и фабрика,
1929. 224 с.
6
Хемингуэй Э. Прощай, оружие! / пер. Евг. Калашниковой; предисл. С. Динамова.
М.: Гослитиздат, 1936. 338, 3 с.
7
Олдингтон Р. Смерть героя / авториз. пер. с англ. А. В. Кривцовой, Е. Ланна; предисл.
Д. Горбова. М.; Л.: Худ. лит., 1932. 335 с.

рушения привычного уклада жизни, духовного опустошения и бесконечных
жертв герои М. И. Горецкого. Литературные произведения 1920–1930-х годов
о Первой мировой войне отличает документально точная, облеченная в художественную форму передача военных реалий.
Начиная с 1914 г. в России, а затем и в Советском Союзе к 1941 г. вышло
огромное количество работ о войне разных видов и жанров. Тем не менее
после окончания Великой Отечественной Первая мировая война в Советском
Союзе на долгие годы выпала из национально-культурного дискурса. И лишь
круглые даты – 80-, 90- и особенно 100-летний юбилеи со дня начала и окончания Первой мировой войны активизировали изучение различных ее аспектов.
Но и на фоне всплеска интереса к войне в связи со 100-летним юбилеем полноценного анализа трудов, посвященных ей, до сегодняшнего дня сделано
не было. Даже фундаментальные исследования, такие как «Мировые войны
XX века»1 и «Первая мировая война» в шести томах2, «Первая мировая война:
историографические мифы и историческая память»3, содержат весьма скупые
историографические обзоры, касающиеся ее изучения в межвоенный период.
В них не попали многие крупные труды, не говоря уже о работах других жанров, форматов и объемов. И даже специальные исследования по историографии
Первой мировой войны4 практически не замечают проводившуюся в 1918–1941 гг.
разноплановую научную работу по сохранению памяти о Великой войне. В связи
с отсутствием обобщающего исследования опубликованного документального
и историографического наследия, посвященного Первой мировой войне, и написана наша книга.
В условиях пандемии, охватившей мир, это исследование могло бы появиться еще не скоро, если бы не возможность продолжать его благодаря проведенной библиотеками, научными учреждениями и просто энтузиастами огромной
работе по оцифровыванию множества публикаций, посвященных Первой мировой войне, что позволяло не останавливаться и вести полноценный и эффективный поиск материалов для включения их в книгу.

Мировые войны XX века: в 4 кн. / [Рос. акад. наук, Ин-т всеобщ. истории, Ассоц.
историков Первой мировой войны, Ассоц. историков Второй мировой войны]; редкол.:
В. А. Золотарев [и др.]; рук. проекта О. А. Ржешевский. М.: Наука, 2002–2005. Кн. 1: Первая
мировая война. Ист. очерк / Б. М. Туполев [и др.]; сост. и авт. ст. В. Л. Мальков, Ю. А. Поляков; ред. Г. Д. Шкундин. М., 2002. 686 с.
2
Первая мировая война 1914–1918 годов: в 6 т. / В. А. Золотарев [и др.]; под общ. ред.
С. К. Шойгу; М-во обороны Рос. Федерации. М.: Кучково поле, 2014–2017.
3
Первая мировая война: историографические мифы и историческая память: [в 3 кн.] /
под ред. О. В. Петровской. М.: Рос. ин-т стратег. исследований, 2014.
4
См.: Шубин Н. А. Россия в Первой мировой войне. Историография проблемы (1914–
2000 гг.): дис. ... д-ра ист. наук: 07.00.09. М., 2001. 289 c.

Глава 1

СОБЫТИЯ ВОЙНЫ В ОПЕРАТИВНОМ ОТРАЖЕНИИ
ПЕЧАТНЫХ ИЗДАНИЙ

1.1. Эмоционально-патриотические настроения
начала Великой войны
28 июля 1914 г. Австро-Венгрия объявила войну Сербии, Россия ответила
мобилизацией, западные губернии переводились на военное положение, а массы
народа встретили объявление войны стихийными демонстрациями. Манифес
тации прошли в Санкт-Петербурге и Москве, многих провинциальных городах. «Правительственный вестник» сообщал, что в Туле «состоялась грандиозная патриотическая манифестация в числе свыше 10 тысяч человек, которые
с оркестром музыки и пением национального гимна прошли по главным улицам
города и направились к дому губернатора, где неоднократно исполнялся гимн
и были произнесены патриотические речи. По просьбе горожан была послана
телеграмма сербскому посланнику в Санкт-Петербурге с выражением сербскому народу пожелания победы над врагом»1. Подобные народные демонстрации
проходили повсеместно.
Когда же 1 августа 1914 г. германский посол в Санкт-Петербурге Фридрих
Пурталес вручил министру иностранных дел С. Д. Сазонову ноту об объявлении Германией войны России, волна массового патриотического подъема поднялась до предела. Председатель Государственной Думы М. В. Родзянко описал события в день объявления царского манифеста о войне: «Мы смешались
с толпой. Шли рабочие. Я остановил их и спросил, каким образом они очутились здесь, когда незадолго перед тем бастовали и чуть ли не с оружием в руках
предъявляли экономические и политические требования. Рабочие ответили:
“То было наше семейное дело. Мы находили, что через Думу реформы идут
очень медленно. Но теперь дело касается всей России. Мы пришли к своему
царю, как к нашему знамени, и мы пойдем с ним во имя победы над немцами”»2.
В Минске, Могилеве, Витебске местные органы власти провели «патриотические»
собрания, на которых заявлялось, что война ведется в целях защиты Родины.
Особый подъем наблюдался в Могилеве. Здесь прошли собрания предводителей дворянства, членов земства, почетных граждан, духовенства и учителей,
участники которых заверяли, что население губернии единодушно одобряет
политику правительства и готово на любые жертвы ради Отечества.
1
2

Правительственный вестник. 1914. 19 июля. № 159.
Родзянко М. В. Крушение империи. Л.: Прибой, 1929. С. 95.

Поток газетно-журнальных публикаций патриотического свойства был
огромен: один только М. О. Меньшиков, крупнейший идеолог русского национализма, виднейший публицист того времени, откликнулся на начавшуюся
войну публикацией 163 патриотических и националистических по содержанию статей, лейтмотивом которых стал лозунг: «Должны победить»1. «Россия
не обманет надежд, возлагаемых на нее Государем», – заверяла 21 июля редакция «Голоса Москвы» в передовой статье «Война», – и, «конечно, в эту минуту у нас уже нет ни партий, ни внутренних раздоров». Война была объявлена
всенародной. Это получило поддержку во всех слоях населения. «Народ принял войну, война популярна. В этом не было сомнений уже в первые дни мобилизации», – говорилось в статье «Популярная война» в «Русских ведомостях»
3 сентября. Кадетская газета «Речь» писала в передовой статье 7 сентября, что
с самого начала война стала народной: «До самых глубоких слоев всколыхнула
она океан – Россию. Трудящиеся люди: крестьяне и рабочие пошли на эту войну
сознательно, приняли ее как веление судьбы»2.
Патриотический подъем соединил воедино различные социальные слои.
На начало военных событий откликнулись деятели культуры, поместившие
28 сентября 1914 г. в газете «Русские ведомости» воззвание «По поводу войны.
От писателей, художников и артистов»3. В нем звучал протест против жестокости войны и варварства Германии, в результате чего «гибнут в пожарищах драгоценные
создания искусства, храмы и книгохранилища,
сметаются с лица земли целые города и селения, кровью текут реки», прозвучала тревога,
что широко брошенное рукой Германии семя
национальной гордыни и ненависти пламенем может перекинуться ожесточением к другим народам. Воззвание заверяло о поддержке
курса правительства на освобождение народов
мира от «тевтонского варварства», единении
внутренних сил страны, выражало уверенность в победе России. В очерке «Бельгийцам»
Л. Н. Андреев предрекал победу союзнических
армий: «Наступит некогда день – и в Берлин
Леонид Николаевич Андреев
вступят войска союзных держав. Войдет
1

См.: Репников А. В. Геополитические прогнозы российских консерваторов в период
Первой мировой войны // Предпосылки Первой мировой войны: сб. докл. Междунар. конф.,
9–11 июня 2013 г. Вильнюс, 2013. С. 79.
2
Речь. 1914. 7 сент. С. 1.
3
Среди подписавших воззвание были И. Бунин, М. Горький, А. Серафимович, С. Скиталец, Н. Телешов, И. Шмелев, Ф. Корш, В. Васнецов, К. Коровин, А. Архипов, С. Коненков,
К. Станиславский, Е. Вахтангов, М. Ермолова, Ф. Шаляпин, А. Южин-Сумбатов, П. Струве
и многие другие.

русская армия. Огромная, серая и трудовая, спокойная и неторопливая, она идет
долго по асфальтовым мостовым, отбивая привычный тяжелый шаг.
Войдет французская армия. Легко и весело шагают французы, такие странные
и такие неприличные на улицах мрачного Берлина, в своих старомодных красных шароварах; радостью горят их черные глаза, и с обидным любопытством
рассматривают они свежие памятники прусской столицы, перешептываются,
смеются. А вот и англичане все та же твердая поступь, какою уже
давно измерили они землю, все тот же спокойный и гордый взгляд, все та же
отвратительная манера держаться господами даже в Берлине. Обидно
и горько мрачному Берлину»1. В начале войны в столицах вышли литературнохудожественные сборники и альманахи, наполненные очерками, стихами, посвященными развернувшейся войне2. Один из них прямо указывал – «На помощь
Польше»3, другие – «На помощь жертвам войны»4.

Андреев Л. Бельгийцам // Мир и война. М.: Общее дело, 1914/1915. № 4. С. 3.
Война: лит.-худ. альманах. М.: Меч, 1914. 171 с.; В эти дни: лит.-худ. альманах.
М.: Наши дни, 1915. 192 с.; Священный стяг: стихи о войне 1914–1915 г. Пг.: Изд-во Скобелевского ком., 1915. 52 с.; Война в русской лирике: сб. / сост. В. Ходасевич. М.: Польза, 1915. 114 с.
3
Современная война в русской поэзии. Вып. [1–2] / [сост.] Б. Глинский. Пг.: Тип. т-ва
А. С. Суворина «Новое время», 1915. Вып. 1. С. I.
4
Клич: сб. на помощь жертвам войны / под ред. И. А. Бунина, В. В. Вересаева, Н. Д. Телешова. М., 1915. 220 с.; Невский альманах: жертвам войны писатели и художники: в 2 вып. /
ред. ком.: Ф. Д. Батюшков, С. А. Венгеров, А. Г. Горнфельд. Пг.: О-во рус. писателей для помощи жертвам войны, 1915. Вып. 1: Стихи. Проза. Рисунки. 102 с.
2

Широкий отклик получил призыв собирать деньги на устройство военных
госпиталей и питательных пунктов для пострадавших от военных действий.
Началось движение по сбору добровольных пожертвований. Деятели культуры и искусства, преподаватели перечисляли гонорары на лечение раненых
за концерты и лекции, за продажу книг. Студенты устраивали «кружечные
13

сборы». В октябре 1914 г. в ответ на воззвание к деятелям искусства с призывом собрать деньги на устройство «Лазарета деятелей искусства Петрограда»
общество «Мир искусства» на аукционе продало 262 произведения, вырученную сумму в размере 8500 руб. передало на создание лазарета1.
Одна из наиболее впечатляющих акций – добровольное вступление в действующую армию. Пример показал депутат 2-й, 3-й и действовавшей 4-й Государственной Думы В. В. Шульгин. С началом войны он добровольно ушел на ЮгоЗападный фронт прапорщиком 166-го Ровненского пехотного полка, весной
1915 г. был тяжело ранен в атаке под Перемышлем, из-за невозможности
остаться в строю вынужден был принять заведование фронтовым питательноперевязочным пунктом и лишь для участия в думских сессиях приезжал в Петроград. На фронт уходили литераторы, художники, артисты, учителя, врачи, студенты. В первый год войны число добровольцев из интеллигентов превысило
3700 человек2. Писатель В. В. Вересаев во время войны стал военным врачом
в Коломне, участвовал в организации московского военно-санитарного отряда.
Поэт, прозаик, переводчик и литературный критик Н. С. Гумилев вступил вольноопределяющимся в армию и уже 19 ноября 1914 г. принял участие в боях.
С этой даты вплоть до января 1917 г. он с небольшими перерывами на лечение
находился на фронте, был награжден двумя Георгиевскими крестами, орденом Св. Станислава с мечами и бантом. На фронте Гумилев не оставлял и литературное творчество: печатал критические статьи о русской поэзии, в 17 выпусках «Биржевых ведомостей» опубликовал «Записки кавалериста». Война
в «Записках» выглядит чуть ли не празднично, слишком радужно. Но, может
быть, кто-то и должен был оставлять людям надежду на лучший исход, когда
остальные, даже власти, этой надежды лишали? Известный историк А. Б. Давидсон сопоставляет впечатления Гумилева и оценку обстановки, которую
сделал военный министр А. А. Поливанов на заседании Совета Министров
4 августа 1915 г.: «По-прежнему ничего отрадного, бодрящего. Сплошная картина разгрома и растерянности... Уповаю на пространства непроходимые,
на грязь непролазную и на милость Николая Мирликийского, покровителя
Святой Руси»3. Что сказать об этих двух взглядах? Мечты Гумилева о России,
«завоевывающей и торжествующей», куда ближе и желаннее не оставлявшим
надежды пророчествам военного министра. Гумилев же оставался на фронте
до конца войны, лишь в 1917 г. был переведен в русский экспедиционный корпус во Франции, откуда вернулся в Россию в апреле 1918 г.
Не уклонились от своего долга и деятели культуры, оказавшиеся в действующей армии по мобилизации. Призванный в армию поэт Саша Черный
(А. М. Гликберг) с началом войны служил в полевых госпиталях. Поэт, пере1

Выставка в пользу Лазарета деятелей искусства // Искусство и жизнь. 1915. № 1. С. 6.
Смирнов Н. Н. Война и российская интеллигенция // Россия и Первая мировая война /
редкол.: Н. Н. Смирнов [и др.]. СПб.: Дмитрий Буланов, 1999. С. 263.
3
Подробнее см.: Давидсон А. Мир Николая Гумилева, поэта, путешественника, воина.
М.: Рус. слово, 2008. С. 180–183.
2

водчик и исследователь футуризма Б. К. Лившиц начал службу в 146-м пехотном Царицынском полку летом 1914 г., за храбрость был награжден Георгиевским крестом. Многие деятели культуры с громкими именами отправились
на фронт военными корреспондентами. Среди них – В. Я. Брюсов в качестве
корреспондента «Русских ведомостей».
Патриотический подъем был откровенно антигерманским. Газеты в первые
дни войны были полны рассказов и сообщений об издевательствах, которым
подвергались русские подданные в Германии, не успевшие вовремя покинуть
ее территорию. Они производили ошеломляющий эффект. В патриотической
эйфории население городов иногда переходило допустимую в цивилизованном обществе грань. Толпы манифестантов в Петербурге в первые дни войны
разгромили германское посольство, забрасывали камнями немецкие магазины и кафе. Из столицы были выселены немцы и австрийцы, она потеряла свое
первозданное имя. 31 июля (12 августа) 1914 г. в экстренном добавлении к вечернему выпуску газеты «Биржевые ведомости» было опубликовано сообщение:
«Чешская колония в Петербурге выработала текст обращения к русскому
населению: “Ныне вполне своевременно и уместно вспомнить почин длинного
ряда русских деятелей и мыслителей XVIII и начала XIX веков, которых коробило немецкое название нашей столицы. Пора исправить ошибку предков, пора сбросить последнюю тень немецкой опеки. Мы, чехи, просим общественное управление столицы войти с ходатайством на Высочайшее Имя
об утверждении и обязательном впредь употреблении русского названия столицы “Петроград”. Под этим воззванием чешская колония успела собрать
целую массу подписей среди всех классов населения»1. Император Николай II
18 августа 1914 г. переименовал Санкт-Петербург в Петроград. Его решение
было воспринято неоднозначно. Наряду с одобрением звучали и осуждающие
голоса. Позже знаменитый юрист А. Ф. Кони написал: «Историческое имя,
связанное с его основателем и заимствованное из Голландии, напоминающее
“вечного работника на троне”, заменено, под влиянием какого-то патриотического каприза, ничего не говорящим названием Петрограда, общего с Елизаветградом, Павлоградом и другими подобными»2. И А. Ф. Кони был далеко
не одинок в своем неприятии нового имени столицы.
Несмотря на разочаровавшее многих переименование Санкт-Петербурга, доминировало ощущение всеобщего антигерманского энтузиазма и сплочения;
пусть оно, это ощущение, оказалось иллюзорным, быстро угасавшим в ходе
войны, но тогда, в начале ее, охватило все слои общества. 5 декабря 1914 г.
Министерство внутренних дел утвердило Устав общероссийского «Общества
1914 года». Его целью провозглашалось «содействие самостоятельному развитию производительных и творческих сил России, ее познанию и просвещению
и освобождению русской духовной и общественной жизни, промышленности
1
2

Биржевые ведомости. 1914. 31 июля (12 авг.). № 14281. С. 2.
Кони А. Ф. Петербург. Воспоминания старожила. Пг.: Атеней, 1922. С. 7.

и торговли от немецкого засилья»1. «Общество» планировало вести работу
по разным направлениям: научному, педагогическому, торгово-промышленному, техническому, медицинскому, печати, трудовой помощи, юридическому,
литературно-художественному, – стремясь повсюду поддерживать все русское
и бойкотировать немецкое.
Посол Франции в России Ж. М. Палеолог свидетельствовал: «Война, повидимому, возбудила во всем русском народе удивительный порыв патриотизма. Сведения, как официальные, так и частные, которые доходят до меня
со всей России, одинаковы. В Москве, Ярославле, Казани, Симбирске, Туле, Киеве,
Харькове, Одессе, Ростове, Самаре, Тифлисе, Оренбурге, Томске, Иркутске –
везде одни и те же народные восклицания, одинаковое, сильное и благородное
усердие, одно и то же объединение вокруг царя, одинаковая вера в победу,
одинаковое возбуждение национального сознания. Никакого противоречия,
никакого разномыслия»2.
В основе такого единения в отношении к войне лежало охватившее массы
людей общее настроение, которое социал-демократ Г. В. Плеханов выразил
в таких словах: «Я сочувствую своей родине, когда она подвергается напа
дению»3. Этот лейтмотив стал доминирующим в выступлениях политических
деятелей всех направлений. Лидер конституционных демократов П. Н. Милюков писал о политических настроениях, которые возобладали в момент объявления войны: все «различия должны были стушеваться перед общим проявлением чувства здорового патриотизма при вторжении врага в пределы России...
Но на русской оппозиции лежал особый долг – торжественно засвидетельствовать это чувство по отношению к правительству, с которым мы боролись».
И объяснил почему: «Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства, наш первый долг сохранить нашу страну единой и неделимой и защищать ее положение мировой державы, оспариваемое врагом.
Отложим наши внутренние споры, не дадим противнику ни малейшего предлога рассчитывать на разделяющие нас разногласия и будем твердо помнить,
что в данный момент первая и единственная наша задача – поддержать
наших солдат, внушая им веру в наше правое дело, спокойное мужество и надежду на победу нашего оружия»4. Руководитель партии «Союз 17 октября»,
председатель Государственной Думы М. В. Родзянко говорил французскому
послу в Петербурге М. Палеологу: «Война внезапно положила конец всем
нашим внутренним раздорам. Во всех думских партиях помышляют только
о войне с Германией»5. В выходивших большими тиражами журнальных и га1

Устав «Общества 1914 года» // Прил. к кн.: Сергеев И. И. Мирное завоевание России
немцами. Пг.: Изд-во «Общества 1914 г.», 1915.
2
Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны / пер. с фр.; предисл. М. Павловича. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923. С. 95.
3
Война: сб. ст. / при участии И. Аксельрод [и др.]. [Paris, 1915]. С. 27.
4
Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917): в 2 т. / под ред. М. М. Карповича, Б. И. Элькина. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955. Т. 2. С. 189–190.
5
Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. С. 74.

зетных статьях настойчиво внедрялась в массовое сознание концепция справедливой для России и ее союзников войны против германской и австро-венгерской монархий, стремившихся к порабощению всего мира. По свежим следам событий выходили небольшие, объемом в 20–80 страниц, брошюры,
предназначенные дать массовому читателю, не искушенному в мировой политике, официальную версию причин и целей войны1. С позиций православного патриотизма выступил ряд философов-интеллектуалов2.
Не осталась в стороне университетская профессура. Известный русский
экономист профессор М. И. Туган-Барановский взял на себя труд собрать творческий коллектив, подготовить к изданию сборник «Вопросы мировой войны»,
а заработанные деньги употребить на нужды госпиталя. Свои статьи предоставили виднейшие ученые. Сборник получился внушительным по объему (675 страниц текста), представительным по составу авторов, глубоким по содержанию3.
1

Кашкаров В. На пороге великих событий (замыслы Германии и задачи России).
М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1914. 79 с.; Трубецкой Е. Н. Война и мировая задача России.
М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1915. 23 с.; Майстрах В. Ф. Как мы дошли до войны с немцами?
М.: Тип. АО «Моск. изд-во», 1914. Кн. 1. 48 с.; Его же. Причины мировой войны: двуличие
немцев. М.: Тип. АО «Моск. изд-во», 1914. Кн. 1. 36 с.; Его же. Немецкий задор, близорукость, одичание – как причины мировой войны. М.: Тип. АО «Моск. изд-во», 1914. Кн. 2. 36 с.
2
Трубецкой Е. Н. Смысл войны. М.: Путь, 1914. Вып. 1. 46 с.; Эрн В. Ф. Меч и крест:
ст. о соврем. событиях. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1915. 104 с.; Его же. Время славянофильствует. Война, Германия, Европа и Россия. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1915. 48 с.
3
Вопросы мировой войны: сб. ст. / под ред. М. И. Туган-Барановского. Пг.: Право,
1915. 675 с.

Сами статьи отличала актуальность, в подтверждение только несколько тем: «Мартиролог погибших памятников искусства» (Е. Е. Баумгартен), «Война и психозы» (В. М. Бехтерев),
«Война и деньги» (М. И. Боголепов), «Борьба
европейских держав за Бельгию» (В. А. Бутенко), «Война и право» (В. М. Гессен), «Борьба
народов» (Э. Д. Гримм), «Война с искусством»
(Ф. Ф. Зелинский), «Прошлое двух союзов великих европейских держав» (Н. И. Кареев),
«Национальный вопрос и империализм»
(М. М. Ковалевский), «“Нейтрализация” Дарданелл и Босфора» (П. Н. Милюков), «ЭльзасЛотарингский вопрос накануне великой европейской войны» (Е. В. Тарле), «Влияние войны
Михаил Иванович
на народное хозяйство России, Англии и ГерТуган-Барановский
мании» (М. И. Туган-Барановский) и др.
«Чего ждет Россия от войны» – под таким названием вышел еще один
сборник статей, на страницах которого со своими размышлениями о будущем
мире высказались как известные ученые, политические и общественные деятели, так и литераторы1. Среди них – М. И. Туган-Барановский («Война
и народное хозяйство), М. И. Фридман («Война и финансы»), П. Н. Милюков
(«Территориальные приобретения России»),
В. И. Вернадский («Война и прогресс науки»),
Н. И. Кареев («Мысли о русской науке по поводу настоящей войны»), З. Н. Гиппиус («Война,
литература, театр»), М. А. Славинский («Война
и национальный вопрос»), В. Я. Курбатов
(«Опасности германской художественной культуры»), С. Ф. Знаменский («Основные задачи
в области образования»), В. М. Бехтерев («Война
и здоровье населения России»), П. Н. ШишкинаЯвейн («Война и женщина»), Р. Е. Стрельцов
(«Внешняя политика»). Академик В. И. Вернадский в очерке «Война и прогресс науки»
писал: «Эта война, так или иначе дав выход
силам прошлого, начнет новое будущее. Ясно
для всех, что после пережитого человечеством
величайшего в истории потрясения не могут
Поликсена Нестеровна
продолжаться неизменными те злобы дня
Шишкина-Явейн
и те перспективы, какие, казалось нам, еще
1

Чего ждет Россия от войны: сб. ст. Пг.: Прометей, 1915. 223 с.

на днях могли бы идти без яркого изменения года и десятилетия. После этой войны
неизбежно в жизнь войдет так много нового,
что нельзя будет безнаказанно и спокойно
тянуть старое – как будто ничем не пре
рванное»1. Известная общественная деятельница П. Н. Шишкина-Явейн в очерке «Война
и женщина» утверждала, что война «неизбежно понесет за собою переоценку наших общественных ценностей», «и надо думать, что
не забудется, наконец, и русская женщина,
как гражданка своего отечества», «еще раз
доказавшая свой интерес к общественной
жизни страны, свою политическую зрелость.
Женщина ждет, что настало, наконец, время,
Владимир Иванович
когда ей будет отведено лучшее место в жизни
Вернадский
страны, что исчезнут навсегда законы, лишающие женщину человеческих прав избирать представителей в законодательные учреждения своей страны наряду с преступниками, детьми и идиотами. Женщина ждет, что великая идея “равенства полов перед законом” –
засияет у нас ярким светочем, неся мир и счастие народу»2.
Многие публицисты, общественные и политические деятели, ученые надеялись, что
с окончанием войны «человечество вступит
в новую эру, а международная жизнь в корне
преобразится»3. Как размышлял в 1914 г. депутат 1-й Государственной Думы, профессор
Московского университета С. А. Котляревский, «мы переживаем великий перелом –
и не только в той сфере, в которой непосредственно проходит война. Создаются новые
отношения между государствами и между
народами, закладываются новые основания
для устройства этих государств, новые пути
развития этих народов, но, кроме всего этого,
меняется та духовная атмосфера, в которой
Сергей Андреевич
Котляревский
жило и с которой свыклось современное че
1
Вернадский В. И. Война и прогресс науки // Чего ждет Россия от войны: сб. ст.
С. 63.
2
Шишкина-Явейн П. Н. Война и женщина // Там же. С. 214.
3
Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис / В. Б. Аксенов [и др.]; отв. ред. Ю. А. Петров. М.: РОССПЭН,
2014. С. 11.

ловечество»1. Ректор Петербургского университета профессор Э. Д. Гримм писал: «То, что
должно быть прежде всего учтено, если
кто-либо желает понять значение совершающегося, это именно то, что сражающиеся
народы сделали эту войну своей, признали ее
“настоящей” и вносят в нее всю доступную
каждому из них сумму напряжения духовной
и материальной энергии. Когда она началась,
одни отнеслись к ней как к празднику своей
силы, другие как к неустранимому испытанию,
но все сразу поняли, что решаться тут будет
не вопрос самолюбия и не вопрос о приобретении или утрате стольких-то квадратных миль
территории, а вопрос национально-государственного существования, вопрос о всем буВладимир Михайлович
дущем данной национальной жизни и всей евБехтерев
ропейской культуры»2.
В речи «Моральные итоги Великой мировой войны» (2 февр. 1915 г.),
затем дополненной и опубликованной
в виде отдельной брошюры, академик
В. М. Бехтерев в таких же тонах расценивал общественное настроение первых
дней войны: «Россия встрепенулась,
как один человек, в сознании явной
государственной опасности и, что
характерно, встрепенулась в бодром
стремлении сделать все возможное
для отпора вражескому нашествию,
с которым, как было ясно для всех,
шло торжество германского милитаризма. Ни в печати, ни в государственных учреждениях не было в этом
отношении диссонанса. Война пробудила парализованную до тех пор народную энергию и дала такой мощный
толчок общественной жизни, последствия которого дадут себя чувство1

Котляревский С. А. Война // Вопр. философии и психологии. 1914. Кн. 124 (4). С. 1.
Гримм Э. Д. Борьба народов // Вопр. мировой войны: сб. ст. / под ред. М. И. ТуганБарановского. Пг.: Кн. склад «Право», 1915. С. 1.
2

вать надолго и после войны»1. В. М. Бехтерев утверждал: «Первый основной моральный
общечеловеческий итог, который мы должны
отметить, как результат текущей войны,
это объединение народов Европы в лице союзников против милитаристических стремлений и империализма Германии во имя торжества принципов международного права.
В результате войны мы должны ожидать
глубокого морального переворота в международных отношениях и грядущего торжества принципов права и большей свободы всех
вообще народов»2. Ему представлялось, что
война даст в результате сдвиг человеческой
мысли в направлении большего торжества идеалов права и свободы. «Можно думать, – писал
он, – что нынешняя война составит своего рода Питирим Александрович Сорокин
перелом в жизни народов, и когда пройдут века, то будут смотреть на весь
период до настоящей войны как на период грубого варварства, за которым
последует период другой жизни с иными социальными принципами, ибо после
такой войны, как нынешняя, руководители политики европейских государств
обязаны найти пути к справедливому размежеванию интересов и границ
между отдельными народами, что даст возможность установить с течением времени всеобщий союз народов между собой и обеспечить соответственным образом нейтралитет всех держав, мирно сожительствующих
друг с другом»3. Важнейший моральный итог войны В. М. Бехтерев увидел
в развенчивании германизма как культурного светоча современной Европы.
До войны германская культура была притягательной. С началом военных действий у всех как бы раскрылись глаза: вместе с наглым попранием нейтралитета
Люксембурга и Бельгии стали видны тевтонские приемы бесцельной расправы
с ценнейшими сокровищами наук и искусств, зверского отношения к мирным
жителям со стороны немцев и в Бельгии, и в Польше. Возникло понимание,
что под внешней культурной оболочкой может скрываться антикультурность,
носителем которой проявило себя не только прусское юнкерство, но и другие
слои населения: немцам в целях победы «все дозволено».
Эсеровский идеолог, будущий знаменитый социолог и культуролог П. А. Сорокин высказывался за «успешную оборонительную войну на основе внутренних реформ»4. Писатель Л. Н. Андреев свое принятие войны объяснял тем,
1

[Бехтерев В. М.] Моральные итоги Великой мировой войны / Речь... сказанная акад.
В. М. Бехтеревым. Пг.: Тип. «Кюгильген, Глич и К°», 1915. С. 4.
2
Там же. С. 12.
3
Там же. С. 18.
4
Сорокин П. А. На распутье трех дорог (Война и отношение к ней русской общественной мысли) // Ежемес. журн. 1915. № 9–10. С. 491.

что «на чашу роковых весов возлагалось
не только настоящее, но и будущее России».
По его словам, борьба идет «не за Россию
эмпирическую и сущую, а за Россию мыслимую, желаемую и возможную...»1. Будущий
основатель Дарвиновского музея А. Ф. Котс
высказывал пожелание, «чтобы за близкой
ожидаемой победой пороха и крови, мы дождались позднее и другой победы – цельного,
единого, свободного – естественно-научного –
и все же идеалистического миросозерцания»2.
Оптимистическими надеждами на утверждение в обществе принципа гражданственности был пронизан труд выдающегося философа, литературного критика и публициста
В. В. Розанова «Война 1914 года и русское возрождение»: «Россия и все русские должны быть
перед войной нераздельны. Эти дни, когда
Василий Васильевич Розанов
зашевелились могучие части военного тела
России, мы осязательно и зрительно ощутили воочию и плечом около плеча,
что такое “Государство” и что такое “Отечество”. Увы, в мирное время
мы слишком чувствуем себя только “членами общества” и мало-помалу вовсе
утрачиваем сознание в себе “гражданина”, т. е. члена именно колоссальной
государственной организации. Теперь, когда в лице “запасных” вдруг мы видим своих товарищей по работе, по гражданской службе, своих сослуживцев
по конторе и магазину – “воинами”, совсем в другом платье и принявшими другой вид и осанку, – мы вдруг чувствуем “свое Государство”, точно поднявшееся во всеоружии из мирных рядов вчерашней “публики”. “Население”
и “публика” поднялись “вооруженным народом”, и обыватель скрылся в “гражданине”, в его строгих и ответственных чертах. Вот этой-то “строгости”
и этой-то “ответственности” было мало у нас, – по доброте и снисходительности Государства к нашей обывательщине. Государство в обыкновенное время стоит уже слишком задрапированное, слишком закрытое бытом. Мы его
вовсе не чувствуем. Как Гоголь сказал, что у нас от иного города “три года
скачи – ни до какого государства не доскачешь”, так можно сказать, что
у нас “от публики и быта – до Государства и гражданственности сколько
хочешь скачи – не доскачешь”. Этим отчасти можно объяснить невероятную распущенность русской мысли и русского слова в отношении России,
в отношении Государства, в отношении именно “обязанностей гражданина”,
которые на столько лет точно вымерли в нашей печати. Сейчас все, реши1

Андреев Л. Н. В сей грозный час. Пг., 1915. С. 6, 8.
Котс А. Ф. Наука и мировоззрение в свете кризиса переживаемого времени: наука
и война в их внешнем и духовно-внутреннем конфликте. М.: Тип. В. И. Воронова, 1915. С. 57.
2

тельно до одного все, чувствуют и говорят точь-в-точь так, как говорил бывало Ив. Серг. Аксаков в “Руси” перед турецкой войной. Это – совершенно неслыханное чудо, и преображение вызвано тем, что “враг показался вблизи”, –
враг опасный, не то, что былые турки, о которых мы и заранее знали, что
“победим”, – и что из мирного населения и обывательских рядов поднялись
воины и оружие... Вот это ощущение Государства есть вещь, ничем не заменимая в смысле обучения. В год войны мы многому научимся, – прямо перед
нами многое новое и неожиданное раскроется, – и в новую Думу соберутся
люди с запасом совсем иных чувств и иного сознания в груди. “Научиться Государству” – нельзя из лекций и из книг, а газеты и вообще печатная “обывательщина”, – газеты, беллетристика, театр – только “разучивают Государству”, закрывая и затягивая его все бытом и бытом, все житейскими и житейскими “язвительностями”. Все это имеет свою цену, и хорошую цену;
но, однако, все это совершенно закрывает от нас одну великую драгоценность –
вооруженное, могучее Отечество, готовое пойти на врага. В “быту” мы все,
естественно, слишком раздробились и только в войне чувствуем себя “все
вместе”. Это несравненный опыт. Это то политическое воспитание, которого вовсе не дают нам юридические факультеты, которые суть какое-то
“книжничество и фарисейство государственности”»1.
Народный патриотический подъем соединил воедино различные социальные слои. Британский посол в Петербурге Дж. Бьюкенен хорошо уловил, по его
мнению, господствовавшее в общественном мнении настроение: «Либеральные и прогрессивные партии были одушевлены надеждой, что война, вызвавшая такое тесное соприкосновение царя с народом, послужит началом новой
эры конституционных реформ»2. Современники в обстановке вызванного
войной общественного подъема были едины в своих надеждах на благотворные
перемены – тезис, нашедший развернутое подтверждение в статьях В. В. Шелохаева и А. А. Иванова3. Однако эмоционально-патриотический порыв, охвативший разные слои общества в первые месяцы войны, был недолог. Поражение 1914 г. в Восточной Пруссии, отступление русской армии из Галиции,
Польши и Литвы летом–осенью 1915 г., оккупирование германскими войсками огромной территории страны, тяжелые потери и все более размывавшиеся
перспективы победы привели к разочарованию, окончательно сняли патриотический накал, а Февральская и Октябрьская революции 1917 г. кардинально
1
Розанов В. В. Война 1914 года и русское возрождение. Пг.: Тип. т-ва А. С. Суворина
«Новое время», 1915. С. 35–38.
2
Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. Со ст. А. Керенского «Временное правительство
и царская семья» / пер. с англ. С. А. Алексеева, А. И. Рубена; предисл. В. Гурко-Кряжина.
2-е изд. М.: Гос. изд-во, 1925. С. 134.
3
Шелохаев В. В. Первая мировая война в оценках российской либеральной интеллектуальной элиты // Россия в Великой войне: материалы Междунар. обществ.-науч. форума
«Великая война. Уроки истории». М.: Изд-во Гос. Думы, 2014. С. 124–141; Иванов А. А.
«Священное единение», «патриотическая тревога» и «штурм власти»: эволюция настроений российского парламента в годы Первой мировой войны (1914–1917) // Там же. С. 141–155.

изменили вектор развития страны. Тот же Брюсов уже в мае 1915 г. окончательно вернулся с фронта, не имея ни малейшего желания вновь видеть поле
сражения. Как точно определил великий князь Александр Михайлович, «восторги первых месяцев войны русской интеллигенции сменились обычной ненавистью к монархическому строю»1.
И уже после Февральской революции был опубликован текст «Европейская политика России», принадлежавший дипломату, члену Государственного
Совета Р. Р. Розену. Это был меморандум, переданный им в октябре 1912 г.
Правительству. Розен предостерегал от втягивания России в европейские конфликты, ничем не затрагивавшие ее интересы2. Он предсказывал, что даже
при победоносном исходе участие России в войне не может дать ей ничего,
в случае же поражения ей грозит потеря ее западных окраин и расчленение
империи3. Стране грозила только катастрофа. Дальнейший ход событий подтвердил пророчество грозных предостережений Р. Р. Розена.

1.2. Причины и виновники военного конфликта
1.2.1. Обнародование дипломатической переписки
кануна и начала войны
Сараевское убийство, вылившееся в межгосударственный конфликт между
Австро-Венгрией и Сербией и в общеевропейский июльский кризис 1914 г.,
стало детонатором европейской войны, быстро переросшей в мировую. Правительства воюющих стран вынуждены были объясняться и в первые дни и недели войны опубликовали собственную дипломатическую переписку периода
политического кризиса лета 1914 г. Посредством специально подобранных документов они формировали удобную для себя версию событий, трансформировавших мир в войну. Сборники, имевшие названия «Белая книга», «Синяя
книга», «Желтая книга», «Зеленая книга», «Серая книга», «Оранжевая книга»,
были переведены на русский язык и изданы в России на протяжении 1914–1916 гг.
в серии «Документы, относящиеся к Великой европейской войне 1914 г.». Многие
из «цветных книг» выпускались неоднократно – параллельно разными издательствами. Были опубликованы документы России («Оранжевая книга)», Великобритании («Белая книга»), Франции («Желтая книга»), Сербии («Синяя книга»),
Бельгии («Серая книга»), Италии («Зеленая книга»), Германии («Белая книга»),
Австро-Венгрии («Красная книга»). Все сборники документов составлялись
ради оправдания собственной политики, доказательства невиновности своей
1

Романов А. М. Книга воспоминаний. М.: АСТ; СПб.: Полигон, 2009. С. 299.
Розен Р. Р. Европейская политика России. Доверительный меморандум, составленный летом 1912 года, в предвидении приближения мировой войны и грозящей России катастрофы, и сообщенный Правительству в октябре того же 1912 года. Пг.: Тип. А. Бенке,
1917. 40 с.
3
Там же. С. 27.
2

страны в разжигании всемирной бойни
и необходимости защищаться от агрессии противника, т. е. ответственность
за развязывание войны в одних случаях обоснованно, в других – предвзято
стремились возложить на противоположную сторону. Стоит ли удивляться, что одно из изданий германской
«Белой книги» вышло в России под заголовком «Книга лжи».
Сербская «Синяя книга». Сербский сборник документов, вышедший
под названием «Синяя книга», содержал исчерпывающую дипломатическую переписку сербского руководства с ведомствами иностранных дел
европейских государств и собственными посольствами в них в связи с сараевским убийством наследника австровенгерского трона Франца Фердинанда1. Приведенные в «Cиней книге»
документы свидетельствуют, что сербская сторона всячески стремилась урегулировать конфликт с Австро-Венгрией и, наоборот, Габсбургская монархия
отказывалась пойти на компромисс, последовательно, несмотря на примирительные шаги Сербии, нагнетала напряженность. Итогом стало объявление
телеграммой от 28 июля 1914 г. войны Сербии, переросшей в мировую. После
Февральской революции вышла, с предисловием М. В. Родзянко, книга «Союз
Болгарии с Германией перед судом свободной России», составленная секретарем сербской миссии Д. Т. Димитриевичем2.
Австро-венгерская «Красная книга». В свою очередь, Австро-Венгрия
издала свой сборник дипломатических документов, оперативно переведенный
на русский язык3. Ее предваряет обширная вводная статья (без указания автора),
которая излагает австрийскую версию предыстории войны. Разумеется, в ней
виновны Сербия и страны Антанты, но не Габсбургская монархия: «Надежды
Монархии не оправдались: она увидела, что ей впредь невозможно будет жить
с Сербией по-добрососедски и в мире». Это вытекает из того, что «Сербское
Правительство, хотя и связало себя обещанием поддерживать с Австро1
Синяя книга: Сербская дипломатическая переписка, относящаяся к войне 1914 г. /
пер. Н. М. Лагова. Пг.: Тип. акционер. о-ва «Альфа», 1915. 55 с.
2
Димитриевич Д. Т. Союз Болгарии с Германией перед судом свободной России: (факты
и документы) / предисл. М. В. Родзянко. Пг., 1917. V, 105 с.
3
Красная книга: Австро-Венгерская дипломатическая переписка, относящаяся к войне
1914 г. [29 июня – 24 августа 1914 г.] / пер. Н. М. Лагова. Пг.: Тип. Р. Г. Шредера, 1915. 128 с.

Венгрией добрососедские отношения,
позволило, однако, своей прессе неслыханным образом разжигать ненависть
к Монархии»1, а «то продление срока,
которое мы, по просьбе России, должны
были дать Сербии для ответа на наши
требования, только дало бы белградскому Правительству возможность
прибегнуть к новым уверткам и новой
проволочке; кроме того, это служило
открытой дверью для вмешательства
какой-либо державы в ее пользу. Вот
почему мы вынуждены были отказать
в продлении срока»2. Английское предложение передать вопрос на рассмотрение международной конференции «само
по себе не было годным». Да и вообще
«державы Тройственного согласия совершили крупную несправедливость, когда, под влиянием политического эгоизма... взяли сторону этого обремененного
преступлениями Государства»3. О России же в «Красной книге» особый разговор. Ее, Россию, отличает «упорное стремление к мировому владычеству»,
но которому «несокрушимый блок центральных европейских Империй преграждал... путь к мировой гегемонии»; и потому Россия его хотела разрушить,
а Германию – изолировать. И венец австрийской аргументации: «В согласии
с эгоистической политикой Великобритании и с желанием реванша французской Республики петроградское Правительство не пренебрегло ни единым средством, которое полезно было для обеспечения за тройственным Согласием
преобладания в Европе, в частности за Россией – свободного пути к осуществлению ее самых смелых помыслов... Под страшной угрозой своим жизненным
интересам Австро-Венгрия и Германия могли выбрать одно из двух: или защищать свои права и свою безопасность, или отступить перед угрозой
России»4. И в подтверждение австрийской версии происхождения войны – соответствующим образом подобранные дипломатические документы внешнеполитического ведомства.
Российская «Оранжевая книга». Еще накануне объявления Австро-Венгрией войны Сербии Николай II телеграммой 27 июля в Белград, приведенной
в сербской «Синей книге», заверил, что «ни в коем случае Россия не останется
1

Красная книга: Австро-Венгерская дипломатическая переписка, относящаяся к войне
1914 г. [29 июня – 24 августа 1914 г.]. С. 3–4.
2
Там же. С. 5.
3
Там же. С. 6.
4
Там же. С. 9.

равнодушной к участи Сербии»1. Когда же война началась, Россия должна
была принять трудное решение – выступить против Австро-Венгрии в защиту
Сербии или воздержаться. Российская дипломатическая переписка, изданная
в виде «Оранжевой книги», раскрывает динамику развития событий2. Сборник
открывает телеграмма поверенного в делах России в Сербии В. Н. Штрандтмана министру иностранных дел Сазонову об ультиматуме Австро-Венгрии относительно убийства Франца Фердинанда, и он содержит всю последующую переписку по этому поводу. Завершает его нота, переданная 24 июля 1914 г. послом
Австро-Венгрии в Петербурге Ф. Сапари об объявлении войны: «Принимая
во внимание угрожающее положение, занятое Россиею в конфликте между
Австро-Венгерской монархией и Сербией, и ввиду факта, что вследствие этого
конфликта Россия, согласно сообщению Берлинского кабинета, сочла нужным
открыть военные действия против Германии и что последняя находится поэтому в состоянии войны с названной державой, Австро-Венгрия считает
себя также в состоянии войны с Россией, считая с настоящего момента»3.
В этих обстоятельствах было необходимым объявление всеобщей мобилизации армии. Но это привело бы к столкновению с Германией. Вот как излагает
1

Синяя книга: Сербская дипломатическая переписка, относящаяся к войне 1914 г. С. 43.
«Оранжевая книга» выходила в издательстве Г. А. Шумахера и Б. Д. Брукера и в издательстве товарищества «Грамотность».
3
Оранжевая книга: сб. дипломатических док.: Переговоры от 10 до 24 июля 1914 г.,
предшествовавшие войне. Прил.: Высочайшие манифесты о войне с Германией и Австрией. Речь государя императора в Зимнем дворце 26 июля 1914 г. Историческое заседание
Гос. Думы 26 июля 1914 г. СПб.: Тип. Г. А. Шумахера и Б. Д. Брукера, 1914. 64 с.
2

ситуацию генерал А. С. Лукомский, который в Военном министерстве отвечал за разработку мобилизационных планов. Его суждения свидетельствуют,
что не дать повод Германии было возможно лишь при одном условии: провести
мобилизацию только в Киевском и Одесском военных округах и сосредоточить
войска, отмобилизованные во внутренних округах, исключительно в районе
Киевского военного округа, т. е. на границе с Австро-Венгрией. Мобилизацию
на территории Варшавского военного круга или сосредоточение там войск,
отмобилизованных во внутренних округах, Германия неизбежно признала бы
непосредственной угрозой. Технически отказаться от мобилизации в Варшавском военном округе, признает А. С. Лукомский, можно было, если бы этому
округу не угрожала опасность со стороны Австро-Венгрии. Но ее следовало
учитывать. А. С. Лукомский утверждал: «Отказаться от мобилизации в этом
округе и отказаться от сосредоточения на его территории корпусов, мобилизуемых в Петроградском, Московском и Казанском военных округах, было невозможно, так как мы знали доподлинно, что сильная группа австро-венгерских
войск, по окончании сосредоточения, будет наступать в разрез между Киевским
и Варшавским военными округами в Люблинский район и на Брест-Литовск.
Следовательно, отказавшись от мобилизации и сосредоточения в Варшавском
военном округе, мы заранее обрекали себя на невозможность в будущем произвести мобилизацию значительной части Варшавского округа. Это было бы
равносильно обречению себя на проигрыш кампании»1. Николай II колебался,
об этом свидетельствует министр иностранных дел С. Д. Сазонов, в личном
докладе императору изложивший свои, военного министра В. А. Сухомлинова
и начальника Генерального штаба Н. Н. Янушкевича доводы о безотлагательной
необходимости мобилизации армии2. Уже само ее проведение предопределяло
неотвратимость втягивания в войну. Николай II с трудом согласился, и 30 июля
Россия начала ее проводить. Использовав мобилизацию в качестве предлога,
Германия 1 августа заявила о состоянии войны с Российской империей.
Германская «Белая книга». Германские объяснения содержатся в официальной «Белой книге о возникновении германо-русско-французской войны».
В России вышло несколько изданий3. Одно из них называлось «Книга лжи»4.
Собранные германским МИД документы дипломатической переписки имели
целью создать представление об энергичных посреднических усилиях Германии
1

[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Берлин: Отто Кироснер
и К°, 1922. Т. 1: Период Европейской войны. Начало разрухи в России. Борьба с большевиками. С. 51–52.
2
Сазонов С. Д. Воспоминания. Париж: Кн. изд-во Е. Сияльской, 1927. С. 242–249.
3
Германская «Белая книга»: обмен дипломат. депеш между Германией, Россией и другими государствами перед войной. Берлин: Тип. М. В. Мейер, 1914. 48 с.; Германская
«Белая книга» / пер. с примеч., составленный на основании рус., фр. и англ. дипломат.
док. / [М-во иностр. дел, Берлин, авг. 1914 г.]. Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. 56 с.
4
Книга лжи: Германская «Белая книга» о возникновении германо-русско-французской
войны: по представленным Рейхстагу материалам / пер. Р. Маркович. Пг.: Кн. маг. б. Мелье
и К°; Тип. т-ва «Екатерингофское печ. дело», 1915. 63 с.

по предотвращению войны. Канцлер Германии Теобальд фон Бетман-Гольвег
28 июля 1914 г. инструктировал послов в союзных государствах: «Долг уберечь
Европу, если только есть к этому какая-нибудь возможность, от всеобщей
войны, подсказывает нам поддержку тех стремлений, которые направлены
на локализацию конфликта». Это должно было означать, что Германия готова
выступить посредником в умиротворении сторон. Но, продолжил канцлер,
если вследствие вмешательства России местному пожару придется распространиться, мы «пребудем в спокойном сознании, что мы не виновны в том
бедствии, какое принесет война народам Европы»1. Император Вильгельм II,
в свою очередь, в телеграмме от 30 (17) июля 1914 г. предостерегал Николая II:
«Если Россия... мобилизуется против Австро-Венгрии, то посредническая
роль, которую Ты дружески возложил на меня и которую я по ясно выраженной Тобою просьбе взял на себя, пострадает от этого, если не станет невозможной. Решение ложится теперь всею тяжестью на Твои плечи, им придется нести ответственность за войну или мир»2. А дальше накал угроз шел
по нарастающей: 31 июля германский имперский канцлер инструктирует посла
в Петербурге: «Россия мобилизовала всю армию и весь флот, – следовательно, против нас также. Вследствие этих русских мер мы вынуждены высказаться для безопасности государства об угрожающей войне, что еще не означает мобилизации. Но мобилизация должна будет последовать, если Россия
в течение двенадцати часов не прекратит всякие военные меры против нас
и Австро-Венгрии и не сделает нам об этом определенного заявления»3.
Для российского дипломатического ведомства не было неясностей в подоплеке германских демаршей. Министр иностранных дел С. Д. Сазонов впоследствии трактовал их следующим образом: «В 1914 году Германия, действительно, не изыскивала повода к войне, но раз, что он был для нее найден АвстроВенгрией, она решилась воспользоваться случаем свести счета с восточным
и западным соседями, сломить, раз навсегда, их силу и, затем, спокойно приступить к осуществлению своего плана пересоздания Средней Европы на новых
началах, которые превратили бы ее, для нужд и потребностей Германии, в преддверие Ближнего Востока»4. Финиш германских дипломатических маневров
наступил быстро: 1 августа 1914 г. канцлер Бетман-Гольвег телеграфировал послу
в Петербурге: «Известите, что Германия считает себя в состоянии войны с Россией.
Документы о российско-турецких отношениях. Россия, оказавшаяся в состоянии войны с Австро-Венгрией и Германией, все еще находилась в мире
с Османской империей. Но военно-политическая связь с Германией предопределяла быстрое сползание Турции к войне. Как это происходило, позволяют
судить переписка Министерства иностранных дел России с российским послом
1

Книга лжи: Германская «Белая книга» о возникновении германо-русско-французской
войны: по представленным Рейхстагу материалам. С. 50–51.
2
Там же. С. 60.
3
Там же. С. 61.
4
Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 197.

в Константинополе, собранная во «Второй Оранжевой книге»1, а также отчеты о переговорах российского посла
в Османской империи М. Н. Гирса с турецким Великим Визирем, опубликованные в «Сборнике дипломатических
документов»2. Преобладающую часть
сборника составляют телеграммы
М. Н. Гирса министру иностранных
дел России С. Д. Сазонову, а среди них
значительное место занимает информация относительно проникновения германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау»
в Черное море. Документы наглядно показывают роль этих кораблей как инструмента втягивания Османской империи в Первую мировую войну на стороне Центральных держав. М. Н. Гирс
телеграфировал С. Д. Сазонову 26 июля
1914 г.: «Сообщают, что крейсера “Гебен” и “Бреслау”... направляются, повидимому, в Дарданеллы»; 26 июля – «Сегодня Великий Визирь заявил мне,
что “Гебен” и “Бреслау” он через Дарданеллы никоим образом не пропустит»;
29 июля – «“Гебен” и “Бреслау” входят в Дарданеллы. Говорят, что турецкое
правительство купило их»; 30 июля – «“Гебен” и “Бреслау” еще в Ногаре. Крейсера, встреченные турками восторженно, получают здесь уголь от турецких
властей. Турецкие миноносцы выходят из Дарданелл в море и сообщают германским судам результаты своих разведок»; 31 июля – «Великий Визирь ответил мне, что покупка судов состоялась»; 1 августа – «В 7 часов вечера “Гебен”
и “Бреслау” были еще под германским флагом»; 14 августа – «По упорно держащемуся слуху, на днях предстоит выход “Гебена” и “Бреслау” в Черное море».
Как стало известно много позднее, М. Н. Гирс, посылая эту телеграмму
14 августа, еще не знал, что 2 августа в глубокой тайне был подписан германотурецкий союзный договор. Он предусматривал, что «в случае войны германская военная миссия останется в распоряжении оттоманского правительства. Оттоманское правительство обеспечит осуществление действенного
влияния и действительной власти этой миссии в операциях турецкой армии»3.
Незнание этого ключевого обстоятельства объясняет локальный характер последующих сообщений Гирса: 16 августа – «В Турцию подвозятся из Германии
1

Вторая Оранжевая книга: Дипломатическая переписка России, предшествовавшая
войне с Турцией. Пг., [1914]. 64 с. (Дипломатический арх.; т. 6).
2
Сборник дипломатических документов. Переговоры от 19 июля до 19 октября 1914 года,
предшествовавшие войне с Турцией / М-во иностр. дел. Пг., 1914.
3
История дипломатии. М.: Изд-во полит. лит., 1965. Т. III. С. 7.

морские и сухопутные нижние чины»;
28 августа – «Я предупредил Великого
Визиря, что появление в Черном море
“Гебена” и “Бреслау” может привести
к осложнениям, тем более, что находящиеся на них германские офицеры
будут добиваться таких осложнений»;
9 сентября – «Ввиду состоявшегося решения Совета Министров не посылать
флота в Черное море, Германский Посол
все же послал туда “Бреслау”, а затем
сообщил Великому Визирю, что германские суда лишь до известной степени
подчинены туркам и что они предназначены служить не только турецким,
но главным образом германским интересам»; 20 сентября – «Появление “Гебена” и “Бреслау” совершенно вскружило голову туркам, чем не замедлили
воспользоваться немцы и австрийцы для окончательного привлечения Турции
на свою сторону». И заключительный акт российско-турецкого балансирования на грани войны: 16 октября 1914 г. С. Д. Сазонов сообщил М. Н. Гирсу, что
турки совершили морской набег на Одессу и Феодосию и в связи с начавшимися военными действиями предписал покинуть Константинополь. М. Н. Гирс
доложил: «18 октября состоялся отъезд Императорского посольства, Генерального консульства, а равно большинства членов российской колонии»1.
Вслед за объявлением Россией войны Турции о состоянии войны с Оттоманской империей заявили Англия и Франция.
Бельгийская «Серая книга». История нарушения бельгийского нейтралитета и захвата Бельгии немцами отражена в массиве документов бельгийской
«Серой книги», охватывающей период 24 июля – 29 августа 1914 г. Она была
издана и в России2. Под предлогом защиты от гипотетического нападения
Франции (нет «никакого сомнения в том, что Франция намерена двинуться
на Германию через бельгийскую территорию», заявляли немцы) Германия
2 августа 1914 г. предъявила Бельгии ультиматум: «Если же Бельгия выступит
враждебно против германских войск и особенно если станет чинить затруднения их поступательному движению сопротивлением укреплений на Маасе
или разрушением путей, железных дорог, туннелей или других искусственных сооружений, то Германия будет вынуждена смотреть на Бельгию, как
1

Сборник дипломатических документов. Переговоры от 19 июля до 19 октября
1914 года, предшествовавшие войне с Турцией. С. 7–8, 10–13, 19, 21, 31, 37, 47.
2
Серая книга: сб. бельгийских дипломатических док. Пг.: Б-ка Великой войны, 1915.

на врага»1. 3 августа Германия объявила войну Франции, а 4 августа в нарушение бельгийского нейтралитета немцы вторглись в эту страну. Реакция гарантов нейтралитета Бельгии, Великобритании и Франции последовала незамедлительно, о чем и говорят «цветные книги» этих стран.
Британская «Белая книга». Выпущенная в России двумя издательствами
британская «Белая книга»2 включает большой массив дипломатической переписки кануна войны, в том числе речь министра иностранных дел Эдуарда Грея
в Палате общин 3 августа (21 июля) 1914 г., в которой изложена английская версия развития кризиса: «Мы прилагали все усилия к сохранению мира не только
для нашего отечества, но и во всей Европе. В настоящий момент события чередуются с такой быстротой, что крайне затруднительно определить с технической точностью действительное положение дел, но ясно то, что мир Европы
не может быть сохранен. Россия и Германия, во всяком случае, объявили войну
друг другу... Мы согласно действовали с единственным намерением и со всей
доступной нам ревностностью, чтобы сохранить мир», но «в настоящем
кризисе не было никакой возможности обеспечить мир Европы, ибо было мало
1

Серая книга: сб. бельгийских дипломатических док. С. 41.
Белая книга. Европейский кризис: Дипломатическая переписка Англии, предшествовавшая войне. Авг. 1914 г.: Представлена обеим палатам Парламента по повелению
его величества короля Георга V / прил.: Речи сэра Э. Грея в Палате общин 3 августа 1914 г.
и Извлечения из парламентских дебатов в исторических заседаниях Палаты общин.
Пг.: Изд-во «Освобождение», С. И. Питтель, 1914. 191 с.; Белая книга: Переписка Англии,
относящаяся к европейскому кризису, представленная обеим палатам по повелению короля Георга V. Авг. 1914 г. Пг.: Я. С. Розен, 1914. 112 с.
2

времени и было намерение, по крайней мере, – у некоторых сторон, на которых
я не стану долго останавливаться, – заставить вещи быстро приблизиться
к концу, во всяком случае – с большим риском для мира... результатом является
то, что политика мира, поскольку это относится к Великим Державам,
в опасности»1. Слова британского министра следует толковать так: стремящиеся
1

Речь сэра Э. Грея в Палате общин 3 августа 1914 г. // Белая книга. Европейский кризис:
Дипломатическая переписка Англии, предшествовавшая войне. С. 159–160.

к войне были, и это – «Великие Державы», но не Великобритания. Однако она,
связанная обязательствами о гарантиях
бельгийского нейтралитета, 4 августа
объявила войну Германии в связи с ее нападением на Бельгию.
Предали огласке и курс британской
внешней политики относительно турецкого направления, опубликовав отдельную
«Белую книгу», содержавшую дипломатическую переписку России и Англии,
предшествовавшую войне с Турцией1.
Французская «Желтая книга».
Во вступительной статье к французской
«Желтой книге»2 член Французской Академии Габриэль Ганото, в 1894–1898 гг.
занимавший пост министра иностранных дел Франции, описывает действия
правительств Антанты и Тройственного
союза накануне войны: «Тщетно восклицает г. Сазонов: “я буду вести переговоры до последней минуты!” Тщетно сэр Эдуард Грей расточает свои услуги и усилия. Все рушится перед умышленным намерением Берлина “порвать
нить”». Вывод Г. Ганото о виновности Габсбургов и Гогенцоллернов однозначен: «Австрия вызвала войну присоединением Боснии и Герцеговины; Германия же хотела ее, чтобы навязать миру свою гегемонию, чтобы насытить
свою алчность к захватам, чтобы идти за военной партией, которая не видела
другого исхода из внутренних и внешних осложнений»3. Франция, столкнувшись с вторжением германской армии в Бельгию, территорию которой она рассматривала как удобнейший плацдарм нападения на Францию, а также с объяв
лением 3 августа Германией войны Франции вынуждена была заявить о состоянии войны с Германской империей4.
1

Белая книга: О войне с Турцией: Дипломатическая переписка Англии, предшествовавшая войне с Турцией: [С 22 июля по 22 окт. / пер. с прил. подробного оглавления дипломатических док.]. Пг.: М. В. Попов, 1914. 158, XXXV с.; Война с Турцией: вторая Белая книга: дипломатическая переписка Англии, предшествовавшая разрыву с Турцией.
Пг.: Изд-во «Освобождение», С. И. Питтель, 1915. 144 с.
2
Желтая книга: [Дипломатическая переписка Франции, предшествовавшая войне]:
Со вступ. ст. акад. и бывшего министра иностран. дел Габриэля Ганото. Пг.: Изд-во «Освобождение», С. И. Питтель, [1915]. XVI, 192 с.
3
Ганото Г. Что такое «Желтая книга» // Желтая книга: [Дипломатическая переписка
Франции, предшествовавшая войне]. С. XV–XVI.
4
Желтая книга: [Дипломатическая переписка Франции, предшествовавшая войне].
С. 175–176.

Виктор Эмануил III

Франц Иосиф I, император Австро-Венгрии

Итальянская «Зеленая книга». Этот сборник вышел последним в ряду
«цветных книг»1. Первую мировую войну Италия, формально находясь в составе Тройственного союза, встретила вместе с Германией и Австро-Венгрией,
но уже 3 августа 1914 г. объявила о своем
нейтралитете. Тем не менее она надеялась
извлечь из членства в Тройственном союзе
определенную пользу. Итальянский посол
в Вене Аварна 12 декабря 1914 г. заявил министру иностранных дел Австро-Венгрии
Берхтольду: «Уже одно вступление АвстроВенгрии в Сербию, даже будучи временным,
предоставляет нам право на компенсации,
так как является достаточным для нарушения санкционированного трактатом (о Тройственном союзе. – И. Ч.) балканского равно
весия»2. Не получив желаемого, Италия переориентировалась: 3 мая 1915 г. итальянский
министр иностранных дел Соннино телеграммой послу в Вене поручил сообщить
австрийцам: «Италия утверждает и заявляет, что с этого момента она возвращает
1

Зеленая книга. Итальянская дипломатическая переписка, относящаяся к войне 1914 года
(9 декабря 1914 года – 4 мая 1915 года) / пер. с итал.; под ред. Н. М. Лагова. Пг.: [Тип. Р. Г. Шредера], 1916. 127 с.
2
Зеленая книга. Итальянская дипломатическая переписка, относящаяся к войне 1914 года
(9 декабря 1914 года – 4 мая 1915 года). С. 6.

себе полную свободу действий и объявляет уничтоженным и потерявшим
действительную силу свой Союзный трактат с Австро-Венгрией»1. 26 апреля
1915 г. в Лондоне Италия подписала договор с Англией, Францией и Россией
о вступлении в Антанту. Завершением процесса переформирования Антанты стало подписание 17 ноября 1915 г. Италией, Россией, Великобританией,
Францией и Японией декларации, которой обязались «не заключать отдельно
мира в настоящей войне»2.
1.2.2. Дипломатическая история войны
на страницах печатных изданий
Начавшаяся война вызвала публикации, авторы которых стремились с разных сторон и точек зрения осветить колониальные противоречия, причины
и цели вступления в войну каждой из противоборствующих сторон, выяснить, кто начал первым, а значит, и есть главный виновник. Рассчитанные на
широкого читателя популярные издания выходили оперативно, их тематика
корректировалась с учетом изменившейся обстановки. Точно ко времени издательство «Брокгауза и Ефрона» в серии «История Европы по эпохам и странам
в Средние века и Новое время», предназначенной для людей, желавших пополнить и расширить свои исторические знания, опубликовало книгу Н. П. Борецкого-Бергфельда «Колониальная история западноевропейских континентальных стран»3.
«Пороховым погребом Европы» накануне войны стали Балканы. События, происходившие там, непосредственным образом затрагивали интересы
России. Она, в противовес Австро-Венгрии, стремилась сохранить на Балканах стабильность положения и баланс сил в том виде, в каком они сложились в ходе предшествующего противоборства, не допустить изменения
ситуации вследствие действий какой бы то ни было великой державы, обес
печить устойчивое развитие балканских государств. Реализация этих основополагающих принципов балканской внешней политики считалась необходимым условием укрепления российского влияния в данном регионе.
Периодическая печать активно откликнулась на эти события. Главным лейтмотивом выступлений, если не считать информационные сообщения, а принимать в расчет аналитические статьи, была оценка реакции России сначала на аннексию Австро-Венгрией в октябре 1908 г. Боснии и Герцеговины (автономных, а фактически – турецких в то время провинций), а затем
и на Балканские войны, ставшие грозными предшественниками мировой
войны. За их ходом в России пристально следили, и по горячим следам
1

Зеленая книга. Итальянская дипломатическая переписка, относящаяся к войне 1914 года
(9 декабря 1914 года – 4 мая 1915 года). С. 119.
2
Там же. С. 120.
3
Борецкий-Бергфельд Н. П. Колониальная история западноевропейских континентальных стран. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1914. 232 с.

были изданы как сборники документов по ним1, так и работы военнотехнического характера 2.
В российских публикациях Балканские войны рассматривались как неудача
внешней политики России. П. Н. Милюков полагал, что в их результате процесс эмансипации балканских народностей от традиционной русской опеки
дошел до конца. По его мнению, министр иностранных дел России Извольский задумывал создать балканскую федерацию с участием Турции как противовес Австро-Венгрии, а балканские страны объединились против Турции как
своего злейшего врага3. Отмечая роль России в славянском вопросе, П. Н. Милюков пришел к выводу, что «балканские народности освободились сами,
без помощи России и даже вопреки ее политике. Они показали себя самостоятельными не только в процессе освобождения, но и в борьбе между собой.
С этих пор, находил я, с России снята обуза постоянных забот об интересах
славянства в целом. Каждое славянское государство идет теперь своим путем
и охраняет свои интересы, как находит нужным. Россия также по отношению к славянам должна руководиться собственными интересами. Воевать
из-за славян Россия не должна»4.
А. А. Гирс, профессиональный дипломат, в 1912–1915 гг. посланник России
в Черногории, полагал, что «отсутствие сознательного и добровольного тяготения (балканских народов. – И. Ч.) к России, при укоренившейся склонности и привычке их пользоваться нами как источником материальной силы,
а не как благожелательным советником и руководителем, и при весьма слабом влечении к нашим духовным силам и к обоснованному согласованию своей
политической жизни с нашею» побуждает в балканском вопросе «искать иных
путей»5. Что это за «иные пути»? А. А. Гирс полагает: «Не искать ли нам нового русла для нашей политики на Балканах, такого, которое исключало бы
возможность одновременного конфликта с державою, связанною... как союз1
Сборник дипломатических документов, касающихся событий на Балканском полуострове. Август 1912 г. – июль 1913 г. / М-во иностр. дел. СПб.: Тип. императрицы Екатерины Великой (в здании Главного штаба), 1914. [4], 258 с.; Сборник дипломатических документов, касающихся событий на Балканском полуострове // Русская старина: ежемес.
ист. изд., 1915. Т. 164, кн. 10–12; Гешов И. Е. Балканский союз. Воспоминания и документы. Пг.: Тип. «Науч. дело», 1915. 110 с.
2
Балканская война 1912 года / пер. с нем. Ген. штаба полк. Д. К. Лебедев. СПб.: Изд. В. Березовский, 1913. Т. 2, вып. 1: События до войны. Вооруженные силы сторон. Обзор театра
военных действий. [4], 72 с.; Вып. 2–3: Ход событий до перемирия в декабре 1912 г. [4], 116 с.;
Махров П. С. Балканская война 1912–13 года: (Общий очерк от начала войны до перерыва мирных переговоров). Севастополь: Севастопол. воен.-фехтовально-гимнаст. о-во, 1913.
152, V с.; 10 л. карт; Балканская война. 1912–1913 гг.: [(Исторический очерк)]. М.: Пастухов, 1914. 196 с.
3
Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917): в 2 т. / под ред. М. М. Карповича
и Б. И. Элькина. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955. Т. 2. С. 110.
4
Там же. С. 140.
5
[Гирс А. А.] 1913–1915. Письма и заметки. Пг.: Тип. «Сел. вестн.», 1916. С. 8. На правах рукописи. Место хранения оригинала ГПИБ.

ница Германии – с судьбой Балканского полуострова жизненными для себя
интересами?»1 Разумеется, эта держава – Австро-Венгрия.
Исходя из этой оценки актуализировался вопрос об оправданности вступ
ления России в Антанту или, наоборот, преобладания издержек от противостояния с Тройственным союзом. Споры об этом шли вплоть до начала мировой войны. Сам А. А. Гирс даже в июле 1914 г. полагал: если «тщательно взвесить все условия, которыми союзная нам Франция и дружественная Англия
обставляют свою поддержку наших настояний перед Австрией по каждому
конкретному делу балканских славян, можно придти к выводу, что нам, быть
может, удалось бы самим, не прибегая каждый раз к их помощи, порою недостаточно определенной и колеблющейся, достигнуть большего успеха»2. Целесообразность союза с Францией и соглашения с Англией ставили под сомнение многие. Противники ориентации России на союз с Великобританией
и Францией доказывали, что отказ от политики сближения с Германией привел
к унижению России перед лицом балканских славян, а восстановление позиций
на Балканах возможно только после возвращения к политике сотрудничества
с Германией. Князь В. П. Мещерский, основатель и редактор консервативной
газеты «Гражданин», доказывал, что «вулканическая почва» для внешней политики России создавалась именно благодаря сближению России с Англией
и Францией, которое «отдалило от нас Германию». Он называл попытку активизировать балканскую политику России «бредом славяноманского сумасшествия», который «возбуждает ее против германской расы и толкает на войну
с единственным государством, коего союз с нами так нужен». В. П. Мещерский
категорически отрицал, что аннексия Боснии и Герцеговины наносит ущерб
интересам России, и настаивал на полном невмешательстве в балканские дела3.
Но мнение А. А. Гирса и его единомышленников не было доминирующим.
Позиции сторонников сближения с Англией и Францией не были поколеблены: они по-прежнему высоко оценивали политические дивиденды от объединения в рамках Антанты. Профессор Харьковского университета А. Л. Погодин в работе «Россия и Балканские страны» указывал на давнюю историческую связь России и южнославянских народов. По его словам, многовековая
история балканских славян, особенно конфликты начала XX в., «тесно связали русскую политику с сербско-черногорской. Россия явилась теперь уже не
просто могущественной защитницей маленьких славянских народов, но именно союзницей их, стремящейся, как и они, как и Франция и Англия, к тому,
чтобы сломить, наконец, гнет Германии, взявшей в свои руки и Австрию»4.
1

[Гирс А. А.] 1913–1915. Письма и заметки. С. 9. На правах рукописи. Место хранения
оригинала ГПИБ.
2
Там же. С. 20.
3
См.: Кострикова Е. Г. Российское общество и внешняя политика накануне Первой
мировой войны, 1908–1914 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / Ин-т рос. истории
РАН. М., 2011.
4
Погодин А. Л. Россия и балканские славяне // Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию. М., [1916]. Т. I. C. 72.

Вопросы о виновниках войны поднимали
в своих «цветных книгах» не только правительства, но и в прессе официальные и неофициальные лица – политики, общественные
деятели, журналисты, ученые, по своей основной деятельности порой далекие от сферы
международных отношений. Так, уже упоминавшийся академик, психиатр В. М. Бехтерев
с убежденностью доказывал: «Всем известно,
что ближайшим поводом к войне со стороны
союзников послужило бесправное нападение
Австро-Венгрии, подстрекаемой Германией,
на маленькую Сербию, а дальнейшим шагом
в развитии борьбы союзных народов явилось
не менее бесправное нападение Германии
на нейтральные государства – Люксембург
Георгий Емельянович Афанасьев
и Бельгию...»1
Определить глубинные причины войны и донести свои взгляды до широкой аудитории стремились многие из тех, кто обладал глубокими познаниями
и научной подготовкой, причем не обязательно в сфере современных международных отношений. Одним из них
был Г. Е. Афанасьев, директор Киевского отделения Государственного банка и одновременно профессор киевского Университета Святого Владимира.
В научных кругах он был известен
трудами по истории Франции Нового
времени, теперь же счел своим долгом
прочитать в разных аудиториях лекции
о причинах войны, оформленные затем
в виде книги2. Ее отличает стремление
найти истоки войны в предшествующей
политике Германии начиная с Франкопрусской войны 1870 г. Именно оттуда
идут непримиримые отношения Франции и Германии: Франция, потеряв две
провинции и заплатив пять миллиардов контрибуции («перед колоссальностью которой ахнули современники
и ужаснулись представители Франции»),
1
2

[Бехтерев В. М.] Моральные итоги Великой войны. С. 12.
Афанасьев Г. Е. Причины теперешней войны. Пг.; Киев: Сотрудник, 1916. 96 с.

получила тяжелую рану, а Германия усвоила взгляд на Францию как на непримиримого врага немецкого объединения. Когда же оно состоялось, в Германской империи доминировать в военном и политическом отношении стала
Пруссия, милитаристским интересам которой было подчинено все остальное.
Неожиданно быстрое возрождение Франции вызвало у Германии намерение подвергнуть ее новому разгрому, но против была Россия – в русской
и германской политике начинаются расхождения. Берлинский конгресс 1878 г.
по итогам русско-турецкой войны из-за позиции Бисмарка привел к пересмотру
Сан-Стефанского договора, а «та трещина, которая обнаружилась в отношениях Германии и России в 1875 году во время Берлинского конгресса, превратилась в расщелину. Безошибочно можно сказать, что здесь лежит начало
двух международных комбинаций: тройственного союза с одной стороны
и сближения Франции и России с другой»1. Подробно рассмотрев затем весь
комплекс международных проблем последующего времени, включая стремление Австро-Венгрии и Германии нейтрализовать влияние России на Балканском полуострове, Г. Е. Афанасьев в деталях изложил события, ставшие поводом
для развязывания мировой войны, и попытался ответить на вопрос об ее исторической миссии. Г. Е. Афанасьев исходил из того, что «Германия не раз устами своих правителей и представителей общественной мысли заявляла, что
никакой вопрос в мировой политике не должен разрешаться без ее руководящего влияния. Такое притязание не может быть осуществлено без того,
чтобы такие державы, как Россия, Франция и Англия, не вошли в сферу
ее влияния»2. Таким образом, делает вывод Г. Е. Афанасьев, будет «либо победа тройственного согласия, т. е. романо-славянского мира в союзе с Англией,
либо победа Германии и установление ею владычества над Европой и превращение России и Франции в вассальные государства немецкого кайзера и немецкой солдатчины»3. Г. Е. Афанасьев убежден, что последнее не случится:
«Верьте, что та народная сила, которая одержит победу над немцем с его
стремлением проглотить мир, эта народная сила, которую мы чувствуем
теперь в этой гигантской борьбе, преобразит и русскую государственность
на более широких и гуманных началах, чтобы всем народам, населяющим
Россию, жилось удобно и достойно в этом большом доме»4. Что же, преобразования случились, хотя и не такие, на которые надеялся ученый.
Общее представление об участниках конфликта попытался дать автор (фамилия его не указана) книги «Великая война. Что должен знать о ней каждый
русский»5. Автор, исходя из предположения, что «громадное большинство русских имеет неполные и неточные понятия об истории последних лет и о ходе
1

Афанасьев Г. Е. Причины теперешней войны. С. 20.
Там же. С. 86.
3
Там же. С. 90.
4
Там же. С. 95.
5
Великая война: 1914. Что должен знать о ней каждый русский. Пг.: Техн. изд-во инженера Н. Г. Кузнецова, 1914. 64 с.
2

политических отношений», поставил целью «возможно кратко и ясно изложить истинные причины, обусловившие войну, и выяснить тайные планы пангерманизма и их несостоятельность». Публикация отражает официальную
интерпретацию событий, в их объяснении ссылается на «Оранжевую книгу»:
«Опубликованные русским правительством документы, которыми обменивались державы непосредственно перед объявлением войны, проливают яркий
свет на миролюбие России, поставленной, в конце концов, в полную невозможность сохранить мир ввиду неприемлемых для достоинства России германских требований». И вообще, «гибельной ошибкой Вильгельма было то, что
он не сумел сблизиться с Россией», тогда как «прямой выгодой Германии был
вечный и теснейший союз с Россией». Причины, по которым это не случилось,
«лежат в политических комбинациях Австрии и отчасти – Англии, больше
всего в личной недальновидности Вильгельма и германского милитаризма».
Негативны оценки Габсбургской монархии, она «представляет не настоящее
государство, а случайный, временный и недобровольный союз таких элементов, которые при первой возможности распадутся на части», и лишь союз
с Германией послужил ей на пользу, позволив сохранить и упрочить репутацию «великой державы». Что же будет в дальнейшем?
Прогнозы автора относительно исхода войны более чем радужные, его оптимизм был вполне объясним, пока война находилась на ранней стадии. Для Германии «война на два фронта почти невозможна при таких сильных врагах,
как Россия и Франция с Англией: все силы страны будут призваны и истощены одновременно, тогда как у противников все войска стянуты в одно место,
на одну границу». К тому же страна не может кормиться своими продуктами,
а подвезти их нельзя: и с суши, и с моря Германия замкнута железным кольцом – голод покорит Германию скорее, чем снаряды и штыки1. Об австросербском конфликте и его последствиях написал Ал. Богданов в небольшой
популярной брошюре2. Затем вышли и более развернутые труды с доказательствами преднамеренности действий Австро-Венгрии, поддержанной Германией
и использовавшей убийство 24 июня 1914 г. в Сараево наследника австрийского трона эрцгерцога Франца Фердинанда как повод к войне с Сербией.
Профессор Петербургского политехнического института Б. Э. Нольде опуб
ликовал в октябре 1914 г. в «Русской мысли» статью «Начало войны. Опыт
дипломатической истории», затем вышедшею отдельной брошюрой. Он попытался воссоздать закулисную дипломатическую игру правящих кругов Вены,
Петербурга, Берлина, Лондона и Парижа после конфликта в Сараево. Заявленную
тему Б. Э. Нольде раскрывает, рассматривая конкретные австро-венгерские,
российские и германские дипломатические демарши, в которые были втянуты
Франция и Англия. Австро-Венгрия, предъявившая Сербии ультиматум, по1

Великая война: 1914. Что должен знать о ней каждый русский. С. 8, 15, 19, 21–22.
Богданов Ал. Австро-сербский фронт войны: Сараевская трагедия, причины войны,
нападение на Белград, крушение австро-венгерских планов, поражение австрийцев при ЦерПланине, австрийские зверства, переход сербов и черногорцев в наступление. Пг., 1914.
2

лучила полную и безусловную поддержку Германии, которая настойчиво
побуждала Австро-Венгрию к активным действиям. Германские послы
в Петербурге, Вене и Лондоне сделали в странах пребывания аутентичные
заявления: «Если австро-венгерское
правительство не желает окончательно потерять своего великодержавного положения, то для него нет иного
выбора, как только добиться от сербского правительства исполнения своих
требований путем энергичного давления и даже, если будет необходимо,
с помощью вооруженной силы»1. Однако это не было лишь констатацией возможных действий Австро-Венгрии, Германия подталкивала союзницу к войне.
15 июля 1914 г. германский имперский канцлер Бетман-Гольвег обратился с конфиденциальным циркуляром
ко всем правительствам германских земель, в котором было сказано: «Верные
нашим союзным обязанностям, мы поможем соседней монархии всеми силами империи»2.
Это было ясно выраженное намерение добиваться своих целей, даже если
надо будет воевать. Но здесь, говорит Б. Э. Нольде, австро-германские союзники просчитались. «В Вене и Берлине ждали изо дня в день, что задуманная
развязка дипломатической кампании, которую назвали “локализацией спора”,
наконец, наступит без всяких новых усилий, только с твердым сохранением
раз занятой австрийскими и германскими дипломатами позиции. Эта уверенность питалась двумя коренными заблуждениями... Первое основное заблуждение заключалось в полной уверенности, что Россия уступит, как только
увидит серьезность положения; второе – не менее основное – в убеждении,
что скрывавшаяся в формуле “локализация войны” угроза заставит Францию
и Англию отказать России в поддержке и тем самым уединит Россию и дипломатически, и в войне, если бы, паче чаяния, война началась»3. Так не получилось, германскими политиками не было учтено, что «Германия своими действиями ставила перед Англией грозную, непосредственно затрагивавшую
ее основные интересы, проблему политического равновесия – возможность
разгрома Франции. Когда император объявлял войну России, он знал, что шел
1

Нольде Б. Э. Начало войны. Опыт дипломатической истории. М.; Пг., 1915. С. 8–9.
Там же. С. 28.
3
Там же. С. 10.
2

на войну с Францией, но он не понял, что война
с Францией значит войну с Англией»1.
Говоря о позиции России, Б. Э. Нольде настойчиво обращает внимание на отсутствие
с ее стороны угроз Германии, российское правительство откровенно и внимательно держит германских представителей в Петербурге в известности о том, какие военные меры
приняты и какие нет. Но российские заверения в Германии не воспринимают: мобилизация против Австрии объявлена покушением
на Германию, и причина этого – в германских
притязаниях на европейскую гегемонию2. Пишет Б. Э. Нольде и о личных усилиях Николая II, который в телеграмме Вильгельму II
от 16 июля 1914 г. выражал свое отношение
Борис Эммануилович Нольде
к конфликту и призывал к его преодолению:
«Постыдная война объявлена слабой стране, возмущение по этому поводу,
которое я всецело разделяю, в России неслыханно. Я предвижу, что скоро
Я не в состоянии буду противостоять давлению, которое на Меня оказывается, и вынужден буду принять меры, которые приведут к войне. Чтобы избежать бедствия, каким будет европейская война, прошу тебя во имя Нашей
старой дружбы, сделать все, что можешь, дабы удержать твоего союзника
от слишком далеко идущих шагов»3. Призывы к примирению «во имя старой
дружбы», когда война задумывалась ради мирового господства, у Вильгельма II отклика найти не могли.
Один из авторов вышедшего в 1915 г. коллективного труда «История великой
войны» Н. П. Коломийцев вскрывал основу англо-германских противоречий –
это экономическая конкуренция. По его словам, «какую бы отрасль промышленности Германии мы ни стали рассматривать, везде мы найдем те же поразительные успехи за последние десятилетия. Еще сравнительно недавно
промышленность Англии настолько была сильнее развита, чем в Германии,
что обороты внешней торговли Англии вдвое превышали обороты Германии.
Промышленность и торговля Англии продолжают правильно и быстро развиваться, но промышленность Германии сделала такие блестящие успехи,
что, по оборотам своей внешней торговли, Германия перед войной подошла
вплотную к Англии, сделалась вторым государством в мире по экспорту своих
произведений, в некоторых же отдельных отраслях она даже перегнала
и Англию... Конкуренция, правда, не убила и не прекратила развитие экономической жизни Англии, но, несомненно, наложила на нее свою железную руку
1

Нольде Б. Э. Начало войны. Опыт дипломатической истории. С. 39.
Там же. С. 37.
3
Там же. С. 17.
2

и сильно замедлила нормальный темп ее развития»1. Эгоистические экономические интересы привели Германию и к столкновению с Россией. Сложившиеся
между ними отношения после заключения крайне выгодного для Германии
и крайне убыточного для России торгового договора, по словам Н. П. Коломийцева, «можно сравнивать только с отношениями между метрополией
и ее колониями», а его денонсация влекла для Германии сокращение рынка
для ее продукции в то время, когда она вынуждена была «лихорадочно искать
новых возможностей и нового рынка для своей промышленности и торговли»2.
Н. П. Коломийцев, опираясь на германские закрытые данные, попытался объяснить и выбор Германией времени начала войны. Германским статистическим
институтом в специальном исследовании было установлено и в докладе Вильгельму II сообщено, что Германия достигла максимума своих возможностей
комплектования армии. Н. П. Коломийцев, получив, несмотря на секретность
доклада, доступ к этим данным, обнародовал их и сделал вывод: «Эти данные
неопровержимо показали, что в 1914 году численность и физические качества
солдат германской армии достигли кульминационного пункта; все последующие годы должны были давать более слабый контингент армии вследствие
наличных условий естественного движения населения Германии. Этот факт,
в связи с тем обстоятельством, что Россия имеет неисчерпаемый источник
в своем населении, убедил Вильгельма в том, что 1914 год является наиболее
благоприятным для объявления Германией войны России»3.
Два автора, Н. Федоров и скрывшийся за псевдонимом «Е-в Н.» (возможно,
это был журналист Николай Михайлович Ежов), проследили этапы посягательств Габсбургской монархии на суверенитет Сербии. Сан-Стефанский мир,
завершивший Русско-турецкую войну 1877–1878 гг., предоставил Сербии независимость, а Боснии и Герцеговине – самоуправление под властью христианского губернатора. Но уже Берлинский конгресс, пересмотрев условия
Сан-Стефанского мира, подтвердил «право» Австро-Венгрии оккупировать
Боснию и Герцеговину. «“Временно” заняв Боснию и Герцеговину для водворения в ней порядка, – пишут авторы, – Австрия начала самым энергичным образом искоренять все национальное, славянское. Православным сербам запрещено
было строить храмы, поправлять старые, открывать училища, в открытых же
учащиеся должны были употреблять латинскую азбуку вместо славянской»4.
В 1909 г. Австро-Венгрия вообще аннексировала Боснию и Герцеговину, отбросив их статус временно оккупированных территорий и присоединив к австрийским владениям. Убийство в Сараево 15 июля 1914 г. наследника австрийского
1
Коломийцев Н. П. Экономическое положение Германии перед войной // История великой войны [1914 года] / под ред. А. Д. Шеманского [и др.]. М.: Изд-во т-ва Н. В. Васильева,
1915. Т. 1. С. 164.
2
Там же. С. 167, 169.
3
Там же. С. 170.
4
Федоров Н., Е-в Н. Австро-сербская война! Ее причины и возможные последствия.
СПб.: Изд-ца Е. А. Молчанова, 1914. С. 8.

трона эрцгерцога Франца Фердинанда, подчеркивают авторы, в Сербии
было «встречено со строгим осуждением, – осуждением, которое нашло
отклик во всех слоях сербского общества». Авторы подробно раскрывают
действия сербских властей, осудивших
покушение, в подтверждение приводят
многочисленные документы, в том
числе дословные тексты австрийского ультиматума и сербского ответа
на него. Тем не менее, несмотря на примирительные шаги Сербии, покушение
стало поводом для объявления АвстроВенгрией войны Сербии, войны, охватившей чуть ли не всю Европу и переросшей в мировую.
В книге настойчиво подчеркивается, что «сама Россия не только не
желала войны, но старалась устранить самые поводы к столкновениям. ...Да наконец, если даже и предположить, что России не чужды те панславистические виды в будущем, какие ей
приписываются заграницей, то осуществление их она могла бы спокойно
ожидать от времени, от естественного хода дел». К чему же мог привести
этот «естественный ход дел»? Авторы полагались на мирный эволюционный
процесс: «При почти полутора миллионном ежегодном приросте населения,
для которого в ней еще имеются огромные невозделанные пространства, организм России становится все более исполинским, а тем самым возрастает
и его притягательная сила... Итак, не внешние рискованные предприятия, но
здравая внутренняя политика, своевременно устрояющая прибывающее население, обеспечивая равновесие в его деятельности, естественным ходом
вещей должна со временем усилить и тяготение к России славянских
народов»1.
В числе других изданий оказался и многотомный труд «Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию»2. Известнейший историк и социолог М. М. Ковалевский в «Предисловии» объяснил цель предпринятого труда: «Наша высшая
задача – дать читателю возможность понять народную психологию наших
1

Федоров Н., Е-в Н. Австро-сербская война! Ее причины и возможные последствия.
С. 51–52.
2
Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию. М.: Изд-во Д. Я. Маковского, [1916].
Т. I: Зачатки современной войны, отд. I: Россия и ее союзники перед Великой войной /
ред.: проф. Э. Д. Гримм, проф. М. М. Ковалевский, проф. Б. В. Фармаковский.

союзников (англичан, французов, бельгийцев, итальянцев, японцев и южных
славян). Но этого нельзя сделать, не познакомившись с тем, каковы основы
государственного и общественного уклада каждой из указанных наций, в чем
проявилось ее творчество в области науки, искусства, литературы, каковы
ее заветные идеалы и обусловленные ими ближайшие задания. Все эти вопросы сами по себе настолько сложны, что по необходимости требуют согласованной коллективной работы. Под руководством известных в России специалистов историки, политики, экономисты, художники, литераторы призваны
будут дать свою оценку различным проявлениям гражданственности и культуры у наших союзников»1. Предполагалось издать 4 тома в 12 выпусках, фактически вышли 1-й том в 3 выпусках, 2-й том – выпуски 4–5 и 3-й том –
выпуск 7. Но и то, что было сделано, явилось серьезным вкладом в разработку заявленной темы, поскольку авторами исследований выступили наиболее
авторитетные на то время ученые.
Так, профессор Санкт-Петербургского университета и последний в истории
Российской империи ректор университета (1911–1918) Э. Д. Гримм поместил
в этом издании статью «Происхождение современной группировки держав».
В ней, показав общие тенденции развития европейской истории в течение всего
Нового времени, подвел к заключению об агрессивном характере внешней политики Вильгельма II: «Не рассчитывая пока на возможность поживиться
насчет английских колоний, Германия не раз бросала жадные взоры на португальские, голландские, бельгийские и даже на французские владения». Германский кайзер «сумел сформулировать определенный и соответствующий широко распространенному пониманию взгляд на задачи немецкой народной
и государственной политики (“будущее Германии – на море!”) и, что еще существеннее, сумел с поразительной энергией сосредоточить не только свою
работу, но и значительную часть работы своих соплеменников на борьбе
за осуществление этих задач»2. Профессор Харьковского университета, уроженец Витебска А. Л. Погодин в главе «Россия и балканские славяне» показал, что отношения, связывавшие Россию с ее южнославянскими союзницами Сербией и Черногорией, имеют долгое и сложное прошлое3. В изданной
им годом ранее фундаментальной обобщающей монографии «Славянский
мир» А. Л. Погодин на основе широкого круга ранее неизвестных источников
всесторонне охватил наиболее острые проблемы политического, социального и экономического положения славянских народов в начале XX в.4 Приватдоцент Петербургского университета и одновременно профессор университета
1

Ковалевский М. М. Предисловие // Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию.
Т. I: Зачатки современной войны. C. 10.
2
Гримм Э. Д. Происхождение современной группировки держав // Там же. C. 45–46.
3
Погодин А. Л. Россия и балканские славяне // Там же. C. 72.
4
Погодин А. Л. Славянский мир. Политическое и экономическое положение славянских народов перед войной 1914 года. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1915. VIII, 420 с.

в Юрьеве (Тарту) Е. В. Тарле посвятил статью
франко-русскому союзу1. Приват-доцент Петербургского университета В. А. Бутенко опуб
ликовал статью «Нейтралитет Бельгии»2. Эти
и другие труды по международным аспектам
политики европейских держав в предвоенный
и военный периоды мировой войны были дополнены многочисленными работами о странах, участвовавших в ней.
Российскому читателю предлагались и переводные труды авторов из стран Антанты
по теме «кто виноват» в развязывании войны.
Так, были опубликованы лекции профессора
Эрвин Давидович
Гримм
новейшей истории Queen College в Лондоне
Дж. Э. Крэмба «Германия и Англия»3, прочитанные им в феврале и марте 1913 г. В них он рассказывает об англофобии
в Германии и, в частности, о фигуре ее идеолога профессора Генриха фон Трейчке, крупного историка и одного из лидеров Национал-либеральной партии.
Автор анализирует причины, приведшие
к вражде между Англией и Германией. Серьезным специалистом по вопросам, касающимся
срединной Европы, был Андре Шерадам – автор
книги «Европа и австрийский вопрос на рубеже ХХ столетия», изданной в 1903 г. в России4.
На исходе войны, в 1917 г., в серии «Война народов 1914–1917 гг.» был опубликован его труд
«Разоблаченный пангерманский план»5. В фокусе этой книги критика пангерманской идеи.
А. Шерадам доказывает, что пангерманский
план являлся единственной причиной войны:
«Им объясняется как возникновение современАлександр Львович Погодин
ного кровавого столкновения, так и необходи1

Тарле Е. В. Франко-русский союз // Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию.
Т. I: Зачатки современной войны, отд. I, вып. 2.
2
Бутенко В. А. Нейтралитет Бельгии // Там же. Т. I, вып. 3.
3
Крэмб Дж. Э. Германия и Англия / пер. с англ. М.: Т-во скоропеч. А. А. Левенсон,
1915. 133 с.
4
Шерадам А. Европа и австрийский вопрос на рубеже XX столетия. СПб.: Типо-лит.
В. В. Комарова, 1903. 300 с.
5
Шерадам А. Разоблаченный пангерманский план / пер. с фр. К. Адариди. Пг.: Изд.
В. А. Березовский, 1917. [2], II, [2], 164 с., 3 л. карт. (Война народов 1914–1917 гг. Союзники
о войне; вып. 1).

мость для союзников довести его до победного конца с целью освободить весь
мир»1. Российским читателям была предложена книга «Кто хотел войны?», анонсированная как очерк дипломатических
переговоров, предшествовавших войне.
Ее авторами-составителями были парижские профессора Э. Дюркгейм и Э. Дени.
Рассказав об австрийском воинственном по характеру ультиматуме в связи
с убийством Франца Фердинанда и примирительном по духу сербском ответе,
авторы прослеживают развитие конфликта вплоть до объявления войны
Австро-Венгрией Сербии и России и Германией – Франции и России. На поставленный ими самими вопрос «Кто хотел
войны?» ответ однозначен: «Очевидно,
что не Франция», точно так же «невозможно обвинить и Англию» и, конечно,
«позиция России была не менее мирной,
чем позиция Англии и Франции»2. Вину за развязывание войны Э. Дюркгейм
и Э. Дени возлагают на монархии Габсбургов и Гогенцоллернов: «Тяжела
ответственность Австрии. Это она вызвала бурю, предъявив Сербии намеренно неприемлемый ультиматум», Германия же «своим обещанием полной
поддержки своей союзнице, планы которой она знала, подбила ее бросить вызов Сербии», сорвала попытки России, Англии и Франции найти возможность
примирения, а затем «объявила войну России и Франции, оправдывая это
двойное объявление войны лживыми измышлениями»3.
Вопрос о виновниках войны активно поднимали российские печатные издания. Независимо от политических взглядов авторов вывод был однозначен –
германский империализм. Таков лейтмотив множества публикаций, в том
числе статей в «Морском сборнике»4, брошюре И. И. Савостина «Великая европейская война 1914 года: причины и повод к войне»5.
1

Шерадам А. Разоблаченный пангерманский план. С. 1.
Дюркгейм Э., Дени Э. Кто хотел войны? Очерк дипломатических переговоров, предшествовавших войне. Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. С. 78, 80.
3
Там же. С. 81, 83–84.
4
Мировая война: повод к войне и ход дипломатических переговоров, приведших
к разрыву // Морской сб. 1914. Т. 384, № 8. С. 1–64.
5
Савостин И. И. Великая европейская война 1914 года: причины и повод к войне.
М.: Журн. «Воин и пахарь», 1915. 33 с.
2

Для революционера-анархиста П. А. Кропоткина вопрос о виновнике войны также
однозначен. «Не Сербия – причина войны,
не страх Германии перед Россией, а то, что,
за исключением ничтожного меньшинства,
тот класс, который заправляет политической
жизнью Германии, был опьянен своим торжеством над Францией и своей быстро развивавшейся военной силой на суше и на морях.
Этот класс считает прямо-таки оскорбительным для Германии, что ее соседи мешают ей завладеть богатыми (готовыми, заселенными
уже) колониями на Средиземном море (Марокко, Алжир, Египет), а также Малой Азией
и частью Китая, опережают ее в планах заНиколай Иванович Кареев
хвата будущей Адриатики Индийского океана,
т. е. Персидского залива, и вообще мешают ей установить свою гегемонию
в Европе, Азии и Африке»1. Для него победа Германии над Францией, Бельгией,
Англией и Россией в этой войне означала бы порабощение всей европейской
культуры германским милитаризмом, которое на полстолетия, если не больше, остановило бы развитие всей Западной Европы и всего славянского мира.
В 1916 г. вышла первая, а в 1917 г. – вторая часть седьмого, завершающего,
тома знаменитого труда «История Западной Европы в новое время» Н. И. Кареева, который с 1885 г. в Санкт-Петербургском университете читал курс лекций по этому разделу всемирной истории. Результатом его и стал названный
обобщающий труд. В продолжение значительно раньше опубликованного
им шестого тома (1910), куда вошли проблемы международных отношений начиная с 1880-х и 1900 г.2, в седьмом томе книги Н. И. Кареев рассматривает
международные отношения начала ХХ в.: с 1901 до 1907 г. – в первой его части, с 1908 по 1914 г. – во второй3. Открывая том, Кареев писал: «Война эта
предвиделась и даже ожидалась давно, но разразилась совершенно внезапно
летом 1914 г., не только нарушив международный мир почти во всей Европе,
но сразу же всячески сказавшись и на внутренней жизни как принявших участие в войне, так и нейтральных наций. При первом известии об объявлении
Германией войны России нельзя было не придти к тому заключению, что предыдущий исторический период, – откуда бы мы его не начинали, – окончился,
1
[Кропоткин П. А.] П. А. Кропоткин о войне. С послесловием Вл. Л. Бурцева.
М.: [Тип. т-ва Рябушинских], 1916. С. 8.
2
Кареев Н. И. История Западной Европы в Новое время: (Развитие культурных и социальных отношений): в 7 т., 9 кн. СПб., 1892–1917. Т. 6: Последняя треть XIX века,
ч. 2 (1880–1900 годы). 1910. 630 с.
3
Там же. Т. 7: История Западной Европы в начале ХХ столетия (1901–1914), ч. 1–2.
Пг., 1916–1917.

и что война собою открывала новый период, так как произошла грандиозная
катастрофа, которая не может не отразиться не только на международных отношениях – и не в одной, притом, Европе, но и на внутренней жизни
европейских наций как в политическом, социальном и экономическом отношениях, так и по влиянию своему на развитие духовной культуры»1. Что касается
причин войны, то они, пишет Кареев, заключая изложение событий, «многочисленны и сложны»: «Некоторые из них коренятся в очень старых международных антагонизмах, другие имеют более недавнее происхождение. К числу
последних относится, главным образом, англо-германский антагонизм на почве
преимущественно внеевропейских отношений и притом в сферах промышленноторговых, колониальных и военно-морских интересов. В самой Европе
наиболее важными узлами неприязненных отношений были франко-германский на западе и австро-русский на востоке. Франко-германская вражда,
из-за Эльзаса-Лотарингии, с одной стороны, и австро-русское соперничество
из-за Балканского полуострова, с другой, создали почву, на которой вырос
союз центральных империй, в свою очередь вызвавший к жизни союз Франции
и России. Оба союза имели оборонительный характер, первый – даже
тогда, когда, благодаря присоединению
к нему Англии превратило его в тройственное согласие. Но это разделение
Европы на два лагеря таило в себе
и военную опасность, явный признак
которой заключался в усилении вооружений с обеих сторон. Международный мир был вооруженным миром:
для его поддержания готовились
к войне, но в этом-то и таилась опасность войны»2.
Специально рассмотрению причин
мировой войны посвятил свое исследование приват-доцент кафедры международного права Московского университета А. М. Ладыженский. Он не без оснований полагал, что разгромленная
в 1871 г. Франция не могла не относиться к немцам как к своим врагам.
К чувствам уязвленной национальной
гордости добавлялись экономические
1

Кареев Н. И. История Западной Европы в Новое время: (Развитие культурных и социальных отношений): в 7 т., 9 кн. Т. 7: История Западной Европы в начале ХХ столетия
(1901–1914), ч. 1. Пг., 1916.
2
Там же. Т. 7: История Западной Европы в начале ХХ столетия (1901–1914), ч. 2. С. 711.

проблемы. Немецкие товары постепенно вытесняли не только английскую,
но и французскую продукцию. Англичане и французы как конкуренты мечтали о войне с немцами. Как и немцы, они стремились захватить внешние рынки для своих товаров. Торговое соперничество перенеслось в Азию, Африку
и другие страны. С Россией противоречия также складывались на почве торговой политики. Установление Россией пошлин на заграничные товары было
ей выгодным, но это шло вразрез с германскими интересами, и немцы отвечали
повышением пошлин на российские продукты сельского хозяйства. Вследствие
этого велась постоянная таможенная война. Еще одной причиной, обострявшей
отношения с Германией и Австро-Венгрией, был ближневосточный вопрос
о проливах и положении балканских христиан. Интересам России противоречила аннексия Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины. Одновременно австрийцев тяготило стремление Галиции к России. И общий вывод: «Теперешняя
борьба народов вызвана всей историей международных отношений последних лет, а не желанием небольшой группы капиталистов и не произволом нашего бывшего царя, который очень тяготел к немцам и даже, как известно,
не прочь был заключить с ним сепаратный мир»1.
Лидер Партии конституционных демократов, историк П. Н. Милюков увидел в войне возможность собрать земли, которыми Россия либо издревле владела, либо в прошлом приобрела, но в силу разных причин потеряла. Он писал:
«Когда Россия вынуждена была объявлением ей войны начать военные действия, ее стратегический план совпал
с задачей объединения русских народностей, к одной из которых принадлежит большинство населения Галиции... Вместе с королевством Галицией,
принадлежащим к числу австрийских
имперских земель, предполагается присоединить и т. наз. “Угорскую Русь”,
т.-е. часть того же малорусского населения, сохранившуюся за Карпатами,
в пределах Венгрии... Таково единственное непосредственное территориальное
присоединение, которое могло иметься
в виду в самом начале войны и которое
прямо вытекало из общего начала...
объединения русских народностей в их
этнографических границах»2. Объявле1

Ладыженский А. М. Причины Великой войны. М.: Тип. т-ва Рябушинских, 1917.
С. 45–46.
2
Милюков П. Н. Территориальные приобретения России // Чего ждет Россия от войны:
сб. ст. С. 50.

ние Турцией войны России, отмечает П. Н. Милюков, «существенно изменило
дело, дав нам возможность поставить на очередь окончательное разрешение
вековых задач нашей ближневосточной политики. Целью ее в настоящее время
должно быть сделано приобретение Босфора и Дарданелл в полное обладание
России, вместе с Константинополем и достаточной частью прилегающих
берегов, чтобы обеспечить защиту проливов». И, наконец, Милюков обратил
внимание на возможность приобретения территории от Зивина до Баязета в Закавказье. По Сан-Стефанскому договору эта полоса земли должна была войти
в состав России одновременно с Ардаганом, Карсом и Батумом, но Англия
воспротивилась присоединению ее Россией1. При этом Милюков подчеркнул,
что решительная победа над внешним врагом «необходима не для одних только
территориальных приобретений, а также и для достижения идеальных
целей войны, поставленных нами и нашими союзниками: для устранения тех
стремлений Германии ко всемирной гегемонии, которые угрожали европейскому миру в течение десятилетий и заставляли народы нести тяжесть непомерных расходов на вооружения и для обеспечения спокойного существования малых народностей, которые притом должны закончить процесс своего
национального объединения»2.
Тональность работ российских авторов, в том числе рассчитанных на массового читателя, напрямую зависела от нахождения объекта описания во враждебных или же союзнических отношениях с Россией. В качестве примера
можно назвать работы М. П. Цемовича «Современные славянские проблемы»3
и А. В. Белгородского «Порабощенное славянство: (в Австро-Венгрии и Германии)»4. Во введении к своей книге А. В. Белгородский пишет: «Никогда еще
Россия не переживала такого сильного подъема национального и общеславянского самосознания, как в дни настоящей великой войны... Если и в прежние
времена, особенно в освободительную войну 1877–1878 гг., интересы славян
были близки России, то настоящая война является по преимуществу войной
за освобождение порабощенного славянства... Существующие учебники всемирной истории, переполненные часто совершенно не нужными подробностями из жизни различных западноевропейских государств, отводят обычно
весьма ничтожное место судьбам родственных нам братьев-славян. Объяснение этого печального явления нужно искать в господствующем у нас немецком освещении всемирной истории, при котором, естественно игнорируется
изложение судеб славянских народов. Задача автора – представить краткий
1

Милюков П. Н. Территориальные приобретения России. С. 57–59.
Там же. С. 62.
3
Цемович М. П. Современные славянские проблемы: I. Английская и русская точки
зрения на задачи войны. II. Славянская точка зрения на задачи мира. III. Австро-венгерский
дуализм. Пг.: Тип. М. И. Фоминой, 1915. 115 с.
4
Белгородский А. В. Порабощенное славянство: (в Австро-Венгрии и Германии).
Пг.: Изд-во Н. П. Карбасникова, 1915. 138 с.
2

популярный исторический очерк порабощенного славянства в Австро-Венгрии
и Германии. В продолжение всей своей свыше тысячелетней исторической
жизни оно ведет непрерывную, тяжелую и упорную борьбу с германским миром... Политическое могущество России всегда поддерживало среди порабощенных славянских народов веру и надежду на избавление от чужеземного
ига. Наступает великий исторический праздник славянства. Для него открывается заря новой жизни»1.
На протяжении 1914–1917 гг. в журнале «Голос минувшего» выходили
очерки В. Н. Перцева о деятельности прусско-германских государей, в 1918 г.
объединенные под одной обложкой в книгу «Гогенцоллерны»2. Два последних
очерка Перцев посвятил личности и царствованию Вильгельма II. Завершая
свое изложение, он пишет: «Чем дальше продвигалось по времени царствование Вильгельма II, тем с большей неизбежностью надвигалась общеевропейская катастрофа. Настоящее уже показывает, как непрочны оказываются
в огне всемирного пожара те устои, на которых основывалась до сих пор
прусско-германская политика, – политика Гогенцоллернов»3.
На общем фоне поддержки военных усилий России не выглядело диссонансом отношение к войне российских социал-демократов. Г. Е. Зиновьев виновниками мировой войны считал не только Германию, но и Англию: «С того
1

Белгородский А. В. Порабощенное славянство: (в Австро-Венгрии и Германии). С. 3–4.
Перцев В. Гогенцоллерны: характеристика личностей и обзор политической деятельности. М.: Задруга, 1918. 226 с.
3
Там же. С. 2.
2

времени, как германский империализм окреп настолько, что смог стать
серьезным соперником английского империализма, Англия и Германия враждебно сталкиваются во всех уголках земного шара». Поэтому «главенствующую роль в войне 1914–17 гг. сыграл антагонизм между империалистской
Англией и империалистской Германией. Сейчас уже совершенно ясно, что
из этой войны победителями выйдут именно эти два империалистских ги
ганта»1. Война, по его мнению, закончится переделом колоний и территорий.
На вопросы «Между кем?» и «Что станет с остальными участниками войны?»
Г. Е. Зиновьев в этой публикации прямо не ответил, но уверенно утверждал,
что новые империалистические войны неизбежны.
Социал-демократы, находившиеся в эмиграции, тоже не остались безучастными, даже выпустили сборник статей «Война»2. В нем его авторы провозгласили: «Все мы согласны между собой в том, что непосредственная ответственность за войну падает на германское и австрийское правительства,
набросившиеся на Сербию и нарушившие нейтралитет Сербии... что окончательная победа Германии была бы вредна для дела европейской демократии,
не исключая и демократии немецкой... что эта победа повредила бы также
дальнейшему экономическому развитию России и, следовательно, затруднила бы
1

Зиновьев Г. Англия и Германия перед мировой войной. О причинах войны 1914–1916 г.
СПб.: Прибой, 1917. С. 8.
2
Война: сб. ст. 106 с.

эмансипацию российского пролетариата. Такому исходу войны социалисты
никак не могут сочувствовать. Более того: против такого ее исхода они обязаны всеми силами бороться»1. Член РСДРП Л. Г. Дейч, меньшевик по фракционной принадлежности, считал так же: «Только в случае поражения Германии человечеству не будут угрожать в будущем новые неимоверные бедствия. Только тогда пойдет оно быстрыми шагами по пути уничтожения
современного строя и завоевания того, в котором немыслимы будут никакие
войны»2. То, что подобным образом отреагировали на войну авторы сборника,
вовсе не означает, что вся российская социал-демократия была единодушна
в осуждении германо-австрийской агрессии.
Исключение составили большевики. В сентябре 1914 г. вождь большевистской фракции РСДРП В. И. Ленин в тезисах, известных под названием «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне», подчеркивал:
«С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск»3. Смысл такого поражения Ленин раскрыл в тогда же написанном им и опубликованном
от имени ЦК РСДРП манифесте «Война и российская социал-демократия»,
где констатировал: «Превращение современной империалистической войны
в гражданскую есть единственно правильный пролетарский лозунг»4. В статье
«О поражении своего правительства в империалистической войне» он однозначно определил свое понимание «гражданской войны» и условий перехода
к ней: «Революция во время войны есть гражданская война, а п р е в р а щ ен и е войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами (“поражением”) правительств, а с другой стороны, –
н е в о з м о ж н о на деле стремиться к такому превращению, не содействуя
тем самым поражению»5. Этого курса большевики последовательно придерживались на всем протяжении Первой мировой войны.
Но эта позиция, повторим еще раз, была исключением. Призыв к поражению не воспринимался не только широкими массами, но и многими революционерами, отвергавшими путь к революции через военное поражение. Наоборот, базовой основой общественного мнения, отраженного во множестве публикаций, была вошедшая в массовое сознание идея сплочения ради победы.
1

Война: сб. ст. С. 4.
Там же. С. 10.
3
Цит. по: Ленин В. И. Задачи революционной социал-демократии в европейской войне //
В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 6. Впервые напечатано полностью в 1929 г. во 2-м
и 3-м изданиях «Сочинений» В. И. Ленина (Т. XVIII).
4
Цит. по: Ленин В. И. Война и российская социал-демократия // В. И. Ленин. Полн. собр.
соч. Т. 26. С. 22. Впервые напечатано: Его же. Война и российская социал-демократия //
Социал-демократ. 1914. 1 нояб. № 33. С. 1.
5
Цит. по: Ленин В. И. О поражении своего правительства в империалистической
войне // В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 287. Впервые напечатано: Его же. О поражении своего правительства в империалистической войне // Социал-демократ. 1915. 26 июля.
№ 43. С. 1.
2

Составными частями объединяющей все слои общества платформы были
принципы единения народа под лозунгами «внутреннего мира», признания
освободительной миссии России в Европе и славянских странах, что вместе
взятое обеспечивало примирение с властью.

1.3. Первая жертва: нейтральная Бельгия
4 августа 1914 г. немцы вторглись в Бельгию. Этот неспровоцированный
акт агрессии вызвал всеобщее негодование. Оно было тем более сильное, что
в общественном сознании задолго до нападения на нее утвердилось представление о незыблемости нейтрального статуса ряда европейских государств,
среди которых была Бельгия. Вполне объяснима поэтому мгновенная возмущенная реакция в России как на саму трагедию нейтральной Бельгии, ставшей
первой жертвой германской агрессии, так и на позицию немецкой интеллигенции, которая выступила с воззванием в защиту этой агрессии1. На страницах
«Голоса жизни» Е. П. Семенов отдавал дань мужеству бельгийцев: «Как бы
ни закончилась война, маленькая Бельгия покрыла себя во всяком случае и навсегда неувядаемой славой. Народ, в котором и король, и рабочий, крестьянин
и купец, священник и воин, юноши и старцы, дети и женщины, все вместе,
спаянные высшей доблестью и героизмом, творят легенду на глазах всего
мира, этот народ заслуживает все громкие эпитеты, на какие только способен человеческий язык»2.
Слова из бельгийского национального гимна – «Король, закон и свобода» –
Л. Н. Андреевым были помещены в название его пьесы, посвященной бельгийскому королю Альберту3. В основе ее сюжета история семьи писателя, поначалу не верившего, что на страну напали. Горят библиотеки, разрушаются
соборы – «войны нет, этого не может быть...». Но постепенно и их вилла погружается в хаос войны. И в момент отчаяния приходит решение о сопротивлении захватчикам. Пьеса была издана, в декабре 1914 г. сыграна на сцене Александринского театра (хотя и раскритикована за отсутствие «героических под
вигов»4) и в тот же год вышла к широкому зрителю на экраны кинотеатров.
Бельгийская трагедия вызвала к жизни несколько литературных сборников
с участием известных писателей и поэтов. Издатели «Бельгийского сборника»,
1

Воззвание 93-х представителей к цивилизованному миру // Оправдание представителями германской интеллигенции нынешней войны и способа ее ведения Германией
и Австро-Венгрией и Отповедь представителей интеллигенции во Франции, Англии
и России / изд. В. И. Адамович, заслуж. проф. Пг.: Типо-лит. С. К. Пентковского, 1915.
С. 6–13; Ответ германским ученым // День. 1914. 21 дек. № 347 (789). С. 3; Ответ профессоров и преподавателей Императорского университета св. Владимира на «Обращение к цивилизованным нациям», опубликованное 93 германскими учеными и писателями по поводу настоящей войны. Киев, 1915.
2
Семенов Е. П. Золотая книга Бельгии // Голос жизни. 1914. № 5. С. 8.
3
Андреев Л. Н. Король, закон и свобода: пьеса в 6 картинах. Пг.: Отечество, 1914. 111 с.
4
Романов В. Король, закон и свобода // Голос жизни. 1915. № 1. С. 18.

почти половина дохода от которого должна была поступить «в пользу разоренной Бельгии», прямо указывали на цель книги: «Это знак преклонения перед
маленьким народом, озарившим мир строгою красотою духа»1. Открывал его
бельгийский гимн, рефреном повторяющуюся строку из которого знал теперь
каждый неравнодушный человек, – «Король, свобода и закон»2. В двух московских издательствах вышел сборник под названием «Книга короля Альберта»3.
В «русском» его отделе были напечатаны короткие эмоциональные высказывания Л. Андреева, А. Куприна, М. Д. Анучина, М. Туган-Барановского, П. Виноградова, стихи Д. Мережковского, Ф. Сологуба, А. Блока, И. Северянина,
З. Гиппиус. В общем отделе – переводы высказываний и реакций на бельгийскую трагедию зарубежных политических, общественных деятелей, представителей искусства. «Не восторг, не восхищение, но глубокую вечную благодарность всего цивилизованного мира снискал себе самоотверженный бельгийский народ и их благородный юный монарх. Они спасли не только свое
1

Бельгийский сборник. Пг.: Тип. С. Г. Степанова, 1915. С. 1, 3.
Там же. С. 7.
3
Книга короля Альберта: [Проза и стихи]: Посвящается бельгийскому королю и его
народу представителями народов и государств всего мира. М.: Идея, 1915. 299 с.; Книга
короля Альберта: Дань королю и народу Бельгии представителей всего мира / [пер. прозаической части... сделан А. Васильевой и А. Михеевой; стихи в пер. К. Бальмонта, В. Брюсова, Ю. Гданского [и др.]]. М.: В. Португалов, 1915. 334, VI с.; Книга короля Альберта:
[Высказывания гос. и обществ. деятелей и ученых о Бельгии в связи с войной 1914 г.].
[СПб.]: Лит. «Труд», [1915]. 32 с.
2

отечество, но всю Европу, колыбель мысли,
знания, творчества и красоты; они спасли
от бешенства варваров, нагло поправших все,
лучшие розы святого сада Бога», – писал
на его страницах А. Куприн1.
«Бельгийская жертва» – так назвал свою
небольшую книгу публицист Ф. Г. Мускатблит2. Открыл он ее словами поэта и писателя Д. С. Мережковского: «Бельгийский народ,
мы говорим тебе: мужайся, – ибо не может
быть большего мужества, чем то, которое
ты показал»3. Сочувствием к трагедии Бельгии пронизана брошюра Б. И. Имшенецкого4.
Он взял на себя задачу показать, что представляют из себя Бельгия и ее народ, проявивАльберт I, король Бельгии
ший неслыханную силу в единоборстве с мощнейшей империей, претендовавшей на мировое господство. Брошюра Имшенецкого не о войне, она – не что иное, как справочник о стране, интерес
к которой неимоверно возрос в связи с неспровоцированной и осуждаемой
агрессией против нее. В книге подчеркнут общепризнанный международным
сообществом статус нейтрального государства, который нарушила Германия –
страна, которая была одним из гарантов целостности и неприкосновенности
Бельгийского королевства. От публикации Б. И. Имшенецкого практически
не отличаются структурой и содержанием очерки Б. Захарьева, Е. Э. Сно,
М. О. Маргулиса, И. Гольденберга5. Брошюра, рассказывавшая о мужестве
бельгийской армии, появилась в серии «Библиотека современной войны»6.
В России вышло с предисловием министра иностранных дел Бельгии П. Гиманса официальное издание бельгийского правительства – сборник материалов «Нейтралитет Бельгии»7. Преступное, вопреки всем международным соглашениям, нарушение бельгийского суверенитета осудил известный российский
1

Книга короля Альберта: [Проза и стихи]... С. 12.
Мускатблит Ф. Г. Бельгийская жертва. Очерк борьбы за независимость. М.: Моск.
изд-во, 1914. 124 с.
3
Там же. С. 4.
4
Имшенецкий Б. И. Бельгия. Ее история, в прошлом и настоящем, бытовая, экономическая и политическая жизнь, мировое значение, вооружение и нарушение ее нейтралитета.
Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. 34 с.
5
Захарьев Б. Бельгия – страна героев. М.: Тип. М. О. Аттая и К°, 1914. 32 с. (Библиотека
войны; вып. 2); Сно Е. Э. Бельгия – страна героев: Этнографический очерк. Пг.: И. Богельман, [1915]. 14 с. (Война. 1915. № 20); Маргулис М. О. Бельгия. М.: Т-во «И. Н. Кушнерев
и К°», 1914. 42 с.; Гольденберг И. Бельгия. Пг.: Жизнь и знание, 1915. 44 с.
6
Доблестная бельгийская армия, ее вожди и герои. Одесса: А. Е. Полонский, 1914. 16 с.
7
Нейтралитет Бельгии: [сб. материалов] / предисл. гос. министра П. Гиманса; офиц. изд.
бельг. правительства. Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. XXIX, 197 с.
2

историк В. А. Бутенко. В начале войны он выступил с двумя статьями «Борьба
европейских держав за Бельгию» и «Нейтралитет Бельгии», опубликованными
в коллективных сборниках «Вопросы мировой войны»1 и «Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию»2. В первой из них он с сочувствием к Бельгии
констатировал: несмотря на то, что «со времени образования самостоятельного и навеки нейтрального бельгийского государства европейское общество
привыкло считать бельгийский вопрос решенным окончательно», на самом
деле «вся история Бельгии до 1830 г. была сплошным мартирологом» и «Германия вписала в этот мартиролог лишь новую кровавую страницу»3. В другой
статье – «Нейтралитет Бельгии» – В. А. Бутенко подробно раскрыл все этапы
обретения этой страной независимости и статуса нейтрального государства
как гарантии ее сохранения. Бельгийская революция 1830 г. привела к созданию независимой Бельгии, а Лондонская конференция 1831 г. представителей
Бельгии, Англии, Франции, Австрии, Пруссии и России определила условия
отделения Бельгии от Голландии, установила территориальные границы бельгийского королевства и провозгласила принцип постоянного нейтралитета
Бельгии. Договор 1839 г. этих же государств окончательно урегулировал все
1

Бутенко В. А. Борьба европейских держав за Бельгию // Вопр. мировой войны: сб. ст. /
под ред. М. И. Туган-Барановского. Пг.: Право, 1915. С. 48–60.
2
Бутенко В. А. Нейтралитет Бельгии // Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию. М.: Изд-во Д. Я. Маковского, [1916]. Т. I: Зачатки современной войны, вып. 3.
3
Бутенко В. А. Борьба европейских держав за Бельгию. С. 48.

вопросы, вытекавшие из признания Бельгии независимым нейтральным государством. Но можно ли было считать бельгийский нейтралитет безусловно гарантированным? В. А. Бутенко приводит на этот счет слова лорда Пальмерстона, виднейшего британского государственного деятеля XIX в., многие
годы занимавшего посты министра иностранных дел и премьер-министра,
которые он сказал в английском парламенте 8 июня 1855 г.: «Действительно,
трактаты освятили нейтралитет Бельгии... Но я не склонен придавать
большое значение подобным обстоятельствам. Всемирная история показывает, что, когда возникает распря, и воинственная нация находит для себя
полезным провести свою армию через нейтральную территорию, то к декларациям о нейтралитете не относятся с большим уважением»1. Пальмерстон
оказался прав. В Германии уже с конца XIX в. обсуждался вопрос о возможном
нарушении нейтралитета Бельгии. План 1898 г., разработанный начальником
германского Генерального штаба Шлиффеном, предусматривал направление
удара через Люксембург и Южную Бельгию, а свое окончательное оформление
эта идея нашла в меморандуме Шлиффена 1905 г. «Война против Франции».
Другими словами, план нападения на Францию через Бельгию был окончательно принят.
На Бельгию обрушилась 300-тысячная немецкая армия, на пути которой
стояли крепости Льеж, Намюр и Антверпен2. После тяжелых боев, под натис
ком превосходящих сил и обстреливаемые артиллерией крупных калибров,
крепости пали. Боевой опыт их защиты показал, что, вопреки распространенному в то время мнению, крепости не могут противостоять артиллерии и являться убежищем для полевых армий. Не принесли успеха и совместные с англофранцузской армией бои на реке Изер. Героической защите Бельгии посвящена переведенная с французского языка брошюра, в которой представлен обзор
действий бельгийской армии в 1914 г.3 Это – официальный отчет Главнокомандующего бельгийской армией, который, по словам переводчика генерала
русской армии и военного писателя К. Адариди, «не может не вызвать величайшего удивления к тем подвигам, на которые способен народ, проникнутый
горячим желанием отстоять свою самобытность»4.
В 1916 г. вышла переведенная на русский язык работа Э. Ваксвейлера
«Бельгия в Великой войне, ее нейтралитет и лояльность»5. Книга к этому вре1

Цит. по: Бутенко В. А. Нейтралитет Бельгии. С. 187.
Гамелиус П. Осада Льежа. Впечатления очевидца. Пг.: Б-ка Великой войны, 1914. 99 с.;
Докладная записка о результатах обстрела укреплений Люттих, Намюр, Антверпен,
Мобеж, а также форта Манонвиллер в 1914 г. Brüssel, 1915. 52 с.; Яковлев В. В. Антверпен,
его осада и оборона в европейскую войну 1914 года. Пг.: Тип. Усманова, 1914. 56 с.
3
Действия бельгийской армии с 18/31 июля по 18/31 декабря 1914 года. Оборона государства и борьба за нейтралитет. Донесение Штаба Главнокомандующего с 11-ю схемами.
Пг., 1916. 66, [2] с., [11] л. схем.
4
Там же. С. 3.
5
Ваксвейлер Э. Бельгия в Великой войне, ее нейтралитет и лояльность / вступ. ст. бар.
Б. Нольде. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1916. ХХ, [2], 180 с.
2

мени получила широкую известность
в европейских странах. Представляя книгу читателю, ее издатель подчеркивал,
что, будучи опубликованной «еще в первый год войны, одновременно по-фран
цузски, по-английски и по-немецки, она
с тех пор успела выдержать во французском оригинале множество изданий.
Но еще более убедительным свидетельством ее значения служит, быть может, та крайняя раздражительность,
с какой к ней отнеслась Германия, где
создалась целая анти-ваксвейлеровская
литература». Труд покойного Э. Ваксвейлера не только не утратил интереса, но, по мнению издателя, «сохранит
его в полнейшей мере до окончательной
развязки великой европейской распри,
да и потом будет читаться как один из документов, всего яснее рисующих
образ германских правительственных сфер, которые вызвали в Европе беспримерную историческую катастрофу»1. Вступительную статью «Бельгийская внешняя политика перед Великой войной» к русскому изданию книги написал уже упоминавшийся автор труда «Постоянно нейтральное государство»
Б. Э. Нольде. В статье он на основе материалов, которые были опубликованы
Германией с целью обелить себя и доказать «предательство» бельгийской
внешней политики в годы, предшествовавшие войне, делал вывод, что в глазах беспристрастного наблюдателя они еще сильнее подтверждают правоту
маленькой нации, павшей первой жертвой желания Германии стать «еще более
великой» державой, а также бросают яркий свет на трудности жизни в старой
Европе для малых народов вообще.
Ряд изданных в годы войны трудов завершает 500-страничная книга оберпрокурора Синода В. К. Саблера «Бельгия под гнетом германцев»2, изданная
в серии «Великая мировая война» в 1917 г. Саблер происходил из обрусевших
немцев, не желая ассоциироваться с военным противником России, в 1915 г.
перешел на девичью фамилию жены, став Десятовским. Под этой фамилией
он и издал свою книгу. Автору очевиден ответ на вопрос: «Что же лежит в основе
бельгийской трагедии»? Это уверование немцев «под влиянием какого-то коллективного сумасшествия... в особую миссию, возложенную на них Богом.
1

От издательства // Э. Ваксвейлер. Бельгия в Великой войне, ее нейтралитет и лояльность. С. III.
2
Саблер В. К. Бельгия под гнетом германцев: нашествие германских войск, убийства,
грабежи, насилия, разрушение городов и деревень / [Соч.] Владимира Десятовского. Пг.:
Гос. тип., 1917. 516 с.

Они не признают для себя обязательными никакие законы и обычаи войны, выработанные многовековыми усилиями
христианской культуры. Они с возмутительным цинизмом объявляют себя
свободными от всех обязательств международного свойства, когда находят
это для немецкой государственности
полезным. Международные договоры,
ими же добровольно подписанные, признаются клочками бумаги, не имеющими никакого значения»1. Варварство немцев В. К. Саблер показывает на примере
Бельгии: от настойчивых требований
разрешить пропуск своих войск по бельгийской территории Германия перешла
к боевым действиям. Саблер – скрупулезно, на основании документов французской комиссии по расследованию
преступлений германских войск, показывает трагедию, произошедшую с Бельгией и ее народом. Здесь разгром и разрушение Лувэна, Герве, Вандре, Визе,
Льежа, Аэршота, Динана, Анденна, Тамина, Термонда, Антверпена, Диксмюда, избиения пленных и раненых, стариков и детей, преследование духовенства, поджоги домов, организованный грабеж, принудительный труд. «Тяжело
думать, – пишет автор, – что героическая многострадальная Бельгия уже более
двух лет стонет под гнетом немецких насильников. Истребив огнем и мечом
много цветущих городов и сел, немцы безжалостно разоряют завоеванный
край»2. Однако «истекающая кровью Бельгия должна знать, что ее готовность всем жертвовать для спасения чести родной земли нашла справедливую оценку и в России»3.

1.4. Вооруженные силы сторон
Вопросы организации вооруженных сил и их боевого применения нашли
отражение как в изданиях Главного управления Генерального штаба с грифом
«не подлежит оглашению», так и в открытой печати. Интерес вызывают
не только отчеты о действиях войск в кризисные периоды, но и состояние
армий в мирное время и их готовность вступить в бой в нужный момент.
В России непосредственно накануне мировой войны военные и дипломаты получили военно-статистические справочники, характеризующие армии и воз1

Саблер В. К. Бельгия под гнетом германцев: нашествие германских войск, убийства,
грабежи, насилия, разрушение городов и деревень. С. 7–8.
2
Там же. С. 106.
3
Там же. С. 98.

можные театры военных действий как союзников1, так и будущих противников2. Например, подготовленное Главным управлением Генштаба в 1914 г. Военно-статистическое описание Австро-Венгрии содержало исчерпывающие
сведения о вооруженных силах этой страны. Были показаны состав вооруженных сил, включая принципы комплектования, структуру пехоты, конницы,
артиллерии, инженерных войск, организацию перемещений, материальнотехнического обеспечения, санитарного обслуживания, описание вооружения
и обмундирования, снабжения боеприпасами и продовольствием, организацию
1

Вооруженные силы Британской империи: (По данным к 1 янв. 1911 г.) / Гл. упр. Ген.
штаба. СПб.: Отд. ген.-квартирмейстера, 1911. [4], 211 с. Не подлежит оглашению.
2
Германия: Военно-статистическое описание / Глав. упр. Ген. штаба. СПб.: Отд. ген.квартирмейстера. Ч. I: Восточно-Прусский район. 1912. VI, 375 с.; Ч. II: Познанский район.
1912. 140 с.; Ч. III: Померанский район. 1913. [4], 170 с.; Ч. IV: Силезский район. 1913.
104 с.; Важнейшие изменения в германской армии по 1 февраля 1914 года / сост. Ген.
штаба полк. В. Водар. СПб.: П. А. Риттих, 1914. 60 с.; Австро-венгерская армия: справ.
соврем. устройства вооруж. сил Австро-Венгрии / сост. Ген. штаба подполк. С. Потоцкий.
СПб.: П. А. Риттих, 1911. 224 с.; 2-е изд., испр. и доп. СПб.: П. А. Риттих, 1913. [6], 248 с.,
22 л. ил., карт.; Краткое боевое расписание Австро-Венгерской армии: Действительно
с 1 марта 1913 г. / Гл. упр. Ген. штаба; Отд. ген.-квартирмейстера. СПб.: Воен. тип., 1913.
40 с.; Сведения об австро-венгерской армии: извлечение из ежедневной и периодической
печати. Киев: Штаб Киев. воен. округа, 1913–1914 (Тип. штаба Киев. воен. округа). 1914. № 14.
[1], 26 с.; Австро-Венгрия: военно-статистическое описание / Гл. упр. Ген. штаба; под общ.
ред. Ген. штаба полк. Самойло. СПб.: Отд. ген.-квартирмейстера, 1914. Ч. 2: ЗападноГалицийский район / сост. Ген. штаба полк. Муханов. ІІ, 154, [1] с.; Австро-Венгрия: военностатистическое описание / Глав. упр. Ген. штаба. Пг.: Отд. ген.-квартирмейстера, 1915.

связи. Аналогичные данные содержались в справочниках и по другим странам, а также в популярных брошюрах1.
В ходе войны печатались, разумеется, для служебного пользования, данные
разведывательных служб о постоянно изменявшемся состоянии вооруженных
сил Германии и ее союзников. Разведывательное управление штаба Кавказского военного округа распространило военный обзор на подведомственном
ему театре военных действий2. Сборник, выпущенный штабом 7-й армии, сообщал сведения об австро-германских силах по состоянию на 1 июня 1917 г.3
Такая практика стала правилом. Разведывательное отделение штаба 1-й армии
издало пять выпусков сборника «Общие сведения о противниках и выборки
из обзоров иностранных газет». В первом выпуске появилась информация:
«По агентурным сведениям, из разных источников (J. N. N.), германцы обратили серьезное внимание на постройку “танков”. Точных данных о вооружении
германских танков не имеется; есть сведения об автоматических пушках
1

Фридман В. Г. Воздухоплавание и война. М.: Т-во «И. Н. Кушнерев и К°», 1914. 56 с.;
Бурский П. Д. Техника в современной Великой войне. М.: Т-во И. Д. Сытина, 1916. 56 с.
2
Корсун Н. Г. Военный обзор Турецкого передового и Причерноморского (на участке
Батум – Инеболи) театров с сопредельными районами Закавказья и Персии / сост. в Разведыват. отд-нии Штаба Кавказ. воен. окр. Ген. штаба кап. Н. Г. Корсун; под ред. нач. назв.
отд-ния полк. М. П. Гороха. Тифлис: Тип. Штаба Кавказ. воен. округа. Ч. 1. 1913–1914.
Ч. 2, вып. 1. 1914.
3
Боевое расписание частей Австро-Германской армии, действующих на фронте армии:
боевое расписание составлено по данным разведки к 1 июня 1917 г.: [сост. в Разведыват.
отд-нии Штаба армии]. [Б. м.]: Изд-во Разведыват. отд-ния Штаба VII армии, [1917]. 38 с.

22 мм и 37 мм, о пулеметах, а в последнее время даже об огнеметах»1. Составители сборника привели и перевод немецкой инструкции по защите
от танков: «Убегать в тыл, спасаясь
от огня орудий и пулеметов танков, –
средство погибнуть наверняка. Строго запрещается при появлении танков
укрываться в убежища, так как неприятельская пехота следует за танками
в непосредственной близости. Наблюдение за впереди лежащей местностью
отнюдь не должно ослабевать или прекращаться под влиянием появления
броненосцев. Борется с последними –
артиллерия»2. Второй выпуск сообщает:
«Новые снаряды с газами. Оболочка снаряда заполнена удушливой жидкостью –
треххлористым метиловым формиатом. Разрыв снаряда производится при помощи детонатора». И сделан вывод:
«Газовая атака причиняет гораздо большие потери, чем какой бы то ни был
другой вид действий, если войска не защищены или, что почти равняется
этому, не могут достаточно быстро пользоваться своими противогазами»3.
Подобные сообщения появлялись регулярно. Следующая тема информационного выпуска – моторизация германской армии: по сравнению с началом количество автомобилей и мотоциклов удвоилось, теперь каждая армия располагает 2500–4000 автомобилями разного назначения. В их числе боевые машины – броневики, вооруженные либо легкими орудиями, либо пулеметами,
пулеметных броневиков около 1500; автомобили воздушной обороны, снабженные орудиями; машины службы связи, автомобили для перевозки людей,
раненых и грузов, последние – с прицепной платформой; смонтированные
на автомобилях передвижные электро-, радио-, телеграфные и телефонные
станции4.
Получить систематизированные статистические данные можно было
по изданной в сентябре 1914 г. «Карманной энциклопедии войны 1914 года».
Ее авторы задались целью предоставить справочник, в котором были бы сжато
изложены «все сведения, необходимые при анализе и оценке событий на театрах
военных действий и их возможных прямых и косвенных последствий», чтобы
1

Общие сведения о противниках и выборки из обзоров иностранных газет / Разведыват.
отд-ние штаба 1-й армии. [Б. м.], 1917. № 1: За время с 1-го по 8-е мая 1917 года. С. 4.
2
Общие сведения о противниках и выборки из обзоров иностранных газет. [Б. м.], 1917.
№ 2: За время с 8-го по 15-е мая 1917 года. С. 5.
3
Там же. С. 6.
4
Там же. С. 3–5.

«более внимательно и с большим знанием дела наблюдать за ходом этой великой войны народов». И действительно, «Карманная энциклопедия» включила
сведения о государственном устройстве, территории, владениях, народонаселении, войсках, флотах, торговле, продовольственных средствах всех воюющих
стран. В ней содержатся словарь военных и международно-правовых терминов, указатель городов, областей, портов и крепостей, атлас театров военных
действий1. Широкий диапазон сведений содержал справочник «Европейская
война 1914 года: вожди, армии, морские и воздушные флоты, крепости, колонии, финансы и договоры воюющих и нейтральных держав»2.
Выходили и другие справочные издания, более основательно по сравнению с массовыми публикациями характеризующие соотношение сил противоборствующих сторон. Среди них выделяется изданная в шести выпусках
работа «Вооруженные силы иностранных государств». Ее автор, скрывший
свое имя под инициалами «Л. Б.», судя по всему, был знающим офицером,
на 326 страницах подробно характеризовал военный флот иностранных государств (вып. 1), сухопутные силы Германии (вып. 2), Австрии (вып. 3), Франции и Бельгии (вып. 4), Англии (вып. 5), Турции и Балканских стран (вып. 6)3.
1

Карманная энциклопедия войны 1914 года. Пг., 1914. 158 с.
Европейская война 1914 года: вожди, армии, мор. и воздуш. флоты, крепости, колонии, финансы и договоры воюющих и нейтр. держав. СПб.: Тип. П. П. Сойкина, 1914. 60 с.
3
[Л. Б.] Вооруженные силы иностранных государств: 6 вып. М.: Т-во «Печатня
С. П. Яковлева», 1914. Вып. 1: Военный флот. 64 с.; Вып. 2: Сухопутные силы Германии.
51 с.; Вып. 3: Сухопутные силы Австрии. 46 с.; Вып. 4: Сухопутные силы Франции и Бельгии. 46 с.; Вып. 5: Сухопутные силы Англии. 63 с.; Вып. 6: Сухопутные силы Турции и Балканских стран. 56 с.
2

В информационном потоке нашлось место и описанию авиации как нового
вида военной техники и ее применения в боевых действиях1. Были сделаны
попытки оценить потенциальные возможности нападения и защиты от других новых видов вооружений, таких как запрещенное мирными конвенциями,
но широко применявшееся химическое оружие2.
До конца войны было еще далеко, но военные теоретики стремились подойти к широким обобщениям. Н. В. Колесников сделал попытку показать изменение характера войны в связи с применением новых технических средств3.
В очерке генерал-майора П. Д. Бурского нашли отражение вопросы управления войсками и координации действий вооруженных сил, использования таких
новых видов вооружения, как аэропланы и дирижабли, средства связи в виде
телефона, телеграфа и беспроволочного телеграфа, т. е. радиопередатчиков.
Называет автор и оптический аппарат связи – гелиограф, круглое зеркало, отраженным солнечным лучом передающее сообщения азбукой Морзе, – прибор
экзотический и в боевой практике не нашедший применения. Более практичным средством передачи информации, к тому же незаменимым для освещения в ночное время и широко использовавшимся прибором, был прожектор.
Для передачи приказаний, донесений и «вообще для служебных сношений
на войне имеют большое применение автомобили, мотоциклеты и велосипеды».
Автор делает вывод: «Техника в службе связи повлияла в положительном
смысле на одно из важнейших условий военной обстановки – время, выигрыш
которого всегда давал и дает на войне шансы на успех». Упоминает он и бронеавтомобили, которые расценивает, однако, только как транспортное средство
для перевозки пулеметов: «Пулеметы перевозятся на двуколках, на вьюках,
а также в блиндированных, т. е. окованных сталью, автомобилях». Обращается к оценке традиционных видов стрелкового оружия: винтовок, пулеметов,
артиллерии, боеприпасов к ним. Специально отмечает, что во всех армиях,
но преимущественно Германии, «введены снаряды, выпускающие после раз1

Воздухоплавательные приборы и их деятельность в нынешней войне / М. Биш, ред.
Воздухоплават. отд. газ. «Morning Post»; пер. с англ. Пг.: Т-во В. А. Березовский, 1916. 153 с.
2
Общее метеорологическое руководство для предвидения газовых атак со стороны
противника. Пг.: Тип. «К. Биркенфельд», 1916; Инструкция низшим строевым начальникам
на случай газовой атаки противника. Полевая тип. штаба 1-й армии, 1916. 23 с.; Наставление ротному командиру для борьбы с газовыми атаками противника / сост. Ген. штаба
подполк. Скворцов. 1-е изд. Тип. газ. «Боевые новости», 1916. 24 с.; Указания для организации газовой обороны в войсках / сост. Ген. штаба подполк. Лебедев при участии воен.
метеоролога коллежского секретаря Ильинского. Типо-лит. Штаба III армии, 1916. 63 с.;
Аркадьев В. К. Научно-технические основы газовой борьбы. Лекции, читанные инструкторам по газовой обороне. 3-е изд. М.: Тип. т-ва Рябушинских, 1916. 112 с.; Кориц И. Г.
Удушливые и ядовитые газы!: новые средства и меры борьбы в настоящей мировой войне.
Ч. 1: Обучение войск боевым действиям при помощи удушливых и ядовитых газов;
Ч. 2: Краткие сведения о противогазах, масках и прочих средствах и мерах, применяемых
против удушливых и ядовитых газов. М.: Изд-во авт., 1916. 94 с.
3
Колесников Н. В. Техника и искусство современной войны. 2-е изд., знач. доп. и перераб.
Казань: Тип. Д. М. Гран, 1915. 195 с.

рыва удушливые газы», а также аппараты для выделения ядовитых газов
и «горючих жидкостей» – огнеметов. Характеризуя эффективность применявшегося сторонами вооружения, отмечает, что «несмотря на колоссальные
шаги в деле усовершенствования техники артиллерии, несмотря на огромное количество снарядов, выпускаемых в боях, все же пока, по опыту войны,
на одного убитого или раненного артиллерийским снарядом приходится четыре человека, пострадавших от ружейных и пулеметных пуль». Рассматривает устройство и назначение полевых укреплений, окопов, проволочных заграждений. Показывает слабость крепостей перед разрушительным действием
артиллерийских снарядов. При всем этом, отметил Бурский, «кроме техники,
на войне... играет громадную роль моральный элемент, дух войск. В этом отношении, как показал опыт войны, русский, английский и французский солдат
стоит неизмеримо выше германского»1.
Убедительно продемонстрировали высокую эффективность боевого применения новой техники, изменившей характер боя, те из строевых офицеров, кто
свой опыт участия в боях обобщили в печатных публикациях. Один из них –
В. И. Лебедев, воевавших во Франции в составе Иностранного легиона. Сравнивая Русско-японскую войну с нынешней, мировой, В. И. Лебедев отметил:
«И вот я вспоминаю прошлые наши атаки... Сначала отправляясь ускоренным
шагом, потом перебежками от 100 до 50 шагов величиной, атака не имела
надобности для окончательного удара в штыки закапываться на расстоянии
60-ти шагов от неприятеля глубоко в землю». «Ныне, – продолжает Лебедев, –
дело обстоит иначе. Страшный огонь многочисленной и разнокалиберной
артиллерии, пулеметы, косящие, как траву, наступающие цепи, загнали пехоту начисто в землю. А если один из противников предпримет частную атаку,
перед траншеями образуются страшные мертвые горы человеческих тел.
Огонь, и особенно пулеметный, начисто изменил и положение кавалерии:
ей нечего делать там, где противники месяцами остаются в траншеях. Кавалерия спешилась, сама засела в окопах, отошла в резерв и ждет решительного натиска, после которого ей очистится место и явится возможность
развернуть свое стратегическое значение как при наступлении, так и во время
отхода. Ее функции разведки на это время целиком перешли к авиации, а связи –
к автомобилю и мотоциклу»2.
В боевых операциях широкое применение нашел автомобильный транспорт. Лебедеву вместе с его полком самому довелось быть перевезенным автомобилями на новое место размещения. Собственные впечатления он сопоста1
Бурский П. Д. Современная война. Опыт исследования техники войны // История
великой войны [1914 года] / [изд. выходит под ред. Ген. штаба ген.-майора А. Д. Шеманского, вице-адмирала М. В. Князева [и др.]: в 3 т. М.: Изд-во т-ва Н. В. Васильева, 1915–1916.
Т. 3. 1916. С. 21–23, 34, 36, 41, 49.
2
Лебедев В. Из рядов французской армии. Русские волонтеры во Франции. Очерки
французского фронта и тыла. В Македонии. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1916.
С. 121–122.

вил с информацией о переброске автомобилями во время сражения на Марне
резервов из Парижа к месту сражения, что решающим образом повлияло
на успешный для французов исход битвы, и это позволило ему сделать широкое обобщение относительно внезапно обнаружившегося значения автомобильного транспорта: «Громадная, в десятки тысяч повозок с 40 тыс. шоферов,
автомобильная армия с неслыханной раньше быстротой обслуживает дерущиеся войска. Она мчит почту, провиант, отчасти снаряды. Она эвакуирует
раненых, позволяя госпиталям отодвинуться в дальний тыл, где больше
удобств. Она разгружает железные дороги и при параллельном шоссе в нужный момент может с успехом заменить их, оставляя их под чисто боевые
нужды». Оказалось, что автомобиль не только средство коммуникации, –
он пригоден и для боевого применения. Еще не были придуманы соответствующие обозначения и термины, но В. И. Лебедев и без них точно обозначил важнейшую и новую для того времени область применения автомобиля: «В непосредственном боевом значении всемогущий мотор внес много нового. Оседланный пушкой и пулеметом, он дал в руки начальника грозный таран при
наступлении и мощное прикрытие при отходе. Вооруженный прожектором,
он стал ночными очами войск. Заблиндированный, превратился в прекрасное
рекогносцировочное средство»1. Ничего не скажешь против – бронетехника
с того времени только усовершенствовалась и развивалась.
Как полагал В. И. Лебедев, пулемет, аэроплан и автомобиль изменили черты
войны и «логическое развитие этих страшных сил... приведет человечество
в будущем к совершенно необычайным и мало доступным самому смелому
воображению картинам подземной, земной и надземной войны. Разве что оно
вовремя остановится...»2. К сожалению, не остановилось.
С началом войны в справочных изданиях публикуется информация о реальной численности приведенных в боевую готовность вооруженных сил Германии и Австро-Венгрии, с одной стороны, Франции и Великобритании, с другой, даны качественные характеристики офицерского состава и оценка боевой
подготовки солдат, сообщается об обеспечении армий военной техникой и развитии военной инфраструктуры. Об этом подробно рассказывают авторы труда
«Европейская война 1914 года»3, оставшиеся анонимными. Книга эта адресована не профессиональным военным, ее читателями должны были стать люди
гражданские, которым надо было внушить уверенность в будущем. Ее назначение – убедить, что не следует опасаться вызванных войной экономических
трудностей: золотой запас России – величайший в Европе, Россия отлично
проживет без австрийских и германских товаров. Во враждебном же лагере
совсем не то: Германия уже на 4-й день войны нуждалась в деньгах, страна
1

Лебедев В. Из рядов французской армии. Русские волонтеры во Франции. Очерки
французского фронта и тыла. В Македонии. С. 123.
2
Там же. С. 125.
3
Европейская война 1914 года. Вожди, армия, морские и воздушные флоты, крепости,
колонии, финансы и договоры воюющих и нейтральных держав.

скоро будет без хлеба, экономическое и финансовое положение Австро-Венгрии
тоже печальное. Враг, конечно, силен, но мы, вместе с Англией и Францией,
сильнее. Этот идеологический посыл, а не столько ее фундаментальность и полнота информации, собственно, и составляет главное в книге, что и объясняет
некую ее легковесность.
В данном издании приводятся сведения об организационной структуре
и количественном составе армий – вряд ли их стоит воспроизводить: в условиях
войны они быстро менялись. В то же время не лишена интереса характеристика сухопутных войск воюющих держав, оценка их боевых качеств на начало
войны. О французской армии отзыв весьма высок: «Главной отличительной
чертой французской армии является исключительно высокий патриотизм,
которым проникнуты все ее чины от генерала до солдата. Как боевой материал, французская пехота неоднократно доказала свою способность к громадным передвижениям и свою горячность и порывистость – это знаменитый французский боевой задор в битвах». Информации о сухопутных силах
Англии минимум – только статистические данные в самом обобщенном виде
и ремарка: все военное могущество Англии сосредоточено во флоте, и этот
вывод подтвержден соответствующими данными о его составе и боевом потенциале. Зато рассказ о сербской армии подробен и благожелателен: «В бою
и на походе сербская армия выше всяких похвал», а командный состав выгодно
отличает широкая инициатива. Одобрения удостоилась и армия Черногории:
«Военные качества черногорского солдата всем известны. Всемогущий Наполеон вынужден был уйти от маленькой, но непобедимой Черногории». В таком же ключе рассматриваются и армии Тройственного союза. «По своей численности германская армия занимает второе (после России) место в ряду мировых держав, а по своей организации и технической подготовке она до сих пор
считается образцовой». Отмечены особенности австро-венгерской армии.
Ее многонациональный состав создал трудности: командным языком во всей
имперской армии (кроме венгерских частей) являлся немецкий, который многие солдаты плохо понимали, поэтому для каждой войсковой части утверждались один и даже два полковых языка, ими офицеры должны были владеть,
чтобы объясняться с подчиненными. Более того, далеко не вся австро-венгерская армия, в состав которой входили славянские полки, могла быть двинута
против Сербии и Черногории. Весьма существенным недостаткам австрийской армии являлись «отсутствие инициативы частных начальников, боязнь
ответственности, придавленность нижних чинов, национальные антипатии
и политические настроения»1. Ход войны определил, насколько верными были
оценки процитированного обзора.
К. М. Шумский (Соломонов), офицер по основному занятию, в 1915 г.
опубликовал «Очерки мировой войны на суше и на море», книгу объемом
1

Европейская война 1914 года. Вожди, армия, морские и воздушные флоты, крепости,
колонии, финансы и договоры воюющих и нейтральных держав. С. 18–19, 21–22, 24, 27, 30.

в 252 страницы1. В ней он показал численный состав вооруженных сил противоборствующих сторон (кроме России). Дал характеристику армий, согласно
которой германскую отличает чрезмерная жестокость дисциплины, недостаток
обучения в поле, прусское увлечение парадной стороной; австро-венгерскую –
ненадежность славянских подразделений; французскую – исключительно высокий патриотизм; британскую – большая стойкость в боях и смелость в атаках.
Показал технический уровень вооружения, в том числе стрелкового и артиллерии. Обратил внимание на появление новых видов боевой техники – пушечных «бронированных автомобилей» и «бронированных пулеметов». Упомянул
и об авиации, хотя явно недооценил ее возможности и перспективы развития:
«На это новое средство борьбы возлагались... очень большие надежды. Нельзя
сказать, чтобы эти надежды совершенно не оправдались. Но все же область
применения воздухоплавания в этой войне оказалась весьма ограниченной».
Приведенные в многочисленных работах данные показывали значительное
материально-техническое и численное превосходство вооруженных сил стран
Антанты. В книге «История великой войны [1914 года]» генерал-майор Генерального штаба А. Д. Шеманский в статье «Военная мощь противников» не только
сообщил, что армии Антанты насчитывали почти 11,5 млн бойцов против
7 млн у Германии и Австро-Венгрии, но и отметил наличие необъятных потенциальных людских ресурсов в России, способных восполнить кадровые
1

Шумский К. Очерки мировой войны на суше и на море. Обзор военных действий
на главных театрах. Пг.: Изд-во т-ва А. Ф. Маркс, 1915. 252 с.

потери, о чем можно судить по числу освобожденных от призыва в армию:
«Мы давали огромный процент освобождений и льгот по семейным и домашним обстоятельствам, именно 42 %», тогда как во Франции от военной повинности освобождали 0,75 %, а в Германии – 1,4 %1.
Получила развитие военно-морская тематика. Были изданы «Памятная
книжка Морского ведомства»2, справочники по российскому, германскому
и турецкому военно-морским флотам3. К началу войны вышла книга очерков
К. Ф. Кетлинского, в которой он показал состав и охарактеризовал качественный уровень британских морских сил4. В «Морском сборнике», подчинявшемся Главному морскому штабу, военный теоретик и историк Б. Б. Жерве
в августовском номере за 1914 г. поместил очерк о составе, техническом уровне и боевых возможностях военно-морского флота Германии5.
Публиковавшиеся материалы о количественном и качественном составе
вооруженных сил воюющих держав должны были внушить уверенность в превосходстве армий Антанты и неизбежности их грядущей победы.

1.5. Боевые действия
Сразу после начала мировой войны ход боевых действий, колебания
под влиянием войны политических настроений, изменения экономического
положения, нарастание социальных проблем в воюющих странах – все, что
в той или иной степени имело отношение к войне или было связано с ней, находило отражение на страницах газет и журналов, оперативно выходивших
небольших по объему книжных публикациях. Предназначенные для массового читателя издания, вышедшие в ходе войны, разнообразны по тематике.
Объединяет их по форме небольшой объем, по содержанию – популярность
изложения, наличие иллюстраций, карт и схем, и главное – пропаганда патриотизма путем прославления подвигов солдат и офицеров.
Все подобные издания строго следовали цензурным ограничениям, продиктованным условиями военного времени. М. К. Лемке, служивший в Ставке
Верховного главнокомандующего, свидетельствовал, что для официальных
«сообщений прессе», исходивших из самой Ставки, были введены жесткие
ограничения: «а) начатая нами и не закончившаяся операция, по возможности,
1

Шеманский А. Д. Военная мощь противников. Войска, стратегия. Шпионство // История великой войны [1914 года]: в 3 т. Т. 1. 1915. С. 179.
2
Памятная книжка Морского ведомства. Пг.: Гл. мор. штаб, [1853]–1914 на 1914–1915 годы:
Испр. по 1-е июля 1914 г. 965 с. разд. паг.
3
Российский императорский флот. 1914 г.: справ. СПб.: Изд-во И. Д. Сытина, [б. г.]
244 с.; Российский императорский флот и флоты Германии и Турции... Пг.: Изд-во И. Д. Сытина, [1913–1915]. (Военные флоты). 1914 г. [6], 240 с., 5 л. ил.; Военный флот Германии:
справ. книжка. Испр. по январь 1915 г. Пг.: Тип. А. Бенке, 1915. 82, [8] с.
4
Кетлинский К. Ф. Морская сила Англии: очерки. СПб.: Тип. Мор. м-ва, 1914. 217 с.
5
Жерве Б. Германия и ее морская сила // Морской сб. 1914. Т. 384, № 8. С. 111–234.

должна обходиться молчанием, чтобы не обнаружить нашего плана; б) разгаданная нами операция врага не должна быть выяснена ему, чтобы обмануть
противника своим неведением о его замысле; в) всякий наш успех должен
быть сообщен вполне; г) всякий наш неуспех в отражении удара – только
в общих, неясных выражениях; д) наши потери и неудавшиеся операции и маневры обходить полным молчанием; е) когда мы бьем немцев – писать “германцев”,
а если австрийцев – “противника”; ж) фамилии нашего командного состава
и названий частей не упоминать; з) взятых нами пленных подсчитывать почаще, на разные даты, чтобы создавать иллюзию более значительного успеха;
и) результаты действий неприятельских аэропланов обходить молчанием»1.
Эти предписания и запреты распространялись на журнальные, газетные и книжные публикации, авторы которых вынуждены были обходить стороной армейские неудачи и проблемы. Их обнародование могло вызвать общественное
возмущение, исключить малейшие попытки бросить на армию тень сомнений
в ее боеспособности.
Открывает ряд публикаций книга о первых 400 днях войны под верховным главнокомандованием великого князя Николая Николаевича2. Это была,
можно сказать, официальная версия развернувшихся в это время военных операций. В основном массовом потоке широко практиковалось издание отдельных небольших, объемом в 30–60 страниц, брошюр, рассчитанных на тех, кто
не мог регулярно следить за ежедневной прессой, но кому считалось нужным
предоставить отфильтрованную информацию о событиях войны. Брошюры
такого рода помещали официальные материалы, а сообщения о войне сводили
к описанию героических подвигов русских солдат. Но и при всех ограничениях
российская журналистская, научная и военная интеллигенция многое сделала
для оперативного и, по возможности, полного освещения хода войны. В начале
войны события развивались стремительно, и такой же стремительной была реакция печатного слова. Выход книг следовал вслед за событиями, написаны они
были как гражданскими авторами3, так и представителями армейских штабов4.
На европейском театре военных действий германские войска, преодолев сопротивление бельгийской армии, вторглись во Францию. Одержав в августе
1
Лемке М. 250 дней в царской Ставке: (25 сентября 1915 – 2 июля 1916 г.). Пг.: Гос. изд-во,
1920. С. 50–51.
2
400 дней (1914 20/VII – 1915 27/VIII) великой войны под верховным командованием
его императорского высочества великого князя Николая Николаевича. М.: Тип. М. И. Смирнова, п/ф «Моск. листок», 1915. 248 с.
3
Разгром германских полчищ под Варшавой: героические победы рус. войск под Оссовцом и у Сопоцкина. М.: П. К. Комиссаренко, 1914. 16 с.; Битва на реке Немане и разгром
немецкой армии ген. Гинденбурга. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1915. 32 с.; Корольков Н. Ф.
Первые месяцы Великой войны: 1914–1915 гг. Пг.: Постоян. комис. нар. чтений, 1915. 40 с.;
Колесников Н. В. Великая война 1914–1915 года: (попул. очерки мировой войны). Казань:
Тип. Д. М. Гран, 1916. Вып. 1. 103 с.
4
Краткий обзор наших военных действий против австро-германских армий: от начала
кампании по 1 марта 1915 г. Седлец: Штаб армий Сев.-Зап. фронта, 1915. 36 с.

1914 г. победу в Пограничном сражении, германские армии продвигались к Парижу, и уже в сентябре втянулись в грандиозное сражение на реке Марне. Этим
событиям посвящена оперативно изданная небольшая брошюра «Кампания
1914 года на французско-бельгийском театре военных действий»1. Франция оказалась в опасности, но Россия, ответив Восточно-Прусской операцией, пришла
ей на помощь. На территории Восточной Пруссии в августе–сентябре 1914 г.
развернулось грандиозное сражение. Здесь армия под командованием генерала Ренненкампфа к 20 августа нанесла крупное поражение германской армии
под Гумбиненом, но из-за пассивности командования и отставания тылов остановила преследование противника. 20 августа начала наступление армия генерала Самсонова. Германское командование, перебросив в Восточную Пруссию
два корпуса и кавалерийскую дивизию с французского театра военных действий и использовав бездействие Ренненкампфа, направило все силы против
нее. Армия Самсонова, потеряв весь личный состав убитыми и пленными,
перестала существовать. Армия Ренненкампфа к середине сентября была вытеснена из Восточной Пруссии и с большими потерями отступила в исходное
положение. Однако переброска двух корпусов и конной дивизии из Франции
в Восточную Пруссию ослабила германскую армию на Западном фронте, что
способствовало победе англо-французских союзников в битве на Марне.
Российская пресса, считая важным предоставлять информацию в кратчайшие сроки, немедленно отреагировала на эти события. Поражение в Восточной
Пруссии не замалчивалось, но подавалось как урок, который следует учесть.
Уже в 1914 г. в формате брошюр вышли работы с рассказом о трагической гибели армии Самсонова и поражении Ренненкампфа. Одной из них была книга
«На Восточно-Прусском фронте», автор которой выступил под инициалами
«В. Б.». В ней трагизм поражения смягчен, показ гибели генерала Самсонова
и разгрома его армии ограничен официальным сообщением («прискорбное событие»), отступление армии Ренненкампфа представлено как «гениально задуманный и глубоко продуманный план нашего Верховного главнокомандующего»,
который «собирал русские войска в пограничных пределах родины, готовя здесь
достойную встречу врагу»2. Другие публикации мало отличались по уровню
информации. Авторов сдерживали не только цензурные ограничения, но и отсутствие времени для хотя бы элементарного анализа, поэтому в ход шел хроникальный репортаж.
Одна из таких брошюр, без указания автора и места издания, представляет
собой фиксацию день за днем событий на фронтах. В ней без каких-либо комментариев сообщается о сентябрьских событиях 1914 г.: «9-го. Восточная армия
генерала фон Гинденбурга наносит поражение левому крылу русской армии,
находящемуся еще в Восточной Пруссии, и открывает себе дорогу в тыл
1

Кампания 1914 года на французско-бельгийском театре военных действий. [Б. м.]:
Штаб 12-й армии, 1915. 27 с.
2
[В. Б.] На Восточно-Прусском фронте. Пг.: Тип. В. Л. Леонтьева, 1914. (Великая всемирная война / под ред. Б. И. Имшенецкого; вып. 7). С. 23, 31.

неприятеля, который всюду быстро отступает»; «12-го. Отступление русской
армии превращается в бегство. Генерал фон Гинденбург, преследуя ее, переступил границу»; «13-го. Совершенно разбитая в Восточной Пруссии русская
армия отступает в полном беспорядке. Добыча германцев – 30 000 пленных
и 150 орудий»1. В таком стиле все 60 страниц текста. Из подобного принципа
изложения фактов вывод только один – неудачи не замалчивались, а читателю
предлагалось самому сделать вывод: помощь западным союзникам оказалась
своевременной, но стоила России чрезмерно дорого.
Если в этой брошюре приводятся в телеграфном ключе только факты,
то другие публикации несравненно информативнее и патриотичнее по отношению к своей армии, хотя и потерпевшей поражение в отдельном сражении.
Автор брошюры, упоминавшейся выше, «На Восточно-Прусском фронте»
отметил: «Энергичное наступление русских войск в Восточной Пруссии –
громадная и неоценимая заслуга России перед ее союзниками. Россия своим
наступлением и жертвами, которые она принесла на поле брани Восточной
Пруссии, облегчила ведение дальнейшей кампании Франции и Бельгии в союзе
с Англией против германских полчищ, наводнивших Эльзас-Лотарингию, часть
Франции и Бельгию»2.
Работу «Наступление русских в Восточную Пруссию» написал А. Д. Шеманский. Он как окончивший полный курс Николаевской академии Генерального
1
2

Важнейшие события за первый год мировой войны. По 31 июля 1915. [Б. м., б. г.].
[В. Б.] На Восточно-Прусском фронте. С. 22.

штаба был причислен к Генеральному штабу,
имел чин генерал-майора, в 1913–1916 гг. занимал должности помощника главного редактора журнала «Военный сборник» и газеты
«Русский инвалид», а затем, до конца войны,
начальника штаба дивизии и корпуса. Естественно полагать, что А. Д. Шеманский имел
доступ к оперативным документам и отражал
четко выраженную точку зрения командования
российской армии. Шеманский в деталях раскрыл замысел и действия «Неманской армии»
генерала Ренненкампфа и «Наревской армии»
генерала Самсонова, выявил причины их поражения, сформулировал вынесенные из поражения уроки: «Нерасчетливое ведение операций против германцев опасно, может быть
Анатолий Дмитриевич
чревато катастрофами». Этот вывод был
Шеманский
учтен и в дальнейшем составил, как утверждал А. Д. Шеманский, «основные черты нашей дальнейшей здесь стратегии
во все остальное время Великой войны: мы стали очень осторожны стратегически и смело бросаемся на германца тактически, в бою»1. Не в этом ли
причина редких успехов и частых поражений русской армии в этой войне?
Завершение военных действий в Восточной Пруссии исчерпало в периодике того времени тему поражения армий Ренненкампфа и Самсонова, тем более
роль главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского. Она
вновь возродилась в послевоенное время в военно-научных исследованиях
и воспоминаниях. Участники боев, в том числе занимавшие важные посты
в армейской иерархии, несравненно более полно и объективно показали ход
боевых действий в Восточно-Прусской операции уже после окончания войны,
но об этом позже.
Нашла отражение оборона крепости Осовец. Впервые упомянул о ней
П. Ф. Губер, который с начала войны служил в Красном Кресте, а затем был
военным корреспондентом газеты «Plain Dealer» (США) и переводчиком в штабе. Под псевдонимом «Арзубьев» он опубликовал книгу военных зарисовок
«Дела и люди военного времени», охватывавшую события ноября 1914 – мая
1915 г.2 Один из очерков посвящен наблюдениям о первых днях боев за Осовец:
«Проходя по улицам Белостока, вы ни за что не почувствуете, что враг у ворот
этого города. Жизнь течет нормально, нигде не видно возбуждения и суеты,
1

Шеманский А. Д. Наступление русских в Восточную Пруссию // История великой
войны [1914 года]: в 3 т. Т. 3. 1916. С. 144–145.
2
Арзубьев П. К. Дела и люди военного времени: (ноябрь 1914 – май 1915). Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. 178 с.

и только огромное количество обозных телег на улицах и площадях напоминают
вам о войне. Правда, река Бобр, под защитой которой находится Белосток,
представляет собою весьма серьезную преграду, имеющую на этом участке
только одно сравнительно слабое и открытое для нападения место. Но место это, словно калитка замком, заперто осовецкой крепостью. И вот уже
скоро неделя, что немцы упорно, хотя и бесплодно, ударяют по этому замку,
постепенно увеличивая калибр своей осадной артиллерии. Когда я уезжал
из Варшавы, знакомые хором убеждали меня, что до Осовца мне не добраться:
крепость обложена со всех сторон. Но все это оказалось вздором. Ни один
немец не вступил еще на восточный берег Бобра, и говорить об осаде крепости, во всяком случае, преждевременно. Можно говорить лишь об обстреле,
который производится с немецкой аккуратностью ежедневно от восхода
солнца до заката. По ночам немцы не стреляют, опасаясь, должно быть,
вспышками выстрелов обнаружить местонахождение своих батарей. Когда
я подъезжал в поезде к Осовцу, меня поразил специфический шум, какого ранее мне не доводилось слышать. Он был протяжен, длился каждый раз около
полуминуты и походил на грохот железного листа, по которому ударяют молотком... То рвались снаряды знаменитых 42-сантиметровых мортир, решивших в свое время участь Льежа, Мобежа и Антверпена... Артиллерия
фортов отвечала на огонь противника. Ее резкие, отчетливые выстрелы
врывались в железный лязг и грохот,
производимый взрывами. Облака сверкали золотом над снежными полями,
вершины далеких сосен розовели. И грохот все продолжался, не увеличиваясь,
и не ослабевая, как шум морского прибоя, ударяющего в утесы»1.
В 1917 г. появилось описание обороны Осовца, сделанное непосредственными ее участниками М. С. Свечниковым
и В. Я. Буняковским2. Авторы, «пережившие все перипетии ее и по своему
служебному положению имевшие полную возможность проследить за всеми
действиями командного состава и войсковой работой», предваряя книгу, заявили о своем долге сохранить в памяти народа боевую работу доблестного гарнизона. Кем были эти авторы?
1

Арзубьев П. К. Дела и люди военного времени: (ноябрь 1914 – май 1915). С. 108–111.
Свечников М. С., Буняковский В. Я. Оборона крепости Осовец во время второй,
6 1/2-месячной осады ее. Пг.: Гл. упр. Ген. штаба, 1917.
2

М. С. Свечников – подполковник, начальник штаба Осовецкой крепости,
В. Я. Буняковский – генерал-майор, командир Ливенского пехотного полка,
это действительно осведомленные военные, положившие в основу книги свой
личный опыт. Авторы характеризуют стратегическое значение крепости:
«Лежит на болотистом, лишенном других переправ участке р. Бобра, пересекаемом в районе крепости железной и разработанной грунтовой дорогой,
ведущей из пределов Восточной Пруссии... к важному Белостокскому железнодорожному узлу», вместе с тем Осовец «позволял оперировать на обоих берегах реки, являясь исходным пунктом для дебуширования1 из-за Бобра в сторону противника»2. В книге дано подробное описание защиты крепости.
Ориентация брошюр на людей с невысоким образованием, но любознательных, определяла стремление авторов показать успехи российской армии,
героизация войны рассматривалась как важный элемент укрепления патриотизма. Характерный пример подобной литературы – книжка, изданная писателем, историком и фольклористом, православным священником Д. Г. Булгаковским под названием «Великая война в 1914, 1915, 1916 годах. Выдающиеся
события на пути защиты России в ее целости, чести и достоинстве». Эту публикацию открывают дословные тексты трех манифестов императора Николая II:
об объявлении войны Германии, Австро-Венгрии, Турции; затем описание вызванного ими народного патриотического подъема; речи при открытии заседания Государственной Думы ее председателя М. В. Родзянко, председателя
Совета Министров И. Л. Горемыкина,
министров иностранных дел С. Д. Сазонова, финансов П. Л. Барка. В заключительной части следуют беглые
военные зарисовки: «Бой под Томашевым», «Бой под Львовом», «В болотах
реки Бобра под Осовцом», «У Равы
Русской», «Казацкая атака», «Бабья засада», «Столетний доброволец», «Геройские подвиги», «Бой в воздухе» и т. д.
Никакого обобщающего анализа хода
войны в книжке не найти, зато автор
уверен: «Расправимся с лоскутникамиавстрияками, угостим и немцев, этих
насильников земли русской, проучим ко1

Дебуширование – выход войск из теснины, закрытой местности на более широкое
пространство.
2
Свечников М. С., Буняковский В. Я. Оборона крепости Осовец во время второй,
6 1/2-месячной осады ее. С. 5.

варных турок, дадим урок и неблагодарным болгарам, забывшим свою благодетельницу, сердобольную Россию»1.
К такого рода изданиям относятся и другие публикации: безымянная книжка
«Великая война. Что должен знать о ней каждый русский?», очерки С. С. Кондрушкина о войне, фронтовые зарисовки А. Ксюнина «Народ на войне»; анонимная книжка «Занятие Галиции и полный разгром австрийской армии»2 и др.
А. А. Носков, работавший в петроградской ежедневной газете «Вечернее время»,
под псевдонимом «Я» опубликовал очерк, подробно, шаг за шагом освещающий упорные бои на всех участках русско-германского фронта в 1915 г.
Отступления российских войск трактовались им в духе временной неприятности, которая успешно преодолевается. Журналиста впечатлило, и вполне справедливо, взятие 9 марта 1915 г. крепости Перемышль в Галиции: «9 генералов,
93 штаб-офицера, 2500 обер-офицеров и чиновников и 117 тысяч нижних чинов
попало в наши руки вместе с большой материальной частью артиллерии и прочим боевым имуществом». С территории Беларуси также хорошие известия:
«Новыми усилиями весь наш западный фронт к 25 сентября уже совершенно
выравнивается на линии озер Дрисвяты – Нарочь – Вишневское и с. с. Сморгонь –
Любча – Крошин – Ляховичи, где и ставит преграду дальнейшему движению
1

Булгаковский Д. Г. Великая война в 1914, 1915, 1916 годах. Выдающиеся события
на пути защиты России в ее целости, чести и достоинстве. Пг., 1916. С. 57.
2
Великая война. Что должен знать о ней каждый русский? [Пг., 1914. 64 с.]; Кондрушкин С. С. Вслед за войной. Очерки Великой европейской войны (август 1914 – март 1915 г.).
Пг.: Изд. т-во писателей, 1915. 279 с.; Ксюнин А. Народ на войне (из записок военного коррес
пондента. Пг.: Изд-во Б. А. Суворина, 1916. 242 с.; Занятие Галиции и полный разгром
австрийской армии. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1914.

врага». Главный итог этого периода войны, по мнению Носкова: «Россия скоро
стряхнула с себя первое горькое и тяжелое чувство утраты. Призвав на помощь хладнокровие и рассудок, она увидела, что утрачено лишь то, с чем еще
задолго до войны мирилась здравая стратегическая мысль, и что принесенная
жертва не больше, как следствие исторических причин, в свое время передавших в наши руки так называемый польский передовой театр»1. Война, оставаясь темой книжной продукции на всем ее протяжении, освещалась не только
в авторских текстах, но и в художественно-иллюстративных изданиях, позволявших зримо представить людей войны – в этом их познавательная ценность2.
Помимо небольших книжек на отдельные темы практиковались и серийные
издания. В 1914 г. под редакцией Б. И. Имшенецкого вышла серия из 9 популярных брошюр, объединенных общей темой «Великая всемирная война». Как
анонсировала редакция, «каждый сборник будет представлять самостоятельное, вполне законченное произведение, или отражающее отдельные характерные явления войны, или же содержащее описание бытовой, исторической
и экономической жизни воюющих государств; в то же время серии сборников,
в систематической последовательности, дадут читателю полную картину
войны, ее ужасов и жизни отдельных наций, вовлеченных в войну... Рассчитанные на читателя из самых широких слоев общества, а также и на учащуюся
молодежь, очерки будут даваться в популярном – общедоступном изложении,
иллюстрированные отдельными картинами эпизодов войны в художественной форме, а также фотографическими рисунками, с изображением отдельных событий военных действий, портретов видных деятелей войны, героев,
видов, достопримечательностей и карт с обозначением на них движения
войск и сражений». Серию открыл словарь военных терминов3. Второй и третий выпуски посвящались Бельгии и Франции4. Четвертый–шестой описывали
события на австрийском фронте5, седьмой и восьмой – на восточно-прусском
1

Носков А. А. Великая война. 1915 год. Очерк главнейших операций. Русский западный фронт / [псевд.] «Я». Пг.: Изд-во Б. А. Суворина, 1916. С. 9, 42, 53.
2
Великая война в образах и картинах. 1914–1915. Вып. 1–8. М., 1915; Год войны: обзор
за 1915 год. Пг., 1916; Год войны: обзор за 1916 год. Пг., 1917; Война и революция: альбом
текущих событий. 1914–1917 гг. Пг.: Нев. о-во трудолюбивой помощи, 1917; Картины войны:
[альбом]: в 2 т. Гл. упр. Ген. штаба, 1917.
3
Толковый словарь военных слов. Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. [2] с., 50 стб. (Великая всемирная война / под ред. Б. И. Имшенецкого; вып. 1).
4
Имшенецкий Б. И. Бельгия. Ее история в прошлом и настоящем, бытовая, экономическая и политическая жизнь, мировое значение, вооружение и нарушение ее нейтралитета.
Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. 34 с. (Великая всемирная война / под ред. Б. И. Имшенецкого;
вып. 2); Его же. Франция: Ее история в прошлом и настоящем, бытовая, экономическая
и политическая жизнь, мировое значение, вооружение и мощь ее. Пг.: Тип. И. В. Леонтьева,
1914. 34 с. (Великая всемирная война / под ред. Б. И. Имшенецкого; вып. 3).
5
Имшенецкий Б. И. 500-верстный авангардный бой на австрийском фронте, продолжавшийся в течение 20 дней, с предварительным наступлением австрийской армии на Киевский
и Варшавский округа, вытеснением австрийцев и победоносным вступлением русских
в Галицию. Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. 32 с. (Великая всемирная война / под ред.

фронте1. Завершила серию брошюра «Война и женщина»2. Каждый из этих выпусков невелик по объему – до 40 страниц, но повествует о наиболее ярких событиях. Только один пример: в шестом выпуске «Великая Галицийская битва»
Б. И. Имшенецкий наряду с ее общим описанием рассказывает о гибели одного из лучших русских летчиков – штабс-капитана П. Н. Нестерова, первым
в мире осуществившем фигуру высшего пилотажа в виде замкнутой петли
в вертикальной плоскости: «Нестеров, только что приехавший, увидев австрийские аэропланы, приготовив аппарат, поднялся на высоту 2000 метров. Преследуя неприятельские аэропланы, он настиг один из них вплотную и задел
его своим шасси. Неприятельский аэроплан стремительно полетел вниз. В этот
момент аппарат Нестерова стал опускаться спиралью. Все были уверены,
Б. И. Имшенецкого; вып. 4); Богданов Ал. Австро-Сербский фронт войны: Сараевская трагедия. Причины войны. Нападение на Белград. Крушение Австро-Венгерских планов. Поражение австрийцев при Цер-Планине. Австрийские зверства. Переход сербов и черногорцев
в наступление. Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. 31 с. (Великая всемирная война / под ред.
Б. И. Имшенецкого; вып. 5); Имшенецкий Б. И. Великая Галицийская битва. Пг.: Тип.
И. В. Леонтьева, 1914. 32 с. (Великая всемирная война / под ред. Б. И. Имшенецкого; вып. 6).
1
[В. Б.] На Восточно-Прусском фронте. 31 с. (Великая всемирная война / под ред.
Б. И. Имшенецкого; вып. 7); Имшенецкий Б. И. Крушение наступательного плана германцев на Варшаву / Разгром германского восточного фланга на Немане. «Августовские бои».
Неудачная «ускоренная» атака Осовца. Непрерывная битва от устья Сана до Карпат. Аэропланы и цеппелины в Привислянской битве. Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. 32 с. (Великая всемирная война / под ред. Б. И. Имшенецкого; вып. 8).
2
Богданов Ал. Война и женщина. Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. 32 с. (Великая всемирная война / под ред. Б. И. Имшенецкого; вып. 9).

что Нестеров невредим, но на небольшой высоте аппарат его перевернулся
и камнем полетел в болото... Тело Нестерова выпало из аппарата»1.
На волне вызванного войной общественного подъема было образовано издательство «Библиотека Великой войны».
Оно специализировалось на издании
и распространении российских и зарубежных книг и брошюр о войне. Одна
из них – упоминавшаяся выше работа
З. Дюркгейма и Э. Дени «Кто хотел
войну?». Информировать население
о событиях на фронтах стремились
и другие книгоиздательства, в том числе одно из ведущих – «Образование».
Оно на протяжении 1914–1917 гг. подготовило 6 выпусков серии «Великая борьба народов»2. По замыслу составителей,
книги этого цикла должны были стать
летописью войны, рассказать, не вдаваясь в критическую оценку правильности действий командования обеих сторон, о течении и результатах боевых действий на Западном и Восточном
фронтах. Авторы выпусков не указаны, кроме первого, подписанного А. Львовичем (надо сказать, особенностью информационного поля того времени было
наполнение его работами о войне без указания авторства). Все книжки достаточно краткие, объемом порядка 60 страниц текста, снабжены иллюстрациями
и схемами – все делалось для большей доступности материала. Каждый из выпусков состоит из нескольких очерков о ключевых событиях. Первый выпуск,
например, посвящен началу войны, его темы: «Трагедия в Сараеве», «Дипломатическая война», «Война Австрии с Сербией», «Заступничество России»,
«Объявление войны с Германией», «Война с Австрией», «Силы воюющих
держав», «Предательское нападение на Бельгию и выступление Англии»3.
В остальных книжках серии эта линия повествований продолжена рассказами о самом существенном из происходившего на Западном и Восточном фронтах. Во втором выпуске – снова о Бельгии и боях начала войны во Франции,
в третьем – война на Балканах и т. д.
О ходе боевых действий информировала вышедшая под редакцией Ф. К. Иванова трехтомная книга «Великая война: иллюстрированная хроника», снабженная иллюстрациями и картами. Тома разделены на главы, каждая охватывает
1

Имшенецкий Б. И. Великая Галицийская битва. С. 31–32.
Великая борьба народов. М.: Образование, 1915–1917. Вып. 1–6.
3
Там же. Вып. 1. 1915.
2

события одного, хронологически следующего друг за другом, месяца (взятый
наугад пример: «Глава одиннадцатая. Девятый месяц войны (20 марта –
20 апреля)»). Все главы составлены по единой схеме: I. Война России с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. II. Война Франции, Англии и Бельгии
с Германией. III. Война Сербии и Черногории с Австрией. IV. Война союзников с Турцией. V. Морская война. В заданных хронологических и тематических параметрах и излагаются события. Их зрительному восприятию способствуют многочисленные иллюстрации и схемы.
Последний, третий, том этого труда вышел в 1916 г., завершается он описанием событий апреля–мая 1915 г., в частности торпедированием 7 мая 1915 г.
немецкой подводной лодкой британского пассажирского лайнера «Лузитания»1.
Естественно, характер издания и быстрота выходов томов не предполагали
чего-либо большего, чем простой пересказ событий.
Уже упоминавшийся выше К. М. Шумский (Соломонов) в изданных в 1915 г.
«Очерках мировой войны на суше и на море»2 охарактеризовал германский
замысел и результат удара по Бельгии. Провал немецкого наступления на Париж связал только с удачными действиями французской армии, а о роли русского наступления в Восточной Пруссии, заставившего немцев отвлечь часть
сил и тем спасшего Париж, лишь упомянул одной строчкой: «...обнаружилось
движение наших войск в Восточную Пруссию». Осветил действия на Восточном фронте и на Кавказе. Отдельно показал войну на море.
Официальную трактовку событий войны представляла трехтомная «История
великой войны». Коллективное издание готовилось под редакцией генералмайора А. Д. Шеманского и вице-адмирала М. В. Князева3. В авторский коллектив вошли военные, в том числе имевшие генеральские звания: М. И. Ботьянов,
Н. Н. Оболешов, несколько офицеров Генерального штаба. Издание, не претендуя на систематическое изложение истории войны, представляло собой
сборник очерков, темы которых авторы, составители и редакторы рассматривали как актуальные. В 1-м томе среди других это были: «Военная мощь противников. Войска. Стратегия. Шпионство» (А. Д. Шеманский); «Морские силы
воюющих держав» (В. Г. Энгельман); «Сорокалетняя подготовка Германии
к войне с Россией, Францией и Англией» (А. Д. Шеманский); «Начало войны»
(А. А. Пиленко); «Белград и его бомбардировка» (А. М. Дмитревский). Во втором томе наряду с биографиями политических и военных деятелей противоборствовавших сторон и другими темами нашлось место описанию военных действий: «Бельгийский нейтралитет и его нарушение» (А. А. Пиленко);
«Начало войны» и «Великая война» (М. О. Блом); «Мобилизация воюющих
1

1916.

Великая война: иллюстрированная хроника: в 3 ч. / под ред. Ф. К. Иванова. М., 1915–

Шумский К. Очерки мировой войны на суше и на море. Обзор военных действий
на главных театрах.
3
История великой войны [1914 года]: в 3 т.

флотов и первые морские бои» (В. Г. Энгельман). Заключительный, третий,
том включил статьи преимущественно о военных действиях: «Современная
война. Опыт исследования техники войны» (П. Д. Бурской); «Мобилизация
в России, Франции, Черногории и Бельгии» (А. Д. Шеманский); «Первый период морской войны. От начала военных действий до осуществления союзниками владения морем» (В. Г. Энгельман); «Наступление русских в Восточную
Пруссию» (А. Д. Шеманский); «Великая Галицийская битва. Очерк первого
разгрома австрийских армий» (подписано – «Коллеги»); «Тройственный союз
и его распадение» (А. А. Пиленко); «Осада и падение Перемышля» (К. Полаковский).
Редакторы сборника отбирали авторов с учетом их не вызывавшей сомнений
компетенции, подтвержденной ранее опубликованными трудами. Ими стали
весьма квалифицированные, хорошо информированные специалисты. Поэтому
нет оснований сомневаться в научной объективности авторов, хотя во многих
случаях им приходилось опираться на еще не «отстоявшиеся» первичные источники. Когда же в российской научной и военной среде способных осветить
тему не находилось, прибегали к экстраординарным мерам. Заинтересованные
в описании взятия русскими войсками в марте 1915 г. крепости Перемышль
в Галиции, где были пленены четыре армейских корпуса, а это 9 генералов
и около 16 тыс. офицеров и солдат, редакторы привлекли для написания статьи
плененного в этом сражении офицера штаба гарнизона крепости К. Полаковского, который и выполнил порученную работу. Но это было исключением.
Другие тексты написали крупнейшие в своих областях российские деятели:
академики, профессора, писатели, военные профессионалы.
О событиях на франко-германском Западном фронте узнавали помимо газетной хроники большей частью из зарубежных публикаций в переводе на русский язык1. Для их продвижения в России сложились благоприятные условия.
Специально созданное издательство «Библиотека Великой войны», печатая
российских авторов, параллельно выпускало в серии «Союзники о войне» переводы книг зарубежных журналистов, ученых, общественных деятелей. Содержание таких публикаций могли составить и впечатления о лично увиденном и попытки осмыслить значение происходившего. Среди них выделяется
книга редактора нью-йоркской газеты «Evеning Sun» Фрэнка Г. Саймондса
«Великая война. Первая фаза»2. Подводя итоги начального периода войны,
он оптимистично заметил: «Два месяца войны прошли. Ни Франция, ни Сербия
не были разгромлены, и даже маленькая Бельгия, хотя и сокрушенная, осталась гордой и мужественной. В эти месяцы Россия шла от победы к победе,
а Англия отправляла на континент свой авангард»3. В этой серии вышли
1

Аштон Г. Вокруг Парижа. Западный театр войны: записки военного корреспондента /
пер. с англ. А. Я-на. Пг., 1915. 166 с.
2
Саймондс Ф. Г. Великая война. Первая фаза. Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. 219 с.
3
Там же. С. 201.

и другие работы, такие как брошюра Г. Рабина «Битва на Марне»1. Книга журналиста и многолетнего депутата французского парламента Жозефа Рейнака,
посвященная военным операциям на Западном фронте с августа 1914 по осень
1915 г., была переведена и опубликована в России сразу же после ее появления
на родине2.
Война на море также нашла отражение как на страницах периодических
изданий, так и в формате отдельных брошюр3 и книг4. Страницы для очерков,
посвященных событиям на море, предоставляли гражданские журналы. Так,
«Исторический вестник» поместил очерк «Севастополь и первые боевые действия Черноморского флота в 1914 году»5. Сообщения из Ставки Верховного
главнокомандующего, статьи признанных специалистов о ходе боевых действий, по истории и теории морского дела публиковались в постоянных руб
риках «Морского сборника» – «Русские официальные сообщения о войне»
и «Очерки мировой войны». Начиная с 1915 г. вышло несколько выпусков
«Очерков мировой войны на море» В. Я. Новицкого6. Два очерка – «Морские
силы воюющих держав» и «Первый период морской войны» – опубликовал
в сборнике «История великой войны» морской офицер В. Г. Энгельман. Его выводы сводились к тому, что преимущество в морской силе находилось на стороне держав Антанты – Великобритании, Франции, России – и присоединившейся к ним в 1915 г. Италии. Германия же, которая «самонадеянно бросила
вызов сильнейшим морским силам мира... оказалась неспособной применить
на деле ту силу, которую она так стремительно создавала на протяжении
последних 25 лет»7. Анализируя начальный этап войны на море, Энгельман
заключает, что для русских морских сил «первый период войны на Балтийском море закончился весьма благоприятно», на Черном море «германотурецкий план ведения морской войны... потерпел полное крушение». У союзников морская кампания также развивалась успешно. На Северном море после
1

Рабин Г. Битва на Марне: 24–30 августа / 6–12 сентября 1914: Крат. очерк. Пг.: Т-во
В. А. Березовский, 1917. 59 с. (Война народов. 1914–1917 гг. Союзники о войне; вып. 3.)
2
Рейнак Ж. Война на Западном фронте / письмо-предисл. Р. Пуанкаре русскому послу
в Париже А. Н. Извольскому. Пг., 1916. 270 с.
3
Багров Л. С. Очерки мировой войны на море: (с 20 нояб. по 31 дек. 1915 г.). Пг.: Тип. Мор.
м-ва, 1916. 70 с.
4
Симонов М. А. Современная оборона морской границы и десантные операции.
Пг.: Тип. Мор. м-ва, 1915. 123 с.
5
Рыбаков С. Г. Севастополь и первые боевые действия Черноморского флота в 1914 году //
Ист. вестн. Ист.-лит. журн. 1915. Т. CXL. С. 121–146.
6
Новицкий В. Я. Очерки мировой войны на море (с 20-го марта по 20-е мая 1915 г.).
Пг.: Тип. Мор. м-ва, 1915. 75 с.; Его же. Очерки мировой войны на море (с 20-го сентября
по 20-е ноября 1915 г.). Пг.: Тип. Мор. м-ва, 1915. 75 с.; Его же. Очерки мировой войны
на море (с 1-го февраля по 20-е марта 1916 г.) Пг.: Тип. Мор. м-ва, 1916; Его же. Очерки
мировой войны на море (с 21-го мая по 20-е июня 1916 г.). Пг.: Тип. Мор. м-ва, 1916.
С. 107–144, [4] с.
7
Энгельман В. Г. Морские силы воюющих держав // История великой войны [1914 года]:
в 3 т. Т. 1. 1915. С. 220.

ряда сражений британский флот заставил немцев «надолго отказаться от имевших раньше место выходов в море», а владение Средиземным морем «всецело
находилось в руках английских и французских судов». В океанах – Атлантическом, Индийском, Тихом – с апреля 1915 г. «о каких-либо систематических операциях неприятельских судов... не могло быть и речи»1. Эти выводы Энгельман
подтверждает подробным описанием успешных для Англии и Франции боевых столкновений. Разумеется, о главном морском сражении мировой войны –
Ютландском бое – автор рассказать не мог: книга вышла раньше, чем оно произошло.

1.6. Беженство
Перенос боевых действий в ходе отступления начиная с лета 1915 г. российских войск на территорию Царства Польского, а потом Литвы и Беларуси привел к трагическим последствиям: начался массовый исход миллионов жителей
из прифронтовых районов. Эти события нашли непосредственный журналистский отклик. Неоднократно публиковала материалы, посвященные вынужденным покидать свои дома, газета «Наша ніва»2. «Цяжар вайны лёг першна-перш на плечы нашаго народу; с пагранічных краёў бягуць грамадамі
да нас людзі, страціўшыя ўсё, што мелі, і вынесшыя с-пад куль і бомб адно
толькі свае галовы...»3.
Помощь беженцам начали оказывать многочисленные организации, действовавшие в соответствии с законодательством как на региональном, так
и на государственном уровне4. Среди них «Комитет для оказания временной
помощи пострадавшим от военных бедствий», председателем которого стала
великая княжна Татьяна Николаевна5. Он финансировался государством, вел
сбор пожертвований и до принятия специального закона об обеспечении нужд
беженцев являлся основной организацией в этой сфере6. Деятельность Татьянинского комитета, осуществлявшаяся на местах, документировалась в том числе на страницах «Известий Комитета ее императорского высочества великой
1

Энгельман В. Г. Первый период морской войны. От начала военных действий до осуществления союзниками владения морем // История великой войны [1914 года]: в 3 т. Т. 1.
1915. С. 86, 96, 102, 118, 121.
2
Наша ніва. 1915. 9 крас. С. 4; 1915. 9 ліп. С. 1–2; 1915. 31 ліп. С. 2; 1915. 7 жн. С. 4.
3
На мяжы двух гадоў // Наша ніва. 1915. 25 снеж. С. 1.
4
Законы и распоряжения о беженцах. М.: Юрид. отд. Гл. ком. Всерос. союза городов.
Вып. 1. 1916. 103 с.; Законы и распоряжения о беженцах. М.: Юрид. отд. Гл. ком. Всерос.
союза городов. Вып. 2: По 1 апреля 1916 г. 1916. 25 с.
5
Положение о комитете ее императорского высочества великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий // Сб. важнейших законоположений и распоряжений, действующих с июля 1914 г. по 1 января 1916 г.,
вызванных обстоятельствами военного времени. Пг., 1916.
6
Закон и положение об обеспечении нужд беженцев (СУ. 1 сент. 1915. № 242. Ст. 1842) //
Законы и распоряжения о беженцах. М., 1916. Вып. 1. С. 1–6.

княжны Татьяны Николаевны», результаты ее обнародовались путем публикации отчетов1.
Помогали беженцам и другие организации. Их работа находила отражение на страницах периодических изданий, таких как «Известия Всероссийского союза городов», «Всероссийский земский союз. Известия Главного комитета», «Вестник Всероссийского общества попечения о беженцах». Сотрудники организаций, занимавшиеся оказанием помощи беженцам, в отчетах
описывали условия и обстоятельства своей работы, определяли успехи и недостатки последней, составляли и публиковали списки беженцев2. Были опуб
ликованы «Краткий отчет о деятельности Минского губернского комитета
Всероссийского земского союза за 1916 год»3 и «Краткий обзор деятельности
Всероссийского земского союза на Западном фронте 1915–1917 гг.»4. Отдельной брошюрой был напечатан доклад, с которым 22 июня 1916 г. выступил заведующий Статистическим отделом при Комитете Западного фронта Б. Я. Рудаев на общем собрании Комитета5. В нем – сведения об организации питания
беженцев, в частности в Минске, и о других мерах в интересах беженцев. Полностью проблемам беженцев были посвящены издававшаяся в Москве газета
«Беженец» (1915) и иллюстрированный журнал «Жизнь беженцев» (1916).
Массовое перемещение населения вызвало появление не только отчетов
и первых обобщающих работ6 об организации работы по устройству беженцев, но и публикаций свидетельств очевидцев о лишениях и страданиях этих
людей7. Среди них – дневниковые записи, сделанные Евгенией Александровной Масальской-Суриной (урожд. Шахматовой)8, перед войной проживавшей
1

Отчет о деятельности Особого отдела Комитета ее имп. высочества вел. княжны
Татьяны Николаевны по регистрации беженцев в 1915 г. Пг., 1916. 102 с.
2
Щепкин М. М. Беженцы и организация помощи им в связи с работами Особого совещания: докл. Главным комитетам уполномоченного, председателя отдела М. М. Щепкина, март 1916 г. / Всерос. земский и городской союзы, Отд. по устройству беженцев.
М.: Моск. гор. тип., 1916. 98 с.; Список адресов беженцев / Всерос. земск. и гор. союзы.
Отд. по устройству беженцев, Центр. справ. бюро. М.: Тип. «Земля», 1916. Вып. 1, ч. 1–2.
3
Краткий отчет о деятельности Минского губернского комитета В[сероссийского]
з[емского] с[оюза] за 1916 год. Минск: Тип. Б. Л. Каплана, 1917. 32 с.
4
Краткий обзор деятельности Всероссийского земского союза на Западном фронте
1915–1917 гг. / Всерос. земский союз. М., 1918. 228 с.
5
Рудаев Б. Я. Отчет, декабрь 1915 – май 1916 г.: докл. зав. Стат. отделом Б. Я. Рудаева
IV общему собранию Комитета Западного фронта В. С. Г. 22 июня 1916 г.; Всерос. союз
городов, Ком. Западного фронта, Стат. отдел. Витебск: Тип. Селютина, 1916. 32, XII, IX, 3 с.
6
Кустов Н. И. Краткие очерки о деятельности национальных и благотворительных
организаций, оказывающих помощь беженцам в гор. Москве. М.: Рус. о-во, 1917. 117 с.;
Очерк деятельности Комитета по оказанию временной помощи пострадавшим от военных действий со дня его основания по 1 января 1916 года. Пг., 1915. 50 с.
7
Шведер Е. Беженцы: рассказы из великой войны. М., 1915; Беженцы и выселенцы.
Одесса, 1916.
8
Масальская-Сурина Е. А. (Беженец) Записки беженца. Пг.: Тип. т-ва А. С. Суворина
«Новое время», 1916. 31 с.

с мужем в имении в Глубоком. С приближением военных действий жизнь в имении начала рушиться. В ее «Записках беженца» нашли отражение и эвакуация
учреждений из Вильно, и взятие немцами Свентян, и эвакуация населения
из Глубокого в Петроград, и жизнь беженцев из западных районов в самом
Глубоком: «Гром грянул над самой головой: пришел приказ Синода снимать
колокола... Два дня снимали колокола Глубокской православной церкви, костела и в Березвечском монастыре... Трудно описать день 1-го сентября в Глубоком... Ежеминутно приезжала и приходила масса народа за помощью и советом. Просили лошадей, просили приютить вещи, просили проходные билеты...
В час ночи пришло распоряжение генерала Потапова эвакуировать Глубокое.
В 2 часа ночи уже выехала почта, духовенство, монастырь, все акцизное ведомство, доктора, учителя, чиновники, жители, как местные, так и приезжие...
Я была в Глубоком в начале октября. Наш мирный городок весь превращен
в военный лагерь. Бесконечные обозы с провиантом и снарядами тянутся
по всем трактам. Грохочут грузовики, шипят автомобили, скачут казаки.
Жилые помещения все заняты войсками. Из брошенного монахинями Березвечского монастыря поднимаются наши летчики навстречу высоко парящему немецкому цеппелину»1.
На страницах петроградских периодических изданий публиковались дневниковые наблюдения и впечатления Федота Андреевича Кудринского, который занимался оказанием помощи беженцам в Рогачеве – одном из важнейших пунктов беженского движения. До конца 1915 г. через город проследовало
только зарегистрированных примерно 700 тыс. беженцев. Собранные вместе
дневниковые наблюдения Кудринского были опубликованы книгой «Людские
волны» под псевдонимом «Богдан Степанец». Они охватывали период с 8 июля
1915 по 17 ноября 1916 г.2:
«По улицам сегодня потянулись новые волны беженцев... самые ужасные.
Несколько сот повозок... и каких! Черных, отвратительно грязных, каких-то
отчаянных... Я остолбенел от удивления. Я не видел еще более печального зрелища. Раньше среди нищеты все-таки попадались арбы, на которых заметны
были признаки хоть какого-нибудь достатка, хоть имущество в арбах было...
Но то, что движется сегодня, прямо-таки чудовищно по бедности. Внутри
арб ничего нет, кроме детей и больных стариков, и сидят они почти на голых
досках...
– Откуда вы? Кто вы? – задаю я вопросы, сознавая, что своими расспросами, быть может, только растравляю их горе...
Ответы были краткие, но содержательные. Они – из Минской губернии,
Новогрудского уезда. При нашествии немцев их выселили из этого уезда
в Слуцкий уезд и расселили там по деревням. Потом их потревожили и при1

Масальская-Сурина Е. А. (Беженец) Записки беженца. С. 10–14.
Кудринский Ф. (Богдан Степанец). Людские волны: беженцы: [через г. Рогачев в 1915 г.].
Пг.: Книгоизд-во бывш. М. В. Попова, [1916]. 200 с.
2

казали переселиться через Старые Дороги, за Днепр. Полтора месяца назад
они шли через Рогачев, переселяясь за Днепр. Там их расселили в Годиловичах,
Довске и др. селах на расстоянии 25–30 верст от Рогачева. А теперь сняли
их опять и приказали ехать назад, в Рогачев на железную дорогу...»1
«Чувство горести при утрате близких у многих сильно притупилось. Прекращение жизни глубоких стариков сдержанно приветствуется как избавление от лишнего рта и как облегчение дальнейшего путешествия. То же иногда
и по отношению к маленьким детям»2.
Беженцы, двигавшиеся на восток, оседали в разных городах и селах страны. Они оказались разбросанными по всей ее территории – от Московской,
Владимирской, Калужской, Нижегородской, Пензенской, Орловской, Рязанской
до Саратовской, Симбирской, Тамбовской, Тверской, Тульской, Казанской, Костромской, Воронежской губерний. В опубликованных заметках В. Граневича
отражено их положение в Казани3. Как жили, что чувствовали, о чем мечтали
бежавшие от войны люди, дают яркое представление опубликованные материалы Всероссийского съезда белорусских беженцев. Он состоялся в июле
1918 г. в Москве4. Для участия в съезде приехали делегаты, сами беженцы,
из Гродненской, Минской, Виленской, Ковенской губерний, представлявшие
своих соотечественников, нашедших пристанище в городах и селах разных
губерний страны. Они докладывали о полном бездействии местных властей
по отношению к беженцам, насильственном выселении их из квартир и принудительной посылке на общественные работы без вознаграждения за труд.
Прямая речь делегатов, попавшая на страницы сборника материалов съезда,
ярко иллюстрирует сказанное выше. «В Рязанской губ. беженцев 21 669, из них:
из Гродненской губ. 20 069, Минской 1309, Витебской 227 и Могилевской 64.
Продовольственное дело плохо: похлебка из листьев, да еще без соли – единственная обыкновенная пища. Хлеб не выдается иногда совершенно. Насильственное
выселение из квартир местным населением. Безработица полнейшая.
Были случаи, когда беженцы работали день за стакан молока» (делегат от Рязанской губернии). «В Балашевском уезде до 18 тысяч беженцев, которые обречены на голодную смерть. Местною властью не принимается никаких мер
к улучшению; наоборот, положение беженцев все ухудшается. Волостные
советы не только не оказывают помощи, но стараются всячески притеснять беженцев. На последних местное население смотрит, как на что-то
темное, чужое и враждебное» (делегат от Саратовской губернии). «Положе1

Кудринский Ф. (Богдан Степанец). Людские волны: беженцы: [через г. Рогачев в 1915 г.].
С. 168–169.
2
Там же.
3
Граневiч В. На рэках Вавiлону (Успамiнкi ўцекача) // Беларускi шлях. 1918. 22 чэрв. –
10 лiп.
4
Всероссийский съезд беженцев из Белоруссии (1918; Москва). Протоколы, постановления и материалы Всероссийского съезда беженцев из Белоруссии в Москве, 15–21 июля
1918 года. М.: Изд-во Белорус. нац. комиссариата, 1918. 89 с.

ние беженцев в губернии самое безотрадное, хотя Тамбовская губ. принадлежит к числу хлебных. Безработица среди беженцев страшная. Паек в большинстве случаев не получен за полгода. Беженцы страшно обносились
и не имеют никакой одежды» (делегат от Тамбовской губернии). «За неимением собственных хозяйств, собственного хлеба, беженцы питаются исключительно зеленью. Вследствие этого развиваются болезни, как например:
цинга, тиф, холера. Все настроены против беженцев: не знаю как Бог, но если
и он против беженцев, то будет совсем плохо» (делегат от Владимирской губернии). «В Нижегородской губернии 52 065, из них белорусов 10 784. Положение беженцев в губернии ужасное. Отношение местного населения враждебное. Квартирный вопрос в Н.-Новгороде для беженцев отчаянный. В Печерском
монастыре были отданы в полное распоряжение монахов. В пищу получали
помои из кухни. То же самое делается и в других монастырях» (делегат от Нижегородской губернии)1.
Съезд проходил в то время, когда фактически вся территория белоруссколитовских губерний в результате февральского 1918 г. наступления германских
войск была оккупирована и в спешном порядке 3 марта 1918 г. был заключен
Брестский мир. Линия фронта прошла западнее Витебска, на юг (по Днепру)
и восточнее Гомеля2. Эти события вызвали новую волну беженцев. На съезде
прозвучал голос из оккупированных местностей Виленской губернии – смог
приехать в Москву и выступить на съезде директор Будславской гимназии
Иосиф Василевич: «В Белоруссии в настоящее время живется плохо. После
прихода немцев жизнь замерла. Вся Белоруссия превратилась в тюрьму и застенок. Пошли экзекуции и расстрелы. По всей Белоруссии стоит стон.
Белорусский народ – сирота. Остались только священники и ксендзы, которые
выпрашивают перед немцами разные льготы только для себя. При проезде
через Коренево выяснил количество и положение беженцев. Здесь у станции
их находится до 25 000. Беженцы лежат на откосах, мокнут, голодают...
Тот скорбный путь, который прошли беженцы в начале войны, был устлан
крестами и могилами, обратный путь тоже будет усеян могилами»3.
Несмотря на то что белорусские территории были оккупированы германскими войсками, единственным выходом из создавшегося положения с беженцами виделась их реэвакуация на родину. Эта мысль звучала в выступлениях
с мест и в наказах делегатам: «Требовать немедленного выезда на родину»;
«Принять все меры к скорейшему возвращению на родину»4. Не требование,
1

Всероссийский съезд беженцев из Белоруссии (1918; Москва). Протоколы, постановления и материалы Всероссийского съезда беженцев из Белоруссии в Москве, 15–21 июля
1918 года. С. 21–24, 26.
2
Полностью не занятыми противником остались только шесть уездов, частично – восемь.
3
Всероссийский съезд беженцев из Белоруссии (1918; Москва). Протоколы, постановления и материалы Всероссийского съезда беженцев из Белоруссии в Москве, 15–21 июля
1918 года. С. 28.
4
Там же. С. 70, 75.

а слезная просьба в протоколе общего собрания беженцев Гродненской и Минской губерний, проживавших в селе Головинщина Н.-Ломовского уезда Пензенской губернии: «Просим вашего содействия оказать нам какую-либо помощь или ускорить выезд на родину, а если нельзя на свою сторону, то куда бы
то ни было, жить нельзя больше. Все мы на себе износили за три года одежду,
все мы измучены и забыты совсем. Еще раз просим Вашего содействия
не оставить нас и ускорить нам выезд на свою родную сторону»1.
По поводу вопроса о реэвакуации беженцев на страницах сборника материалов съезда имеются любопытные документы: радиотелеграмма Германского правительства от 21 апреля 1918 г. № 120–122 «Русскому правительству,
Комиссариату иностранных дел» за подписью Буше и ответ гр. Мирбаха
на письмо российской стороны от 27 мая 1918 г. «К вопросу о возвращении
реэмигрантов». В первом документе германская сторона на запрос российского правительства сообщает: «Желаемое открытие границ, к сожалению, еще
невозможно, однако главнокомандующий на восточном фронте имеет поручение допустить реэмиграцию отдельных лиц на территорию восточного
главного командования и в Варшавское Генерал-Губернаторство на следующих
условиях:
1) Беженцы должны иметь с собой съестные припасы, достаточные до следующего урожая.
2) Польские реэмигранты могут быть допущены только в Варшавское Генерал-Губернаторство.
3) Другие национальности будут допускаемы на территорию восточного
главного командования сообразно с возможностью находить для них помещение.
При этом предполагается, как предпосылка, что Русское Правительство
будет допускать въезд реэмигрантов, требующих возвращения из территории восточного главного командования в Россию»2 .
Второй документ касается технической стороны организации пропуска
реэмигрантов из России: «До сих пор около Орши с русской стороны около
25-ти или 30-ти тысяч реэмигрантов ожидают допущения на оккупированные территории, причем в их принятии частью должно быть отказано,
частью оно может состояться только постепенно. Императорское Германское Правительство поэтому предлагает, чтобы возможно скорее сначала
в Смоленске, а потом также в других русских узловых пунктах, были созданы Германо-Русские комиссии под германским председательством с далеко
идущими полномочиями председателя, с целью отвлечения потока реэмигрантов от Орши и с целью урегулирования его, поскольку он будет двигаться
через Оршу сообразно с тамошними возможностями принятия реэмигрантов. Так как около Орши имеется опасность эпидемии и голода, Германское
1

Правительство просит Русское Правительство возможно скорее заявить
о своем согласии с вышеприведенными предположениями»1. По состоянию
на 1 сентября 1918 г. в списках на реэвакуацию на территорию Беларуси из Европейской России и Сибири было 617 273 человека2.
В оккупированном Минске уже была провозглашена Белорусская народная республика, было сформировано ее правительство. В своем выступлении
на съезде секретарь Белорусского национального комиссариата при правительстве РСФСР, а в скором времени первый руководитель правительства провозглашенной в 1919 г. ССРБ Д. Ф. Жилунович сформулировал отношение к ней,
что также вошло в опубликованный протокол съезда: «Минское Правительство
подобно Украинскому и Финляндскому заискивает перед Германией, и через
это теряет уважение – последней. Немцы совершенно не считаются с этими
правительствами »3.
Не только в ходе, но и после окончания войны мнения важнейших участников белорусского национального движения о событиях, происходивших
на оккупированной территории, разошлись, что объяснялось различиями в личном опыте проживания самих лет войны: В. И. Игнатовский был в Минске,
М. В. Довнар-Запольский – в Киеве, Д. Ф. Жилунович – в Петрограде. Игнатовский и Довнар-Запольский в обобщающих работах по истории Беларуси,
написанных в 1920-е годы, отмечали, что после оккупации значительной части
Беларуси немецкими войсками белорусское движение активизировалось вплоть
до объявления государства на национальной основе. В то же время Жилунович считал, что, наоборот, это привело к временной приостановке национального движения, но позже оно проявилось именно в беженских комитетах
в городах Российской империи, ставших его основными центрами. Опыт беженства способствовал выработке чувства национальной идентичности белорусов, ощущавших себя на чужбине Чужими по отношению к местному населению.

1.7. Война и народное хозяйство
В России широкий общественный резонанс вызвало фундаментальное шеститомное исследование И. С. Блиоха «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях»4. Весь четвертый том этого издания
1
Всероссийский съезд беженцев из Белоруссии (1918; Москва). Протоколы, постановления и материалы Всероссийского съезда беженцев из Белоруссии в Москве, 15–21 июля
1918 года. С. 86.
2
ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 4. Д. 13. Л. 48–49.
3
Всероссийский съезд беженцев из Белоруссии (1918; Москва). Протоколы, постановления и материалы Всероссийского съезда беженцев из Белоруссии в Москве, 15–21 июля
1918 года. С. 47.
4
Блиох И. С. Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях:
в 6 т. СПб., 1898.

был посвящен анализу экономических проблем неизбежной в будущем всеобщей войны, которая, в предвидении Блиоха, будет позиционной и затянется
на годы, что приведет к истощению промышленности, расстройству финансов,
тяжелым социальным последствиям – голоду, эпидемиям и революциям. Труд
Блиоха, опубликованный еще в 1898 г., дал пример многим другим исследованиям более позднего времени.
Одной из важных тем общественного обсуждения стало состояние народного хозяйства страны в условиях развернувшейся войны. Появились многочисленные журнальные статьи и брошюры. Военное время определило и их
особенности: небольшой объем в 20–100 страниц позволял оперативно высказаться по избранной теме, однако сообщаемая информация подчас была недостаточно полной. Авторы показывали экономические причины развернувшейся войны1, экономическое положение и организацию хозяйства воюющих
стран2, мероприятия по мобилизации промышленности3, финансовую политику4, последствия от разрыва сложившихся до войны экономических связей
Германии и России5. Обращались к вопросам немецкого засилья в русской
торговле и промышленности6. Не осталась без внимания экономическая подоплека агрессивности германского империализма и милитаризма7.
1

Лященко П. И. Экономические причины и условия современной войны: публ. лекция,
прочит. 16 нояб. 1914 г. в пользу Том. отд. Сиб. о-ва помощи раненым воинам. Томск:
Типо-лит. Сиб. т-ва печ. дела, 1915. 21 с.; Маслов П. П. Экономические причины мировой
войны. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1915. 69 с.
2
Экономическое положение воюющих государств: (Германия, Австро-Венгрия, Бельгия, Франция, Великобритания и Россия). Киев; Харьков: Тип. «Мирный труд», 1914. 95 с.;
Коломийцев Н. П. Экономическое положение Германии перед войной // История великой
войны [1914 года]: в 3 т. Т. 1. 1915; Нольде Б. Э. Организация народного хозяйства воюющей
Германии. Пг.: Тип. т-ва «Обществ. польза», 1916. 48 с.; Его же. Организация народного
хозяйства воюющей Германии // Право. Еженед. юрид. газ. 1916. № 6 (14 февр.). Стб. 369–382;
№ 7 (21 февр.). Стб. 441–455.
3
Мобилизация технических сил: мероприятия по мобилизации промышленности
в период Первой мировой войны: в 3 вып. Пг.: Тип. Р. Г. Шредера, 1915.
4
Дементьев Г. Д. Государственные доходы и расходы России и положение государственного казначейства за время войны с Германией и Австро-Венгрией до конца 1917 г.
Пг.: Тип. изд-ва М-ва финансов, 1917. 54 c.
5
Гольдштейн И. М. Война, германские синдикаты, русский экспорт и наши торговые
договоры. 2-е изд., испр. М.: Тип. А. И. Мамонтова, 1915. 68 с.; Его же. Война, германские
синдикаты, русский экспорт и экономическое изолирование Германии. 3-е изд. М.: Типолит. Рус. т-ва печ. и изд. дела, 1916. 79 с.; Его же. Война, русско-германский торговый договор и следует ли России быть «колонией» Германии. 2-е изд. М.: Типо-лит. Рус. т-ва
печ. и изд. дела, 1915. 87 с.; Королькевич Б. П. Финансовые и экономические законы и мероприятия Германии против держав Согласия за время нынешней войны. Пг.: Петрогр.
совет раб. и крестьян. депутатов, 1918. 22 с.
6
Гольдштейн И. М. Немецкое иго и освободительная война: сб. ст. по вопр. о войне
и нем. засилье в рус. торговле и пром-сти. М.: Типо-лит. Рус. т-ва печ. и изд. дела, 1915. 51 с.
7
Ишханян Б. Развитие милитаризма и империализма в Германии (историко-экономическое исследование). Пг.: Книга, 1917. 352 с.

Заметное место вопросам народного хозяйства в годы войны отведено
в сборнике «Вопросы мировой войны». К изданию его подготовил известный
экономист М. И. Туган-Барановский, пригласивший к участию в нем ряд известных ученых-экономистов. В книге были помещены статьи «Влияние войны
на народное хозяйство России, Англии и Германии» (М. И. Туган-Барановский),
«Экономические причины войны» (В. А. Мукосеев), «Народное продовольствие
в Германии» (А. А. Чупров), «Война и государственное хозяйство России»
(М. И. Фридман), «Война и деньги» (М. И. Боголепов), «Влияние войны на городские и земские финансы» (В. Н. Твердохлебов), «Война и новые отрасли
русской промышленности» (М. В. Новоруский)1.
Среди более крупных трудов о российской военной экономике выгодно выделяется фундаментальная по всесторонности и глубине исследования публикация Министерства финансов России «О влиянии войны на некоторые стороны экономической жизни России»2. Данные и выводы книги ограничиваются начальным периодом войны – с июля 1914 по апрель 1915 г. В поле зрения
ее авторов вошли ключевые направления хозяйственной деятельности, непосредственно относящиеся к положению населения: сбор урожая, производство
мясных продуктов, потребление и движение цен на них: «Недостатка в хлебе
на продовольствие и обсеменение полей сельское население не испытывало»,
1

Война и экономическая жизнь: очерки и материалы для характеристики нар. и гос.
хоз-ва в связи с войной. М.; Пг.: Тип. «Правда», 1916–1917.
2
О влиянии войны на некоторые стороны экономической жизни России / М-во фин.
Деп. оклад. сборов. Пг.: Электро-тип. Н. Я. Стойковой, 1916. 517 с.

но «выступил целый ряд причин повышения цен на главнейшие продукты питания в городах в зависимости от обстоятельств военного времени». Спутниками дороговизны предметов первой необходимости в наиболее крупных городских потребительских центрах был временами острый недостаток продовольственных продуктов, доходивший, как отмечало исследование, до «полного
отсутствия их на рынке», – в качестве примера назывались города Гродненской губернии Гродно, Белосток, Брест, Слоним1. Заработки сельского и городского населения в целом по России были подвержены колебаниям, но во многих случаях возросли в связи с увеличением спроса на труд и отчасти – уменьшением рабочих рук.
В Гродненской губернии, например, если «одни заработки сократились,
упали или даже вовсе прекратились, то одновременно с этим возникли новые
доходные виды работ, которые при высоте расценки рабочего труда почти
полностью покрыли убытки на первых»2. Дана оценка эффективности пособий
семьям солдат: «Достаточность пособия определяется численностью семьи
и степенью ее собственной имущественной обеспеченности: в тех случаях,
когда пособие является подспорьем к собственным средствам, оно оказывается достаточным; там же, где семья, особенно многочисленная, существует
исключительно на казенное пособие, оно в большинстве случаев оказывается
недостаточным»3. Рассмотрены состояние торговли и промышленности, где
1

О влиянии войны на некоторые стороны экономической жизни России. С. 116.
Там же. С. 174–175.
3
Там же. С. 200.
2

неблагоприятными факторами стали сокращение рабочей силы, вызванное
призывом громадной части населения на войну, нарушение нормального товарообмена вследствие отвлечения подвижного состава железных дорог на перевозку войск и воинских грузов, затруднения во внешней торговле и получении
иностранных кредитов, поступление налогов и сборов. В целом же в губерниях, отдаленных от театра военных действий, «экономическая жизнь населения оказалась весьма эластичною и обладающей большой приспособляемостью, а потому военные события и не вызвали в ней какого-либо резкого
расстройства»1.
Отдельная глава посвящена влиянию прекращения продажи вина на народный быт и производительность труда. Запретил продажу спиртных напитков
император Николай II повелениями от 16 июля и 22 августа 1914 г. Исследование утверждает, что запрет на продажу алкоголя позитивно изменил жизнь
населения как в городе, так и в деревне. По официальным сообщениям с мест,
проявилась большая забота об удовлетворении духовных потребностей, возросла религиозность, возник интерес к образованию, окрепли семьи, прекратился пьяный разгул, уменьшилась преступность, повысилась производительность труда, у населения появились свободные деньги и т. п. Однако запрет
продажи спиртных напитков не был столь безоблачен: увеличилось потребление суррогатов, особенно денатурата – технического этилового спирта. Из Мос
ковского уезда сообщали: «С прекращением торговли спиртными напитками
пьянство в народе не прекратилось: вместо обычной прежде в земских лечебницах белой горячки, теперь приходится лечить от отравления денатурированным
спиртом»2. Похожих сообщений было много, а фабричный инспектор из Могилевской губернии вполне обоснованно заключил: «Покуда жизнь их (рабочих. –
И. Ч.) не будет заполнена интересами, которые заставят их забыть о дешевом
увеселении в виде казенного вина, эти рабочие тоже представляют из себя
элемент ненадежный, прекративший пьянство только по принуждению»3.
В целом исследование Министерства финансов представляет собой подробнейший обзор экономического положения России в первый год войны. Составленный в разрезе губерний по отраслям и видам производства на основе исчерпывающих статистических материалов, он дает отчетливое представление
о богатейших экономических ресурсах страны, позволявших переносить тяготы военного времени. Сведения отчета дополнялись данными о хозяйственной жизни и экономическом положении населения России за первые 9 месяцев
войны (июль 1914 г. – апрель 1915 г.), обобщенными Министерством финансов4.
1

О влиянии войны на некоторые стороны экономической жизни России. С. 378.
Там же. С. 474.
3
Там же. С. 482.
4
Хозяйственная жизнь и экономическое положение населения России за первые 9 месяцев войны: (июль 1914 г. – апрель 1915 г.): по сведениям, доставленным учреждениями
Гос. банка, Гос. дворян. зем. и крестьян. позем. банков и Инспекцией мелкого кредита.
Пг.: Тип. ред. период. изд. М-ва финансов, 1916. 110 с.
2

Следует отметить еще один серьезный труд, появившийся в 1916 г. Его
автор, социал-демократ Б. В. Авилов,
опираясь на статистические данные,
отметил несомненный промышленный
прогресс в предвоенные годы. Справедливо полагая, что «самый характерный и чувствительный показатель
промышленной конъюктуры» – это выплавка чугуна, он приводит данные
о его производстве: 283 млн пудов
в 1913 г. против 177 млн в 1900 г., причем темпы роста были выше, чем в Западной Европе. О позитивных сдвигах
свидетельствовало и существенное –
от 1838 тыс. в 1909 г. до 2319 тыс.
в 1913 г. – изменение численности рабочих фабрично-заводской промышленности, подчиненной надзору фабричной инспекции1. Тем не менее он полагал, что вследствие недостаточности
развития капитализма, который в России «не достиг еще размеров мирового
масштаба», промышленность сама не в состоянии была обслужить внутренний рынок за счет использования богатых естественных ресурсов собственной страны, тогда как война совершенно расстроила внешний товарообмен.
В 1913 г. российский экспорт составил 1634 млн руб., а импорт – 1536 млн руб.;
в 1915 г. экспорт упал до 314 млн руб., а импорт – до 674 млн руб.2
Резкое сокращение вывоза зерна, масла, сахара, льна и пеньки, льняных
и шерстяных изделий, кож, нефти и ее продуктов было компенсировано увеличением потребления их внутри страны. Ряд товаров – каменный уголь и кокс,
изделия из железа и стали, фаянса и стекла, дерева и др. – объективно не мог
пойти на экспорт и в то же время не попал в довоенном объеме на внутренний
рынок. Такая же неблагоприятная ситуация с ввозом зарубежной продукции.
До войны Россия получала значительное количество каменного угля и кокса
по импорту. Заграничным углем, отмечает Авилов, обслуживалась вся промышленность Прибалтийского и Петроградского районов, часть польской
промышленности и отчасти Юго-Западный край. С прекращением импорта
рассчитывать можно было только на Донецкий угольный бассейн, но он не смог
нарастить производство: с июля 1913 по июнь 1914 г. здесь было добыто
1

Авилов Б. Настоящее и будущее народного хозяйства России: Влияние войны, возможные последствия ее для народного хозяйства и проблема будущего. Пг.: Тип. «Печатный
труд», 1916. С. 12, 19.
2
Там же. С. 25.

1291 тыс. пудов угля, с июля 1914 по июнь 1915 г. даже меньше – 1240 тыс. пудов.
Недостаток угля неизбежно приводил к уменьшению размеров производства:
за год, предшествовавший войне, выплавили 285,8 млн пудов чугуна, за первый год войны – 234,9 млн пудов1. Увеличению выплавки чугуна препятствовали недостаточное обеспечение сырым материалом – рудой, топливом, флюсами (примесями, добавлявшимися при выплавке металлов) и нехватка обученных рабочих. Выплавленный металл почти полностью шел на выполнение
оборонных заказов, так что для частного рынка оставалось совсем немного.
Поэтому неизбежно сократилось и даже прекратилось производство, не связанное непосредственно с нуждами обороны: строительство железных дорог,
заводов, жилых домов и т. п. Это, в свою очередь, повлекло застой в изготовлении строительных материалов. Подобные тенденции наблюдались и в других промышленных отраслях.
Стали весьма ощутимыми последствия спада производства сельскохозяйственной продукции. Авилов приводит свидетельство органа либеральной мос
ковской профессуры и земских деятелей газеты «Русские ведомости»: «В настоящее время, к концу сельскохозяйственного года (в декабре 1915 г. – И. Ч.), обнаружилось, с одной стороны, сокращение площади посева, а с другой – гибель
снятого хлеба на полях вследствие невозможности его убрать... На Северном
Кавказе его количество определяют в 40 % урожая». Он излагает сообщение
Министерства земледелия, гласящее: вследствие недостатка рабочих рук и рабочего скота, высокой заработной платы, отказа крестьян от аренды земли
значительно сократились площади озимых хлебов, главным образом у крупных землевладельцев: в Самарской, Саратовской, Уфимской, Оренбургской,
Астраханской губерниях, на Северном Кавказе, в Западной Сибири и Средней
Азии на 25–50 % и более. Та же ситуация в животноводстве. «По данным ведомства земледелия, русское скотоводство сократилось в 1915 г. на 25 %,
а в районах наибольшего производства мяса, по данным Министерства Внут
ренних Дел, на 50 %»2. В общем итоге, заключает Авилов, оказалось, что война
вызвала расстройство снабжения страны необходимыми продуктами.
Произошли серьезные изменения в положении народных масс. Хотя безработица почти прекратилась, а заработная плата повысилась, чрезвычайное
подорожание предметов потребления не только поглотило прирост заработной
платы большинства категорий рабочих, но и уменьшило ее реальную покупательную способность. Снизилось благосостояние семей и в связи с потерей
заработка мужчин, призванных в армию. На селе более состоятельные слои
крестьянства выиграли от продажи продукции по высоким ценам, но и они
несли потери от уменьшения числа рабочих рук, износа не восполнявшихся
тягловой силы и инвентаря. Беднейшие слои крестьянства, мало ориентиро1

Авилов Б. Настоящее и будущее народного хозяйства России: Влияние войны, возможные последствия ее для народного хозяйства и проблема будущего. С. 38, 41.
2
Там же. С. 34–36.

100

ванные на рынок, ничего не получили от повышения цен, а «все отрицательные последствия войны испытывали еще в большей степени».
Что же ожидает Россию в будущем, после войны? Б. Авилов приводит
суждения на этот счет многих экономистов (М. И. Туган-Барановского,
М. И. Боголепова, И. Корзухина, М. И. Фридмана, П. П. Мигулина, И. В. Титова, И. М. Гольдштейна, С. О. Загорского). М. И. Туган-Барановский считал,
что «присоединение к России германских и австрийских территорий не может
дать России значительных экономических выгод, а гораздо важнее в экономическом отношении разрешение русских исторических задач на Ближнем
Востоке: историческое стремление России к открытию свободного выхода из Черного моря обещает на этот раз увенчаться полным успехом и это
откроет блестящие перспективы для экономического развития всего нашего
Юга. Именно в этом направлении Россия и может получить достойную
награду за все понесенные ею в эту невероятно тяжелую войну великие
жертвы»1. М. И. Фридман, в свою очередь, полагал, что «излечение тех ран,
которые будут нанесены нашему государственному хозяйству, может быть
достигнуто главным образом с помощью развития производительных
сил страны в области народного хозяйства: развития внутреннего крестьянского рынка и расширения своего производства готовых изделий из сырья
своей же добычи»2. Изложенные же самим Авиловым гипотезы также охватывали только экономические аспекты и, поскольку исходили из предположения о сохранении существовавшего в России социального, экономического
и политического строя, опрокинутого свершившимися в стране революциями
1917 г., оказались несостоятельными.
В своих прогнозах более точными оказались российские социал-демократы,
среди которых были крупные экономисты, активно рассматривавшие проблемы народного хозяйства в условиях войны. В. П. Милютин, один из видных
членов РСДРП, о политическом весе которого можно судить по тому, что
в 1917 г. он стал народным комиссаром земледелия в первом Советском правительстве, в ноябре 1914 г. опубликовал исследование «О влиянии войны на состояние рабочих сил в России»3. Он отметил, что колоссальные изменения
в состоянии производительных сил вызвала мобилизация, нарушившая обычный ход хозяйственной жизни страны. Уменьшилось количество рабочих рук
в промышленности и сельском хозяйстве, как следствие, более широкое применение получили женский и детский труд. Произошло сокращение производства, что вызвало рост безработицы, усугубляемой прекращением эмиграции и внутреннего массового переселения. Нарушение правильного товарооборота и перевозки товаров привело в промышленных центрах к непомерному
1

Туган-Барановский М. И. Война и народное хозяйство // Чего ждет Россия от войны:
сб. ст. С. 23.
2
Фридман М. И. Война и финансы // Там же. С. 48.
3
Милютин В. П. О влиянии войны на состояние рабочих сил в России. М.: Тип. О. Л. Сомовой, 1914. 28 с.

101

росту цен на продукты первой необходимости. Нейтрализацию этих негативных моментов Милютин усматривал в обследовании положения рабочих, расширении деятельности профессиональных союзов, развитии общественных работ и рабочей кооперации. В более широком плане его вывод сводится к тому,
что «война реально вскрыла в яркой форме несостоятельность настоящих экономических отношений и резко подчеркнула необходимость и историческую
неизбежность новых основ в экономической жизни»1. В условиях цензурных
ограничений Милютин, хотя и хотел, но не мог прямо призвать к коренному
изменению основ социально-экономического и политического строя России –
будь то революционным или хотя бы эволюционным путем, но не это ли
он имел в виду?
Не так рассматривали возможные перспективы экономисты либерального
направления. И. Х. Озеров в статье «За что мы боремся» призывал к избавлению России от экономической зависимости, выражавшейся в преобладании
импорта жизненно важных материалов и изделий во внешнеэкономических
связях. Для этого у нее есть все возможности: «Россия потому и велика, что
по своим естественным условиям она может сделаться самодовлеющей
страной, и тогда для нее никакая война не будет страшна; в то время как
под гром пушек могут рушиться хозяйства других стран, или опирающиеся
на внешние рынки, или без того или другого продукта не могущие существо1

102

Милютин В. П. О влиянии войны на состояние рабочих сил в России. С. 22.

вать, мы, при нашей огромной территории, громадном населении, наших
богатствах, огромном потенциальном
внутреннем рынке, можем быть самодовлеющими». И дальше: «Мы должны
памятовать, что поднятие производительных сил нашей страны является одним из лучших средств в борьбе
с внешним врагом. При усложненном
современном хозяйстве тот выдерживает натиск, кто хозяйственно дольше в состоянии будет его вынести»1.
С началом войны в прагматически
мысливших слоях российского общества сложилось понимание невозможности возвращения к довоенному торговоэкономическому миропорядку. Вполне неизбежной представлялась потеря
Германии как важного партнера России
в торгово-экономической и техникотехнологической сферах. В этом свете
следует оценивать появление в 1915 г. книги видного ученого и общественного деятеля Н. А. Бородина «Северо-Американские Соединенные Штаты
и Россия»2. По его словам, «Германия после войны, несомненно, не будет
для России тем, чем она была, – экономической посредницей и поставщицей
всевозможных фабричных фабрикатов, машин и проч. В этой роли ее должны
заменить другие страны»3. И США в области машин и некоторых товаров
имеют полную возможность заменить услуги Германии. Выбор им США
вполне осознан. Это – «в сущности единственная в мире страна, с которой
можно сравнить Россию по громадности территории, по широте размаха
в области колонизации девственных мест, ведения сельского хозяйства и добывающей промышленности : история развития ее экономической и сельскохозяйственной жизни должна быть для нас особенно поучительной, как
пример того, что может дать страна с аналогичными естественными богатствами при лучших условиях политической и социальной жизни; изучая
ее судьбы, мы можем с известной долей вероятия предвидеть, по какому
пути может пойти дальнейшее развитие и нашего отечества»4. Другими
1
Озеров И. Х. За что мы боремся // История великой войны [1914 года]: в 3 т. Т. 1. 1915.
С. 70–71.
2
Бородин Н. А. Северо-Американские Соединенные Штаты и Россия: с 29 диагр. и карт.
Пг.: Огни, 1915. 324 с.
3
Там же. С. XII.
4
Там же. С. VIII.

103

словами, США привлекли внимание
Бородина не только потенциальными
возможностями заместить промышленной продукцией и технологиями предполагаемые потерянные германские поставки. Вопрос формулировался шире:
найти в американском опыте механизмы преобразования аграрной страны
в аграрно-индустриальную.
Не были проигнорированы и зарубежные труды. В 1917 г., спустя
год после опубликования на родине,
в России появился труд шведского экономиста и историка экономики Эли Гекшера, посвященный экономике мировой
войны1. На тот момент труд Гекшера
представлял собой первый опыт освещения экономической жизни воюющих
между собой стран. Материал для книги
собирался в ходе командировок в Голландию, Англию, Францию и Германию. При этом в фокусе внимания Гекшера находились два главных противника – Англия и Германия, «силы которых
направлены не только к сокрушению военной мощи врага, но и к преодолению
тех неслыханных затруднений, которые современная война создает для промышленности и торговли, для снабжения всем необходимым многомиллионных армий и для пропитания мирного населения»2. И хотя наблюдения Гекшера охватывали только первые полтора года войны, его труд был написан беспристрастно и с большим знанием вопроса.
Таким образом, осознание неизбежности в связи с развернувшейся войной
перераспределения людских и материальных ресурсов в интересах обороны
и обеспечения воюющей армии всем необходимым, прогнозируемое в связи
с этим изменение в худшую сторону положения народа не могли не вызвать
обеспокоенности и размышлений о новой экономической реальности.

Гекшер Э. Экономика мировой войны / пер. со швед.; под ред. К. Тиандера. Пг.: Задруга,
1917. VI, [2], 216 с.
2
Там же. С. VI.

Глава 2

ОБРАЗЫ СОЮЗНИКОВ И ВРАГОВ
В РОССИЙСКОЙ ПУБЛИЦИСТИКЕ ВОЕННЫХ ЛЕТ

2.1. «Душа войны»: сражающаяся Франция
на страницах печатных изданий
На протяжении двадцати предвоенных
лет межгосударственные отношения России
и Франции были дружественными. Союз двух
стран, оформившийся в 1891–1893 гг., представлялся естественным, был позитивно воспринят общественностью, его целесообразность не подвергалась критике. С первых дней
своего существования он, как комментировал
его Е. В. Тарле, являлся «взаимным страхованием обеих держав от германской опасности»
и благодаря этому был прочным и жизнеспособным, «несмотря на все препятствия и противоборствующие течения, обнаружившиеся
и в обеих странах, и в наиболее заинтересоРомен Роллан
ванных посторонних державах»1.
Франция, прежде всего Париж с его репутацией «столицы Европы», была
одним из главных пунктов «паломничества» российских любителей путешествий. Музеи, регулярные выставки привлекали в нее тысячи посетителей.
Из Франции в Россию приходили новые веяния в литературе, изобразительном искусстве. В Париж, общепризнанный центр европейской художественной жизни, устремлялись молодые художники в поисках вдохновения и славы.
На французскую моду равнялись, за ней следили. Французская культура глубоко проникла в российское общество. В России хорошо знали французскую
литературу. С новыми явлениями в ней знакомили толстые литературные
и общественно-политические журналы, имевшие рубрики «Новости иностранной литературы». Книги французских писателей читали в переводах на русский
язык и в оригинале, в том числе и новой звезды – Ромена Роллана, который
в десяти книгах романа «Жан-Кристоф» (Нобелевская премия по литературе
1915 г.) через образ гениального композитора показал «новое поколение, переходящее от одной войны к другой: от 1870 года к 1914 году».
1

Тарле Е. В. Франко-русский союз. Т. I: Зачатки современной войны, отд. I: Россия
и ее союзники перед Великой войной. М., [1916]. С. 105.

105

С началом военных действий симпатии к Франции, и так широко распространенные среди образованного российского общества, получили дополнительный импульс. Происходившие события этому способствовали. Германские
войска, захватив Люксембург и Бельгию, вторглись в глубь страны. Опасность нависла над Парижем: «Теперь, когда кипит всемирная война / И гибнут в пламени бессильные народы, / О, Франция, купель священная свободы, /
Да будешь ты судьбой навек сохранена», – взывал поэт-символист Д. Цензор1.
С 4 сентября начал подвергаться артиллерийскому обстрелу Реймсский собор.
Ценой огромных потерь в битве на Марне французы при поддержке английских войск не только остановили продвижение немцев, но и заставили их отступить. 13 сентября они вернули себе Реймс. Эти события нашли мгновенный
живейший сочувственный отклик в среде творческой интеллигенции. «Что
сотворили вы над реймсским братом?» – риторическим вопросом заканчивалось стихотворение О. Мандельштама «Реймс и Кельн». Поврежденному в результате артобстрелов Реймсскому собору адресовалось не одно проникнутое
болью поэтическое посвящение. Среди них – стихи А. Мейснера («Пройдут
века... Промчатся реки... / Ты, – чудо всех чудес старей, / Расскажешь о двадцатом веке / И назовешь его зверей...») и Н. Архангельского («Приди же, Франция, как к сыну дорогому, / К собору древнему – он в ранах изнемог. / Закрой
глаза ему, разбитому, больному, / Прими молитвенно его последний вздох»).
Они в числе других, написанных в первые три месяца войны, попали на страницы сборника «Современная война в русской поэзии»2.
Росту симпатий по отношению к Франции способствовали журналистские
и книжные публикации, оперативно вышедшие в свет. «Наш Париж» – так назывался эмоциональный, помещенный на обороте обложки «Голоса жизни»
очерк Е. П. Семенова, много лет прожившего во Франции: «В нем природа,
время и люди сосредоточили все, что нужно человеку, все источники жизни,
знания, радостей бытия, тела и духа. Парижское небо, воздух, дома, улицы,
площади, бульвары, Сена, каналы, сады, парки, Булонский лес, пригороды,
холмы музеи, театры, верхи церквей, триумфальных арок, башен и колонн, памятники славы военной, доблести гражданской, разностороннего гения всех областей творчества, – все это ярко, все это трепещет радостью,
весельем, любовью, все это полно гармонии, вкуса, все это прекрасно
И этот Париж хотели взять немцы. “Наш Париж” избежал нашествия
и позора германских насилий и разрушения, избежал, правда, дорогой ценою.
Он опустел, притих, притаился. Художественные, научные, исторические
ценности увезены, спрятаны. Театры закрыты, как и учебные заведения
почти все мужское, способное носить оружие, население ушло на войну. Многие зажиточные и богатые семьи уехали на запад, особенно на юг. Население
уменьшилось на две трети. “Наш Париж” притаился и ждет возврата
1

Современная война в русской поэзии. Вып. [1–2] / [сост.] Б. Глинский. Пг.: Тип. т-ва
А. С. Суворина «Новое время», 1915. Вып. 1. С. 177.
2
Там же. С. 180, 183–184.

106

счастливых дней и лучшего будущего, в которое твердо верит. И он, как
был, будет и впредь – “Наш Париж” для всякого культурного сына современного человечества, будет городом – светочем, залогом новой и величайшей
победы права над насилием, культуры над варварством. И вступят в него
не враги-победители, а друзья и союзники на празднике мира»1. Слова автора,
незадолго до начала войны вернувшегося из Франции в Россию и опубликовавшего книгу воспоминаний о ней2, были обращены в самое сердце читателя.
Вышедшие публикации претендовали на сиюминутный показ жизни французов в тылу и военных будней солдат на фронте. В них много эмоций, но немало и объективной информации, что было особенно злободневно. Таковы
«Парижские впечатления» театрального критика, редактора журнала «Нива»
В. Я. Светлова3, оказавшегося в августе 1914 г. в столице Франции: «Мы, кото1

Семенов Е. П. Наш Париж // Голос жизни. 1914. № 3.
Семенов Е. П. В стране изгнания: (Из записной книжки корреспондента): Из воспоминаний Е. П. Семенова. 2-е изд. СПб.: Европ. изд-во, 1912. [8], 213 с.
3
Светлов В. Я. Парижские впечатления (Август 1914 г.) // Ист. вестн. Ист.-лит. журн.
1915. Т. 139. С. 826–838; Т. 140. С. 157–171.
2

107

рым довелось жить в Париже в эти исторические дни, никогда, я думаю,
их не забудем. Мобилизация, которой так боялись наши скептики, вызвала
такую силу общего энтузиазма, что в этом порыве, как в грандиозном костре, превратились в пепел все партийные раздоры и разделения. И вот, как
по волшебству, исчезли социалисты, анархисты, радикалы и все остальные,
и перед нами оказался единый в своей цельности, в своем патриотическом порыве благородный французский народ. Первый день мобилизации прошел как-то
торжественно и благоговейно, точно весь народ присутствовал в храме.
На всех лицах какое-то сознание величия переживаемого исторического момента. Чинно, строго, с серьезными, но не печальными, а радостными лицами шли призывные в свои участки и отправлялись на вокзалы. Надо было видеть, с каким чувством, с каким молчаливым экстазом провожала их толпа
на бульварах. Снимали шапки, махали платками. Кое-где, опять-таки сдержанно, чтобы не нарушить торжественность минуты, раздавались крики: –
Vive la France! Vive la Russie! Vive l’armée!»1
Неиссякаемый оптимизм, подчас выраженный в гипертрофированной
форме, вообще характерен для многих очерков, написанных по горячим следам событий. Но он отражает уверенность французов в исторической правоте
своей родины, которая, обороняясь от германской агрессии, защищала и европейскую культуру. В одной из книг, написанной русским, оказавшимся во
Франции в начале войны, можно прочитать: «Что же сплотило нацию? Что
создало этот неослабевающий подъем? Тот идеал французской нации, о котором за последние годы мы забыли, – свобода, равенство и братство, слова,
поистине начертанные на храмах и общественных зданиях, но и в сердцах
французов. За свободу маленьких стран, за равенство сильного и слабого, за
братство людей, гибнувшее под натиском прусского кулака, поднялся весь
французский народ, и неудержимая ненависть, давно тлевшая во Франции,
ненависть к “les boches” (как зовут они немцев) разлилась по всей стране. Ни
территориальные приобретения, ни какие-либо выгоды не нужны французам.
Они хотят уничтожить преграду, поставленную немцами, мирному, культурному развитию народов»2.
Среди появившихся публикаций были разные по глубине погружения
в материал и широте попавших в поле зрения тем. Однако их актуальность,
с учетом обстоятельств и времени их появления, была бесспорна. Такими
были брошюра Б. И. Имшенецкого «Франция»3 или короткий очерк Е. Э. Сно
«Наша союзница Франция», целиком занявший весь номер журнала «Война»4,
1

Светлов В. Я. Парижские впечатления (Август 1914 г.). Т. 139. С. 833.
Телепнев Б. В. По Европе во время войны. М.: Наша жизнь, 1916. С. 58.
3
Имшенецкий Б. И. Франция: Ее история в прошлом и настоящем, бытовая, экономическая и политическая жизнь, мировое значение, вооружение и мощь ее. Пг.: Тип. И. В. Леонть
ева, 1914. 34 с.
4
Сно Е. Э. Наша союзница Франция: [Попул.-этногр. очерк Евгения С.] // Война. 1914.
№ 3. С. 3–14.
2

108

цветная обложка которого иллюстрировала его основной посыл: девушки –
россиянка и француженка в обрамлении виньетки в цветах французского
триколора – сплелись ладонями. С рассчитанной на абсолютно непросвещенного читателя книжкой «Франция
и Россия» выступил известный педагог
Б. Н. Жаворонков1. «Много ли найдется таких, которые хорошо представляли себе Францию, знали бы, какова
она, чем отличается от нашей родины,
почему она в союзе с Россией и воюет
с Германией?» – задает риторические
вопросы автор и отвечает на них
в самой доступной форме. Например,
«у французов республика, т. е. нет государя, а управляет сам народ, выбирая депутатов и сенаторов, а те президента». Что же делает президент?
«Сносится с другими государствами», «следит, чтобы во Франции все было
по закону», «президент живет в Париже, на берегу Сены, в Елисейском дворце,
среди зеленого парка» и т. д. О причине мировой войны сказано так: «Француз
войны не хотел... Сама Германия захотела воевать и с Францией, и с Россией.
Ее смущало стремление французов расширять свои колонии и торговлю
и нежелание России возобновлять торговый договор, приносивший немцам
1 миллиард дохода ежегодно». Содержащийся в брошюре рассказ об основных фактах истории Франции и русско-французских связей сориентирован
на внушение благожелательного отношения к союзнице. Видимо, и такая литература была в то время полезна и востребована.
Более глубокими по своему содержанию были тексты, помещенные в сборнике «Франция» (1915). И неудивительно: принадлежали они известному экономисту и писателю А. С. Белевскому (псевдоним «Белорусов»)2 – постоянному корреспонденту газеты «Русские ведомости» в Париже, автору очерков
о Франции в журналах «Вестник Европы», «Русское богатство». Открывая
сборник, он писал: «Книга эта – сборник статей, написанных до войны. В них
не нашел своего выражения тот громадный духовный подъем, который в эти
дни смертельной опасности охватил Францию и придал ей новую и возвышенную красоту. Оттого-то и звучит в моих писаниях скептическая нота.
Но “Прекрасную Францию” я, тем не менее, ценю высоко и люблю, – и я был бы
счастлив, если бы след переживаемого подъема оказался прочным...»3
1

Жаворонков Б. Н. Франция и Россия. М.: Т-во «И. Н. Кушнерев и К°», 1914. 31 с.
Белорусов А. Франция: [сб. ст.]. М.: Кн. изд-во писателей, 1915. 308 с.
3
Там же. С. I.
2

109

В разных изданиях, чаще всего
в журнале «Современный мир» и в газете «Киевская мысль», печатались
очерки Н. Тасина (Наума Когана).
Он жил в Париже, собственными глазами наблюдал события, из первых рук
получал информацию и трансформировал ее в многочисленные очерки.
В расширенном виде они легли в основу его книги «По воюющей Франции»1,
охватывавшей период с конца июля
1914 до конца апреля 1915 г. Конечно, от нее, как и от других книг, вышедших по горячим следам событий,
не стоит ожидать последовательного,
научно выверенного изложения событий. Автор отдает себе в этом отчет
и предупреждает: еще не настало время
для истории Великой войны, но «очевидцы отдельных эпизодов великой мировой драмы наших дней, – хотя бы поле
наблюдения их ограничивалось одним каким-либо уголком охваченной войной
огромной площади, – могут дать будущим историкам материал для уразумения этой войны, – тот живой, фактический материал, который составляет
душу истории»2.
Тасин погружает читателя в жизнь Парижа последних предвоенных дней,
лихорадочно возбужденного, растерянного, наполненного тревогой за будущее
и распаленного убийством Жана Жореса. Но объявление войны все изменило –
«во Франции исчезли партии и фракции, стушевались разногласия». Даже
Эдуард Вальян, ветеран французского социализма, участник Коммуны 1870 г.,
«который еще неделю тому назад горячо проповедовал всеобщую забастовку
на случай войны», теперь заявил: «На нас нападают – и мы должны исполнить
свой долг перед отечеством и республикой». Густав Эрве, годами призывавший к открытому восстанию против буржуазного строя, «отложил в сторону
красное знамя и заменил его трехцветным»3.
Изменился и быт парижан. Мобилизовали в армию множество мужчин:
«Я знаю семьи, – пишет Тасин, – из которых ушло на войну пять, шесть и более
человек». Мобилизованных трамвайных и поездных кондукторов заменили
их жены. Закрылись многие конторы, фабрики, магазины, некоторые из них
сообщали: «До возвращения из Берлина». Немецкие магазины и кафе попро1

175 с.
2
3

110

Тасин Н. (Коган Н. Я.). По воюющей Франции. Пг.: Книгоизд-во М. В. Попова, 1916.
Там же. С. 3.
Там же. С. 12–13.

сту разгромили, а принадлежавшие французам обезопасили себя предупреждением: «фирма французская», «владелец и почти все служащие мобилизованы», «да здравствует Франция». С улиц исчезли взятые на войну автомобили,
даже автобусы. Не стало ночного Парижа, световые рекламы запретили, театры
и увеселительные заведения не работали, после 8 часов вечера улицы становились почти совершенно пустыми. Столицу покинули многие богатые люди,
да и не только: в полицейской префектуре и в мэриях охотно выдавали желающим уехать бесплатные билеты – так стремились освободиться от тех, кто мешал бы выдерживать ожидавшуюся осаду. 2 сентября 1914 г. и само правительство переехало в Бордо. И тем не менее «война эта популярна: мечта о реванше, которую французы лелеют с 1871 года, кажется близкой к осуществлению.
Рана, которую немцы нанесли французам сорок три года назад и которая
в последние годы, казалось, стала залечиваться, снова раскрылась, как будто
Седан был только вчера»1. В начале войны еще сильна была вера в то, что
французская армия победоносно дойдет до Берлина, и там будет диктовать
условия мира. Боевые действия, а Тасин описывает их ход в районах Арраса,
Компьена, Амьенна, Суассона, Марны, в других местах, поколебали уверенность в быстрой победе. Но тяжелые потери бельгийцев, англичан, французов, страдания и жертвы местного населения, оказавшегося в зоне сражений,
не сломили волю к сопротивлению. В этом пафос книги.
Дефицит информации из воюющей Франции компенсировался переводами работ иностранных подданных, в частности британских военных корреспондентов. Так в 1915 г. на русском языке появилась книга очерков англичанина, военного корреспондента газеты «Daily News» Гарольда Аштона «Вокруг Парижа»2. Его зарисовки точно передавали изменившуюся атмосферу
жизни французов: «Наконец, Париж. Не старый, веселый, ликующий Париж,
оставшийся в моих легкомысленных воспоминаниях, а город, старающийся
улыбнуться, и, несмотря на это, унылый. Вечер. Веселье бульваров теперь
только мерцает маленьким огоньком. Улицы по ту стороны Сены темны,
дома заперты, огни потушены; все лавки закрыты и грустные консьержки,
сгорбившись, сидят у своих порогов»3. Аштона интересует не только городской быт военного времени, но и сама война. Во фронтовых заметках Аштон
приподнял, по его словам, крошечный уголок завесы войны, рассказал о неделе в Северном море и о длинном ряде дней, проведенных в Северной Франции.
Пафос его очерков – в прославлении армии союзников, и особенно английского солдата: «Мужество союзных войск беспредельно и изумительно. Братья
по оружию, братья по несчастью, братья в победе, они сражаются с вдохновенной храбростью. И посреди всего этого – Томми, наш славный Томми,
загорелый, закаленный, измокший и запыленный, поддерживающий в своих
1

Тасин Н. (Коган Н. Я.). По воюющей Франции. С. 22.
Аштон Г. Вокруг Парижа. Западный театр войны: записки военного корреспондента.
3
Там же. С. 43.
2

111

товарищах высокое мужество, когда быстрые, молчаливые транспорты перебрасывают его на берега Франции...»1
Значительно содержательней во всех отношениях книга наблюдений
Ф. Гиббса, англичанина, не один месяц проведшего в воюющей Франции2.
Он пишет: «Немало французских деревень было захвачено страшным ураганом нашествия, и не одна бедная женщина поседела в это время. В продолжение длинных месяцев осадной войны на картах помещалась длинная черная
полоса, и эти карты печатались по всему миру изо дня в день с удручающим
однообразием. Интересно было бы знать, многие ли понимают значение этой
полосы, обозначающей длину немецкого фронта во Франции, и многие ли представляют в своем уме черную полосу всех сожженных и разграбленных деревень в десять миль шириной. Не менее интересно знать, сколько людей, ищущих в газетах геройских штыковых атак или леденящих кровь рассказов
о том, как рядовой Джон Смит в единственном числе удерживал целый корпус
с улыбкой на устах, представляли себе, хотя бы смутно, бегство несчастных
жителей этой полосы, страх женщин и детей, попавших в эту адскую западню, и отвратительное зрелище длинных дорог Франции, где мертвые тела
лежали и гнили под дождем и солнцем, а жилища крестьян представляли
развалины от Артуа до Лотарингии»3.
1
Аштон Г. Вокруг Парижа. Западный театр войны: записки военного корреспондента. С. 165–166.
2
Гиббс Ф. Душа войны. Впечатления корреспондента с Западного фронта / пер. с англ.
Е. Лохтина. М., 1917. 230 с.
3
Там же. С. 113–114.

112

Совместная борьба с немецким
агрессором укрепляла симпатии к союзникам, и в этом значительную роль
играли репортажи и очерки о военных действиях за рубежом в переводе
на русский язык. В 1915 г. появился
изданный штабом русской 12-й армии
краткий обзор кампании 1914 г. на французско-бельгийском театре военных
действий1. Брошюра была составлена
«известным французским военным писателем», как написано в предисловии
к русскому изданию. Автор подробно
останавливается на характере действий
и замыслах противника – германской
армии. Главная цель русского издания
явствует из высказанного в предисловии убеждения, что русский читатель
брошюры, «ознакомившись с этим
искренним обзором прошедших событий, их причинами и последствиями,
проникнется полным доверием к силе
французской армии».
В 1916 г. в России вышел перевод книги журналиста и многолетнего депутата французского парламента Жозефа Рейнака «Война на Западном фронте»2.
Предисловие к русскому изданию, по просьбе посла России в Париже
А. П. Извольского, написал президент Франции Р. Пуанкаре: «Франция гордится теперь присутствием на своей земле русских войск, связанных с нею
узами братства и прибывших для завершения общей освободительной цели.
Недавно я видел вместе с Вами этих чудесных солдат. Они достойны тех,
которые в эти недавние дни достигли столь блестящих успехов в Волыни, Буковине и Галиции, равно как и тех, которые овладели Эрзерумом и Трапезундом. Так как мое письмо должно сопровождать книгу, излагающую боевую
деятельность Франции и, следовательно, оно дойдет до храбрых Армий, столь
блестяще сражающихся под Верховным Командованием Его Императорского Величества, то позвольте мне воспользоваться предоставленным Вами
случаем для того, чтобы принести этим героическим войскам прочувствованную дань восхищения Франции»3.
Практику ретрансляции зарубежных публикаций продолжил известный
литератор, автор многих книг Н. М. Лагов. В книге «Французские рассказы
1

Кампания 1914 года на французско-бельгийском театре военных действий. 27 с.
Рейнак Ж. Война на Западном фронте. 270 с.
3
Там же. С. VII–VIII.
2

113

с фронта» он, используя материалы французского Генерального штаба, ярко
охарактеризовал французских военачальников, в том числе главнокомандующего армиями Севера и Востока Жозефа Жоффра (как отмечает Лагов, сооте
чественники «любят его и питают к нему непоколебимое доверие»), командующего группой армий «Север» Фердинанда Фоша («он из числа тех полководцев, которые умеют привязать к себе свои войска и добиваются от них
высшей возможной работы»), командующего 2-й армией, а затем группой
армий при оборонительных боях в Шампани Ноэля де Кастельно («некоторые
французские генералы уже питали опасения, но де Кастельно был непоколебим»), заменившего де Кастельно при наступлении в Шампани Филиппа Петена («представляет собой одну из оригинальнейших и наиболее выдающихся
личностей возрожденной героической Франции»)1. Лагов шаг за шагом описывает боевые операции французских и английских войск под руководством
этих генералов, акцентирует внимание на героизме союзников, без тени сомнения заверяет в грядущей победе: «Разгоряченные успехом союзные войска
наступают с увлечением и уверенностью. Они знают, что встретят еще новые препятствия, которые задержат их наступление и даже, может быть,
остановят его на некоторое время. Но у них есть и возможность, и желание
1

Французские рассказы с фронта: с начала войны по октябрь 1915 г.: [по документам французского Военного министерства] / обраб. и пер. Н. М. Лагов. 7-е (2-е ил.) изд.
Пг.: Т-во А. С. Суворина «Новое время», 1916. 262 с.

114

победить. И никакие затруднения не смогут ослабить их усилия»1. Официальные круги России высоко оценили воспитательный потенциал книги. Начальник российского Генерального штаба предписанием от 4 июня 1916 г. обязал
командующих военными округами обеспечить возможно широкое ознакомление с книгой Лагова офицеров и нижних чинов. Министерство народного
просвещения рекомендовало пополнять ею народные библиотеки и читальни,
а Священный Синод допустил ее в библиотеки низших и средних духовноучебных заведений.
Привлечению внимания к Франции способствовал и еще один поворот
в российско-французских отношениях. На территории Франции воевали
не только солдаты и офицеры Русского экспедиционного корпуса, но и российские волонтеры в Иностранном легионе. В него записались многие из тех, кого
война застала во Франции и кто не имел по разным причинам возможности
вернуться домой. О российских волонтерах во французской армии, их вкладе
в совместную борьбу с немецкими агрессорами и цене, которую они заплатили за свою самоотверженность, рассказывает книга В. И. Лебедева2. Он, выпускник Тифлисского пехотного училища, участник Русско-японской войны,
с 1908 г. находился в эмиграции во Франции, являлся одним из редакторов
эсеровского журнала «За народ». Когда началась Первая мировая война, Лебедев вступил добровольцем во французский Иностранный легион. Был военным
корреспондентом французских газет, публиковался в «Русских ведомостях»,
его корреспонденции вылились в книгу, которую отличала несомненная компетентность автора.
Количество волонтеров, по рассказу Лебедева, было велико: «Четыре тысячи русских поступили только до 1-го декабря 1914 г. в ряды армий Французской республики по своей свободной воле»3. Состав волонтеров был разнороден,
большую часть составляли эмигранты, но не только они. Перед В. И. Лебедевым, тоже вступившим во Французский легион, произведенным в лейтенанты
и посланным командованием инспектировать положение волонтеров в различных местах размещения, по его словам, на собеседовании предстали россияне
всех национальностей, положений и состояний: «Инженеры, художники, еврейский драматург, студенты, директоры контор, служащие в банках, строитель
тоннеля сквозь Пиренеи, изобретатель по прожекторам, нотный издатель,
эмигранты, рабочие, раньше работавшие в “немцах” и спасшиеся во Францию, матросы коммерческих судов, запасные, съехавшиеся из Англии, Бельгии,
Швейцарии и иных нейтральных стран, из Африки и даже далекой Америки
нарочито для поступления в армию, простые запасные русские солдаты,
ни слова не понимающие по-французски, латыши, поляки, малороссы, велико1

Французские рассказы с фронта: с начала войны по октябрь 1915 г.: [по документам
французского Военного министерства]. С. 262.
2
Лебедев В. Из рядов французской армии. Русские волонтеры во Франции. Очерки
французского фронта и тыла. В Македонии. 256 с.
3
Там же. С. 75.

115

россы, литовец, финлянец (так в тексте. – И. Ч.), несколько татар, грузин,
армян, один чуваш, десяток казаков, и евреи, евреи без конца»1. Французкапрал хвастался: «У меня в отделении есть один депутат первой Думы
Onipko». На самом деле Федот Матвеевич Онипко, опубликовавший «Записки
волонтера»2, был не единственным российским парламентарием во Французском легионе, состоял в нем и депутат 3-й Государственной думы Терентий Осипович Белоусов.
Зачислению во Французский легион не препятствовали политические
взгляды. В книге Лебедева промелькнули имена анархиста Ростовцева, народника Волжина, социал-демократов Юрша, Попова, Глатенюка, Алуксинского
и других солдат-легионеров с партийным прошлым. Особенно заметный след
оставил капрал Французского легиона Зиновий Алексеевич Пешков – младший
брат Я. М. Свердлова, который после революции 1917 г. стал председателем
ВЦИК РСФСР. Фамилию Пешков он взял как приемный сын М. Горького.
В боях под Аррасом Пешков потерял руку в результате ранения, после реабилитации был восстановлен в Легионе, продолжал служить, в 1943 г. получил
звание генерала, в 1943–1949 гг. являлся главой французских дипломатических миссий в Китае и Японии в ранге посла.
Почему эти люди, разные по политическим взглядам и социальному положению, вступили во Французский легион? Лебедев задал этот вопрос солдатам и получил ответ: «Сражаться за правду», другой уточнил (он был евреем):
«За еврейский народ»3. Но в большинстве объясняли желание идти на войну
гуманистическими побуждениями. В начале войны эмигранты в Париже
обсуждали линию поведения: надо ли придать участию во французской
армии характер политического выступления или мотивом считать обязанность
взяться за оружие во имя самообороны от агрессора? В. И. Лебедев пишет:
«Германия огнем и мечом проходила ни в чем не повинные провинции. Наша
обязанность – защитить их... Вот, несомненно, общее всем чувство»4. И, завершая размышления о нравственном подвиге русских волонтеров, Лебедев,
может быть, патетически, но искренне говорит: «Мы идем до рокового, до самого “реального конца”, – идем за то же самое дело, которому отдали всю
свою жизнь, и верим и уже видим великую пользу нашего шага...»5
Российское общество отвечало симпатией и участием сражающейся Франции. Это было отношение людей, которые глубоко восприняли французскую
культуру и сопереживали французскому народу в связи с несчастьями, выпав1

Лебедев В. Из рядов французской армии. Русские волонтеры во Франции. Очерки
французского фронта и тыла. В Македонии. С. 47–48.
2
Онипко Ф. М. Записки волонтера // Ежемес. журн. 1916. № 1. С. 241–256; № 2.
С. 275–294.
3
Лебедев В. Из рядов французской армии. Русские волонтеры во Франции. Очерки
французского фронта и тыла. С. 70.
4
Там же. С. 78–79.
5
Там же. С. 90.

116

шими на его долю из-за вторжения врага. Франция надеялась на Россию
и не разочаровалась в своих надеждах на помощь с ее стороны в самые тяжелые моменты битвы за Париж, да и на протяжении всей войны. Так, в августе
1914 г., в разгар германского наступления на Париж, во исполнение союзнических обязательств 1-я и 2-я русские армии начали вторжение в Восточную
Пруссию с тем, чтобы отвлечь на себя немецкие войска. Два немецких корпуса и конная дивизия были сняты с Французского и срочно отправлены на Восточный фронт. В конечном итоге германские войска проиграли сражение
на Марне. Париж был спасен, а ведь Германия находилась в шаге от победы, –
немецкие солдаты уже видели Эйфелеву башню. И еще: в марте 1916 г. Россия
по просьбе Франции с целью помощи осажденному Вердену предприняла силами 10-й армии Нарочскую операцию. И хотя она не принесла русским войскам
успеха, ее стратегическая цель была достигнута – натиск немецких войск
на французский Верден удалось сдержать.

2.2. «Он наш союзник, мы связаны узами крови»:
российская печать о Великобритании и английских солдатах
Отношения с Великобританией на государственном уровне в отличие
от русско-французских зачастую были крайне недружественными, во многих
международных конфликтах крайне напряженными, а российское общественное мнение относительно перспектив и последствий укрепления военнополитических связей с ней полярно расколото. В общественном сознании
отчетливо проявлялись как пробританские, так и антибританские настроения,
каждое из течений, англофильское и англофобское, характеризовалось своими
политическими пристрастиями, культурными предпочтениями и экономическими интересами, в той или иной степени влиявшими на внешнюю политику
и векторы ее развития, отнюдь не постоянные и в зависимости от обстоятельств менявшие свое направление.
Многие представители российской интеллигенции активно поддерживали
укрепление связей с Великобританией, страной, которая накопила богатейшие традиции в гуманитарной сфере и охотно делилась ими с иностранцами. Этим широко пользовались подданные Российской империи. Постоянный
интерес к себе вызывала британская литература, с ее новинками знакомили
журналы. По меткому замечанию М. Е. Сороки, «зная Англию по книгам и понаслышке, сентиментальные англофилы в своем воображении наделяли далекую страну теми качествами, которых им так недоставало на родине:
уважение к человеческой личности, скрупулезная честность, справедливость
разумных законов, сочувствие слабым и обездоленным. Те, кто сомневались
в себе или в России и искали путей к самосовершенствованию, рано или поздно
открывали английскую философию»1. Но не только философию.
1

Сорока М. Е. «Просвещенные мореплаватели»: англичане в восприятии русских
до и во время Первой мировой войны // Рос. история. 2010. № 5. С. 49.

117

Поучительный опыт развития и модернизации Великобритании (ее политическая история; проблемы конституционализма, парламентаризма, разделения властей и прав человека; колониальная политика и становление доминионов; социальные аспекты жизни, трудовые права, профессиональная самоорганизация рабочих, движение за женское равноправие; градостроительство и быт;
народное образование от начального до университетского) раскрывался в работах, рассчитанных на широкого читателя. Вне конкуренции в этом отношении был неутомимый и страстный популяризатор английских общественных
институтов и успехов британских доминионов П. Г. Мижуев, которого все эти
темы интересовали не сами по себе, он постоянно проводил сравнения с российской действительностью, и английский опыт выступал у него тем образцом,
который полезно перенять и в России1. Англомания Мижуева могла выглядеть
даже чрезмерной в глазах самих симпатизантов Англии. «Правда, нам кажется, что местами автор слишком уж восторженно относится к Англии», –
отметил молодой тогда Е. В. Тарле в рецензии на одну из его книг. И далее:
«Мижуев увлекается, действительно, высоким государственным смыслом
великого народа, который создал и утвердил личную и политическую свободу,
внес разум и человечески-достойную жизнь в самые глухие дебри земного
шара. Не одного Мижуева охватывало (и может охватить) чувство, близкое к благоговению, от сравнения некоторых сторон английской истории
и действительности – с историей и действительностью континентальными. Нужно только не давать этому чувству ослеплять себя»2.
Словом, англомания была распространена, и прежде всего в среде либеральных интеллектуалов, тех, кто не просто любил английскую культуру, но ценил
британскую политическую систему с ее традициями и институтами. Это о них
говорил П. Н. Милюков, утверждая, что благодаря очеркам из Лондона сотрудника «Русских ведомостей» И. В. Шкловского, печатавшегося под псевдонимом «Дионео», «вся Россия следила за успехами прогрессивных идей в старой
стране политической свободы»3. Российские книгоиздатели массово издавали английскую художественную, научную и техническую литературу, студенты приезжали в английские университеты для завершения обучения, ученые
повышали квалификацию, а добившиеся международного признания сами получали научные отличия. Курс на сближение с Великобританией был поддержан
заметной и наиболее активной частью образованного российского общества.
В то же время значительная часть российского общества за много лет
до начала Великой войны была пропитана англофобией. Ее широкое распро1
См.: Чикалова И. Р. Знаток англо-саксонского мира Павел Григорьевич Мижуев //
И. Р. Чикалова. Великобритания: изучение в Российской империи (XIX – начало XX в.).
СПб.: Алетейя, 2017. С. 314–361.
2
Тарле Е. В. [Рецензия]: П. Г. Мижуев. История колониальной империи и колониальной политики Англии. СПб., 1902 г. // Мир Божий. 1903. № 1. С. 74–75.
3
Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917): в 2 т. / под ред. М. М. Карповича
и Б. И. Элькина. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955. Т. 1. С. 216.

118

странение в обществе и устойчивый характер имели свои основания. В общественной памяти прочными были воспоминания о русско-британском враждебном противостоянии на протяжении всего ХIX в. в Центральной Азии и на Среднем Востоке, о Крымской войне, неприкрытой враждебности Великобритании
в годы Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Последующие англо-российские
отношения также не были безоблачными: в Русско-японской войне 1904–1905 гг.
антирусская политика поддержавшей Японию Англии давала основания для резкого недовольства и критических выступлений. Эти нюансы отметил известный англовед того времени А. Н. Савин в работе «Англо-русское сближение
в связи с образованием Тройственного согласия»: «Отношения России с Англией
начались давно, триста шестьдесят два года тому назад, но англо-русская
близость очень молода: ей нет еще и десяти лет»1.
В отличие от длительной истории тесных позитивных контактов с Германией период англо-русского сближения начался только после Русско-японской
войны и революции 1905–1907 гг., когда потеряли основания английские опасения относительно русской гегемонии в Азии, а главное – в Европе перед Англией
возникла угроза устрашающего роста немецкой военно-политической и хозяйственной мощи. 31 августа 1907 г. было подписано русско-английское соглашение, оно урегулировало отношения в Персии, Афганистане и Тибете,
но его значение вышло далеко за рамки колониальных вопросов. Как писал
А. Н. Савин, «англо-русская вражда кончилась, началась англо-русская дружба
и тесно переплелась с дружбой англо-французскою. 31 августа 1907 года родилось тройственное согласие наших дней»2.
Однако, несмотря на подписание соглашения, в среде российских консерваторов англофобия не исчезла. Ее вызывало не только традиционное отсутствие доверия к политике Англии, но и неприятие английского политического
устройства, английской модели конституционализма и парламентаризма, что
побуждало консерваторов настороженно относиться к британской внешнеполитической стратегии и русско-английскому союзу из-за опасения гипотетически возможного перенесения английских политических порядков на российскую почву. Поэтому намерения улучшить отношения с Англией и установить с нею военно-политический союз в правительственных сферах и кругах
консервативно настроенной общественности разделяли далеко не все.
Консервативные периодические издания в эмоциональном ключе награждали Англию уничижительными эпитетами и метафорами – «цивилизация Лондонской биржи», «страна торгашей», «англичанка гадит», «коварный
Альбион», «варвары». Инфицирование «микробом» англофобии было весьма
токсичным. Главный редактор (1897–1907) монархической газеты «Московские
ведомости» В. А. Грингмут писал: «Никогда англичане нас в своей дружбе
1

Савин А. Н. Англо-русское сближение в связи с образованием Тройственного согласия //
Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию. Т. I: Зачатки современной войны, отд. I,
вып. 2. С. 107.
2
Там же. С. 147.

119

не уверяли и всегда от души желали нам всякого зла»1. В таком же ключе характеризовал Англию стоявший у истоков создания монархического «Союза
русского народа» В. М. Пуришкевич: «Англии нужна Россия, как тот кулак,
который должен во что бы то ни стало столкнуться с кулаком немецким
во славу английской гегемонии на море и сохранения за нею рынков мира.
Результаты войны ей почти безразличны: разбитая Россия, вконец обезжизненная, хотя бы и победившая Германия, – обе они вынут каштаны только
для Англии»2.
Непримиримость англо-русских противоречий многие видные представители российской военно-политической элиты выводили из предположения
о противостоянии морского (Англии) и континентального (России) государств.
Дипломат и публицист Ю. С. Карцов утверждал: «С конца XVIII столетия,
опасаясь усиления и соперничества России на море, Англия перестает быть
другом России и становится ее врагом исторический враг России –
Англия»3, «государственные интересы России требуют союза не с Англией,
а с Германией, ибо война России с Германией привела бы к печальным результатам, ослабила бы не только
Россию, но даже и всю континентальную Европу, и мало того, – чрезмерно
усилила бы господство Англии»4. Эту
концепцию активно поддержали монархисты.
Война сделала актуальной задачу
укрепления доверия российского общества к Великобритании как союзницы
в общей борьбе с германским блоком.
Помогать решать эту задачу призваны были прежде всего журналисты.
Постоянный автор «Голоса жизни»
Е. П. Семенов писал на его страницах
в 1914 г.: «Роль и поведение Англии никогда не были так благородны и прекрасны, как именно в этой войне. Опуб
1

См.: Грингмут В. А. Объединяйтесь русские люди / сост. А. Д. Степанов; отв. ред.
О. Платонов. М., 2008. С. 126.
2
Цит. по: Иванов А. А. Владимир Пуришкевич: Опыт биографии правового политика (1870–1920). М.; СПб., 2011. С. 223.
3
См.: Карцев Ю. (Карцов). В чем заключаются внешние задачи России (Теория внешней политики вообще и в применении к России). СПб., 1908. С. 16–17, 19.
4
Карцов Ю. С. Англия, Россия и Германия. Доклад 13 января 1912 г. в Главной палате
Русского народного союза имени Михаила Архангела // Правые партии. 1911–1917 годы:
в 2 т. М., 1998. Т. 2. С. 96.

120

ликованные “Оранжевая”, “Белая”, “Серая” и “Желтая” книги неопровержимо подтверждают, что Англия всегда предупреждала Германию о том, что
она не даст в обиду Францию и сочтет нарушение бельгийского нейтралитета за casus belli. Только зарвавшиеся Гогенцоллерны, Бетманы-Гольвеги и Кº
могли думать, что Англия хитрит и смотрит на договор за своей подписью,
как на “клочок бумаги”»1. Этой же цели служили очерки писателя-беллетриста
Е. Э. Сно в журнале «Война», рассказывающие о союзниках России. Один
из них – «Наша союзница Англия» – представлял собой популярный этнографический рассказ о стране, изданный также отдельной брошюрой2.
Дальнейшая работа в направлении укрепления доверия к союзнице виделась необходимой, ибо в сознании российского общества с самого начала войны
присутствовало и такое настроение: «Союзники не понимают и не хотят понять
Россию». З. Н. Гиппиус записала в своем дневнике в апреле 1915 г.: «Я люблю
англичан. Но я так ярко понимаю, что они нас не понимают (и не очень
хотят)»3. В ходе войны подобные настроения усиливались, получали новые
подтверждения и только подогревали недоверие к союзникам. Поэтому пропаганда работала, хотя с гораздо меньшей
интенсивностью по сравнению с германским направлением, и над формированием позитивного и достаточно наглядного образа союзника, с которым,
как восторженно писал К. И. Чуковский, «мы связаны узами крови»4.
При этом для огромного числа россиян
знакомство с Англией и англичанами
было заочным, шанс встретиться с настоящим англичанином был невелик,
и их представления о стране и ее жителях черпались не из личных наблюдений и были во многом мифологизированы.
Свою лепту в дело борьбы с недоверием к Англии внесли интеллектуалы. В Петрограде появилось «Общество английского флага», позднее переименованное в «Русско-английское
общество» (ноябрь 1915 – февраль 1917).
В апреле 1915 г. в Москве было осно1

Семенов Е. П. Народ и армия джентльменов // Голос жизни. 1914. № 9. С. 3.
Сно Е. Э. Наша союзница Англия: [Попул.-этногр. очерк Евгения С.] // Война. 1914.
№ 4. С. 3–14.
3
Гиппиус З. Н. Петербургские дневники. 1914–1919. М., 1990. С. 33.
4
Чуковский К. Англичане // Нива. 1915. № 16–17. С. 318.
2

121

вано «Общество сближения с Англией» во главе с М. М. Ковалевским, а после
его кончины – П. Г. Виноградовым1. На торжественном заседании по поводу
открытия общества присутствовали видные общественные деятели, ученые.
Их выступления были изданы отдельной брошюрой. В предисловии к ней
А. К. Дживелегов отмечал: «Интересы, которые связывают в настоящий момент Россию и Англию, огромны. Они только не осознаются всеми. В малосознательной части русского народа сидит еще старое недоверие, продукт
Русско-турецкой войны и Берлинского конгресса, представление о том, что
“англичанка гадит”. Эти настроения постепенно сжигаются в боевом огне
и заменяются прямо противоположными. Но имеются более устойчивые настроения, враждебные Англии, и природа их такова, что их не истребит никакой пламень. Это – настроения германофильских реакционных кругов.
Этих противников Англии, конечно, невозможно убедить в том, что сближение с “коварным Альбионом” даст прекрасные плоды для России. Для России –
не значит: для них»2. Присутствовал на заседании и депутат Государственной
Думы Ф. И. Родичев. «Симпатии между Англией и русским обществом плод
недавнего сравнительно прошлого, но корни их глубоки и прочны, – утверждал
он в своем выступлении, – и на всем последующем протяжении нашей общественной жизни отчетливо обозначилось совпадение усиления этих симпатий и английского культурного влияния с подъемами русской освободительной волны»3.
16 октября 1916 г. на публичном заседании «Общества сближения с Англией»
выступил известный юрист и политический деятель Ф. Ф. Кокошкин с докладом «Англия, Германия и судьбы Европы», целиком опубликованном по рукописи, найденной в личных бумагах после его трагического ухода из жизни4.
Для широкой же публики отчет о состоявшемся событии был напечатан на следующий день в «Русских ведомостях», в котором была процитирована концовка выступления Кокошкина: «Международная организация, не поглощающая своих составных частей, но оберегающая полноту их свободы, организация по принципу не принуждения, но убеждения, – вот новая миссия Англии.
Но чтобы приступить к строительству, Англия должна выдержать испытание войны, в которой борется величайшая олигархия с величайшей демократией. Рождается новая, светлая Европа, и родится она лишь при одном
условии – при незыблемо крепком союзе России с Англией»5. Создание обществ
1

Вестник Общества сближения с Англией / под ред. П. А. Кропоткина. М., февр. 1918 г.
[Вып. 1 и единств.].
2
Россия и Англия. Речи, произнесенные на торжественном открытии Общества сближения с Англией в Москве, 22 мая 1915 года / под ред. и с предисл. А. К. Дживелегова.
М., 1915. С. 4.
3
Там же. С. 16.
4
Кокошкин Ф. Ф. Англия, Германия и судьбы Европы. М.: Изд-во комит. по увековечению памяти Ф. Ф. Кокошкина и А. И. Шингарева; Т-во «И. Н. Кушнерев и К°», 1918. 33 с.
5
Цит. по: Там же. С. 32–33.

122

дружбы с Англией если прямо и не влияло
на увеличение информационного потока, то
все же было знаковым сигналом о желательности продолжения традиций издания книжной, журнальной и газетной продукции, рассказывающей об Англии.
На конструирование положительного образа военной союзницы должны были работать
в том числе и научные издания (естественно,
подготовленные в предшествующий войне пе
риод). В основе увидевшей свет в 1916 г. книги
М. Я. Острогорского «Конституционная эволюция Англии в течение последнего полувека»1
была серия его статей, опубликованных ранее
Моисей Яковлевич Острогорский в «Вестнике Европы». Была переиздана книга
Д. М. Петрушевского «Великая хартия вольностей и конституционная борьба в английском обществе во второй половине
XIII века»2, появившаяся «весьма своевременно ввиду ожидаемого оживления
интереса в обществе к внутреннему строю жизни наших теперешних союзников, в частности, может быть, и к их конституциям»3. Собственно, такая
оценка отвечает и значению выхода в России работы американского ученого, президента Гарвардского университета А. Л. Лоуэлля4. Книга охватывала
не только основы политического устройства, но и историю и организацию политических партий, местное самоуправление, народное образование, церковное управление, устройство колоний, организацию и деятельность судов. Эти
темы рассматривались также в плане влияния государственных институтов
на общественно-политическую жизнь страны. Знакомство с трудом Лоуэлла
«необходимо для русских читателей», – писал рецензент в «Юридическом
вестнике»5.
В этом ключе следует видеть и актуальность для текущего момента (не говоря об исключительной фундированности) появления из печати монографии
С. А. Корфа «Автономные колонии Великобритании». В ней впервые были
системно показаны характерные черты государственного строя Британской
1

Острогорский М. Конституционная эволюция Англии в течение последнего полувека. Пг.: Тип. П. П. Усова, 1916. 183 с.
2
Петрушевский Д. М. Великая хартия вольностей и конституционная борьба в английском обществе во второй половине XIII века. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1915.
IV, 176 с.
3
Библиографический листок // Вестн. Европы. 1915. Кн. 8. С. 421–422.
4
Лоуэлль А. Л. Государственный строй Англии / пер. с англ. М. Языковой; под ред.
и с предисл. Ф. Кокошкина. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1915. Т. 1. ХХVI, 511 с.
5
Шацкий Б. [Рецензия]: А. Л. Лоуэлль. Государственный строй Англии. Т. 1 // Юрид.
вестн. 1915. Кн. Х (II). С. 273.

123

империи и динамика взаимоотношений метрополии и периферии, политическое
устройство доминионов, особенности местного самоуправления в доминионах.
«Юридический вестник» поместил на нее хвалебную рецензию И. В. Лебединского, в которой тот резюмировал: «Среди нашей литературы, посвященной государственным соединениям книга бар. Корфа займет выдающееся место и будет способствовать ознакомлению с вопросами федерального
устройства широкими кругами читающей публики»1.
На разворот общественного мнения в сторону союзницы работали и рассчитанные на массового читателя брошюра Э. К. Пименовой «Англия накануне войны»2, книги П. Г. Мижуева «Средняя школа в Англии и ее реформа
в ХХ веке»3 и Г. Я. Виллиама «Англия и англичане»4. Лейтмотивом последней
стало видение военной союзницы как страны свободы и порядка. О благоприятных условиях жизни англичан, комфорте, изобилии зеленых насаждений в городах и их окрестностях рассказывала хорошо проиллюстрированная книга
П. Г. Мижуева «Сады-города и жилищный вопрос в Англии»5: в стране-союзнице
1

Лебединский И. [Рецензия]: Барон С. А. Корф. Автономные колонии Великобритании. СПб., 1914 // Юрид. вестн. 1914. Кн. V (I)–VI (II). С. 325.
2
Пименова Э. К. Англия накануне войны. М.: Т-во «И. Н. Кушнерев и К°», 1914. 35 с.
3
Мижуев П. Г. Средняя школа в Англии и ее реформа в XX веке. СПб.: Изд-во журн.
«Русская школа», 1914. 132 с.
4
Виллиам Г. Англия и англичане. М.; Пг.: Т-во «В. В. Думнов, насл. бр. Салаевых»,
1915. 109 с.
5
Мижуев П. Г. Сады-города и жилищный вопрос в Англии. Пг.: Изд. т-ва А. С. Суворина «Новое время», 1916. 496 с.

124

в ближайшем будущем становилось государственной целью достижение нового идеала габитуса – частные городские дома на одну семью с палисадником и садом не только для зажиточных горожан, но и для рабочего класса.
Общественно-политические журналы накануне и в годы войны переполнены
материалами, посвященными политической союзнице. Среди них выделяются
как собственно научные изыскания, примером чему являются статьи И. И. Любименко в «Журнале Министерства народного просвещения»1 и в «Русской
мысли»2, посвященные русско-английским связям XVII в., так и очерки популярного характера3. Например, на страницах «Исторического вестника» появилось подробное описание визита в Кембриджский университет группы российских подданных. Вполне доброжелательный очерк за подписью «К. И. Цветков»
был проиллюстрирован фотографиями и изобиловал интересными для русского
читателя наблюдениями и детальными подробностями жизни студенческой
и профессорской университетской корпорации Кембриджа4. Продолжили активную работу широко известные по довоенным публикациям лондонские коррес
понденты российских газет и журналов, в частности Дионео5. Ранее опубликованные им в журналах очерки составили двухтомник «Меняющаяся Англия»6.
Сборник, ставший ответом на возросший интерес в России к жизни странысоюзницы, был хорошо прорекламирован и настойчиво рекомендовался читателям. «Мы с увлечением читаем Дионео, влюбившего нас в англичан, сделавшего своими статьями и книгами для союза России и Англии больше, чем все
дипломаты», – писал о нем К. И. Чуковский7.
Публицисты, не только Дионео, но и другие, внесли особый вклад в конструирование весьма идеализированного образа воюющего союзника. В конце
1915 г. К. И. Чуковский опубликовал выдержавшую за следующий год еще
два переиздания книгу «Заговорили молчавшие! (Англичане и война)». Мотивы создания книги автор объяснил в предисловии к ее первому изданию:
«Мы, русские интеллигенты, до всяких официальных трактатов, давно уже
1

Любименко И. И. Переписка и дипломатические сношения первых Романовых с первыми Стюартами // Журн. М-ва нар. просвещения. 1915. № 7. Отд. 2. С. 53–103; Ее же.
Торговые отношения России с Англией при первых Романовых // Там же. 1916. № 11.
С. 1–32.
2
Любименко И. И. Англичане в допетровской России // Русская мысль. 1915. № 3.
С. 67–94.
3
Мижуев П. Г. Английские университеты: Действительность и идеалы: по поводу
трудов Королевской комиссии о реформе Лондонского университета // Журн. М-ва нар.
просвещения. 1915. № 2. С. 164–205; № 3. С. 1–50.
4
Цветков К. И. Поездка в Кембридж // Ист. вестн. 1916. Т. CXLIII. С. 257–278.
5
Дионео. Письмо из Лондона // Вестн. Европы. 1915. Кн. 2. С. 265–281; 1915. Кн. 5.
С. 274–291; 1917. Кн. 4–6. С. 596–618; 1917. Кн. 9–10. С. 359–371; Его же. Из Англии // Русские
записки. 1915. № 3. С. 285–308; № 4. С. 209–234; № 5. С. 178–202; № 6. С. 194–217; № 7.
С. 221–245; № 8. С. 209–235; № 10. С. 170–193; № 12. С. 229–251.
6
Дионео. Меняющаяся Англия. М.: Книгоизд-во писателей в Москве, 1914–1915. Ч. I–II.
7
Чуковский К. Заговорили молчавшие! (Англичане и война). 3-е изд. Пг.: Т-во А. Ф. Маркс,
1916. С. 3.

125

в союзе с англичанами: английская литература, поэзия, живопись, не говоря
уже о гениальной английской гражданственности, чаруют нас магнетически с юности. Но широкие круги, обыватели, не знают и чуждаются
Англии. Они все еще по старой привычке перешептываются о “коварном
Альбионе”. Моя книжка предназначена для них... Задача этой незатейливой книжки – привлечь к английскому
народу симпатии тех широких обывательских кругов, которым наша бульварная пресса внушала из года в год
о британских интригах и кознях»1.
В книге страна и народ с их традициями, обычаями, нравами показаны через письма британских солдат.
Именно этот замысел и определил содержание 16 глав книги – англичане
на войне в зеркале писем с фронта: «Я вчитываюсь в эти английские письма.
Конечно, они разноголосы и пестры, ибо так различны писавшие их, но все
они сливаются в одно, и если читать их подряд, сотнями и сотнями тысяч,
то уже не замечаешь ни Джонсов, ни Джонсонов, а видишь одного только
автора, и этот автор – народ»2. И это – «свободный и сильный народ»,
а английский солдат – «благородный» и «доблестный военный соратник»
России, он «чувствует себя рыцарем». По своему духу книга Чуковского
не могла не получить благожелательных рекомендаций официальных властей.
И действительно, Министерство народного просвещения признало ее заслуживающей «внимания при пополнении ученических библиотек средних учебных заведений, учительских семинарий бесплатных народных библиотек
и читален, а также подлежащей допущению в ученические библиотеки высших начальных училищ»3. Военное министерство рекомендовало ее «для чтения в частях войск, учреждениях военного ведомства и лечебных заведениях»4.
По мере продолжения военных действий и накопления усталости от войны
репутация англичан как союзников России была под угрозой. В общественном сознании вновь проявилась тенденция к недоверию англичанам, к подозрению их в стремлении переложить все жертвы и тяготы войны на русскую
чашу весов. Граф Бенкендорф, посол России в Великобритании, для корректи1
Чуковский К. И. Заговорили молчавшие: Томми Аткинс на войне (о письмах английских солдат с войны). Пг.: Т-во А. Ф. Маркс, 1915. С. 3.
2
Там же. С. 6–7.
3
Рекламное объявление о новых изданиях // Журн. М-ва нар. просвещения. 1915. № 12.
4
Русский инвалид. 30 дек. 1915 г.

126

ровки ситуации высказал даже предложение «“стимулировать субсидиями”
нужный тон российской прессы»1. И для этого были предприняты специальные усилия со стороны обеих стран.
В феврале–марте 1916 г. по приглашению британского правительства
группа русских журналистов и писателей совершила пятинедельную ознакомительную поездку в Англию. Гости встречались с государственными деятелями,
военными руководителями, писателями и учеными, ездили на фронт. Все участники группы опубликовали свои впечатления в русских газетах и журналах.
Отец будущего писателя и один из учредителей и руководителей кадетской партии В. Д. Набоков представлял газету «Речь», К. И. Чуковский – еженедельный
журнал «Нива». Эта поездка, – отмечал Набоков, – «не только открыла перед
нами неисчерпаемые богатства Англии, умелость организации, силу и крепость духа, бодрую готовность англичан на дальнейшие жертвы, на новые
усилия, ведущие к победе. Она – кроме всего этого – протянула между нами
какие-то невидимые нити, сблизила нас в наших задушевных чувствах и стремлениях. Первая по времени, она заложила хорошее основание для дальнейшего,
более тесного и всестороннего единения культурных сил наших двух народов»2.
Как и Набоков, часть вынесенных из поездки разнообразных впечатлений
Чуковский собрал в книге путевых очерков «Англия накануне победы»3.

1
Цит. по: Сорока М. Е. «Просвещенные мореплаватели»: англичане в восприятии
русских до и во время Первой мировой войны // Рос. история. 2010. № 5. С. 54.
2
Набоков В. Д. Из воюющей Англии: Путевые очерки. Пг.: Худ.-граф. заведение
«Унион», 1916. С. 13.
3
Чуковский К. И. Англия накануне победы. Пг.: Т-во А. Ф. Маркс, [1916]. 146, [1] с.

127

На ее страницах Чуковский досказал то, чем не успел поделиться с читателями в своей книге «Заговорили молчавшие». И хотя в ней нет особой системы
в отборе сюжетов, но повествуется об англичанах с теплотой и доброжелательностью. Книгу выделяет и еще одно отличие: детальный рассказ о массовой тяге англичан к постижению России, что должно было произвести самое
теплое впечатление на российского читателя. По наблюдениям Чуковского,
«повторился потоп: всю Англию залило книгами о России, о русском народе!».
Данная литература, российских авторов в переводе и собственно английская,
став следствием всеобщего интереса к России, помогала англичанам найти
в ней привлекательные черты, каких нет в европейских странах. Некто Гарстин
в своей книге «Дружелюбная Россия» пришел к выводу: «Много в России плохого, но она вся человечна, а ведь это важнее всего»1.
Крупной пропагандистской акцией стал визит в Англию в апреле 1916 г.
российской парламентской делегации из депутатов Государственной Думы
и Государственного Совета. В Англии делегация посетила оружейные заводы,
участвовала во множестве мероприятий, официальных и частных, включая
прием в палате общин и аудиенцию у короля Георга V. Эта поездка нашла
отражение в прессе. Немало деталей о поездке вошло в дневник П. Н. Милюкова, опубликованный журналом «Красный архив» в 1932 г.2, и в его мемуары.
Как сообщает Милюков, целью визита, помимо военной стороны, «была, несомненно, и политическая мысль – реабилитировать в союзном мнении Россию,
к которой общественные круги союзных стран относились без большой симпатии». Делегацию принял король Георг V, состоялись посещение Палаты
общин и Палаты лордов, многочисленные встречи частного характера.
Контакты российских парламентариев выходили за рамки протокольных мероприятий, подчас затрагивали принципиальные вопросы межсоюзнических
отношений и послевоенного устройства мира. Особое значение имела встреча Милюкова с министром иностранных дел Эдуардом Греем, в ходе которой
обсуждался послевоенный передел территорий. Глава английского внешнеполитического ведомства доверительно поделился британскими условиями сговора между союзниками: «Мы обязаны честью перед Бельгией. Затем мы желаем
дорогу из Египта в Индию. На Европейском континенте у нас нет желаний.
Вопрос о германских колониях – дело наших доминионов. Для Франции – первое
необходимое условие – Эльзас и Лотарингия. Для вас – Константинополь и проливы. Что сверх этого, будет зависеть от степени нашего успеха в войне».
Сверх этого, по словам Грея, подразумевалось, что «Сербия получит Боснию
и Герцеговину»; польский вопрос – это «дело России: мы, конечно, желали бы,
чтобы она сама дала полякам автономию, но вмешиваться не можем»; Румыния «получит Трансильванию, когда пойдет с нами». На вопрос Милюкова:
1

Чуковский К. И. Англия накануне победы. С. 125.
Милюков П. Н. Дневник / предисл. Я. А. Берзина «По поводу дневника Милюкова»;
текст дневника и примеч. подг. Н. А. Лапиным; под ред. Я. А. Берзина // Красный архив.
1932. Т. 5/6. С. 3–48.
2

128

«Надеется ли Грэй ввести Германию после войны снова в семью народов на началах нового международного права?» – Грей ответил: «Я к этому стремился
до войны – и вернусь к этому, как только выяснится наша победа. Я надеюсь,
что можно будет обязать народы отдавать свои споры на обсуждение держав, которые на это согласятся»1. В словах Грея, сделал вывод Милюков,
была заложена, пока еще в зародыше, идея послевоенной Лиги наций.
Наконец были предприняты меры для расширения научных связей России
и Англии. С этой целью в мае 1916 г. Академия наук учредила специальную Комиссию и утвердила программу проведения совместных научных мероприятий. Так, английские историки посетили Петроград, а летом 1916 г. российские
историки и общественные деятели – Кембриджский университет. На специальной церемонии А. С. Лаппо-Данилевский, П. Н. Милюков, П. Б. Струве
и Р. В. Дмовский были удостоены звания его почетного доктора. На страницах
кадетской газеты «Речь» ее постоянный корреспондент С. И. Рапопорт характеризовал прошедшие мероприятия в Кембридже: «Россия и русское настолько
преобладало, что можно было подумать, что и само собрание было устроено
главным образом из желания сделать комплимент России»2, политической
системе которой оставалось существовать совсем немного.
Тем временем в связи с распродажей тиража трех изданий книги К. И. Чуковского «Заговорили молчавшие» к печати было подписано ее четвертое издание, и оно вышло, но датированное 1918 г.3 На титульном листе по-прежнему
сообщалось, что Главное управление военно-учебных заведений и Главный
морской штаб рекомендовали ее для своих библиотек. Однако рекомендации
уже потеряли силу: в России после Октябрьской революции к власти пришли
большевики, и Британия более не союзник, а враг. История совершила свой
круг. Под влиянием политических событий, военных столкновений, внутренних потрясений образ Англии и англичан как Своего, хотя и Иного, складывавшийся усилиями политиков и деятелей культуры, писателей и журналис
тов, трансформировался не просто в Чужого (ведь для англофобов, которые
чаще встречались в консервативных кругах теперь уже бывшей императорской России, англичане и раньше были ими), а – в военно-политического Врага.

2.3. «Без чести, благородства и сердца»: трансформация образа
Германии и немцев в России под влиянием событий войны
Вплоть до развязывания боевых действий в ходе Первой мировой войны
в России были достаточно сильны германофильские настроения. Противники
союза с Англией, представлявшие различные политические силы и общественные слои, откровенно заявили о себе как сторонники укрепления военно1

Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917). Т. 2. С. 243–246.
С. И. Р. Русский сезон в Кембридже (от нашего лондонского корреспондента) // Речь.
1916. № 232 (24 авг.). С. 2.
3
Чуковский К. И. Заговорили молчавшие: Томми Аткинс на войне (о письмах английских солдат с войны). 4-е изд. Пг.: Т-во А. Ф. Маркс, 1918. 171 с.
2

129

политических отношений с Германией. Это вполне объяснимо с учетом многовековых немецко-российских военных, экономических и культурных связей
и наличия прочно обосновавшейся в России многочисленной немецкой диаспоры. Согласно официальным статистическим данным, в Российской империи
«германцы» (этим понятием статистика объединяла шведов и немцев) составляли 1,6 % населения1. Шведы концентрировались исключительно в южной
и западной частях Финляндии. Немцев, группировавшихся главным образом
в Привислинском и Остзейском краях2, а также на Юго-Востоке России, в указанной группе было большинство.
В верхнем эшелоне государственной иерархии сказывались семейные отношения членов царствующих домов России и Германии. Если верить свидетельству статс-секретаря Германского морского министерства гросс-адмирала
Альфреда фон Тирпица, «сам Николай II лично относился к Германии благосклонно». И еще: «Николай II, который в одной из последних моих бесед с ним
сказал мне от себя лично: “Я уверяю вас, что никогда не буду вести войны
с Германией”, также и в 1914 году не желал войны с нами»3. Выходцы из Германии дворянского происхождения во множестве принимались на государственную службу.
Этническими немцами, уже родившимися в России и за поколения обрусевшими, были многие российские государственные деятели: премьер-министры
М. Х. Рейтерн, Н. Х. Бунге, С. Ю. Витте, министры Г. П. Ольденбургский,
А. Вюртембергский, К. Ф. Толь, Н. К. Шауфус, Э. Б. Кригер-Войновский,
Б. Х. Миних, П. И. Меллер-Знакомельский, А. Ф. Редигер, А. В. Моллер,
Ф. П. Врангель. III Отделением ведал Л. В. Дубельт, позже – А. Р. фон Дрентельн.
Число же генералов и чиновников с немецкими родовыми корнями поистине
неисчислимо. В российской армии в 1914 г. доля генералов немецкого происхождения составляла более 20 %. В Императорской академии наук в 1914 г.
из 862 сотрудников 162, или 18,7 %, имели немецкие фамилии4.
Не только высший слой общества, в целом немецкая диаспора представляла
значительную часть населения в стране. Этот фактор создавал психологически благоприятную почву для российско-германских контактов. Германию высоко ценили за высокий уровень науки и образования, доступного и для иностранцев, в том числе и русских. Множество состоятельных людей предпочитали отдыхать на немецких курортах. В среде российских интеллектуалов
образ немца ассоциировался с носителем высоких идеалов культуры. Было достаточно и других, подчас еще более существенных, оснований военного, по1

Статистический ежегодник России. 1913 г. (год десятый). СПб.: Изд-во ЦСК, 1914. С. 67.
В Российской империи общее название губерний Царства Польского и губерний
прибалтийских – Лифляндской, Курляндской, Эстляндской.
3
Тирпиц А. Из воспоминаний / пер. с нем. Д. П. Кончаловского; предисл. В. ГуркоКряжина. М.; Л.: Гос. изд-во, 1925. С. 16, 19. (Библиотека мемуаров).
4
См.: Памятная книжка Императорской академии наук на 1914 год. Выпущена 20 марта
1914 года. СПб., 1914. С. 25–141.
2

130

литического, экономического и культурного свойства, чтобы стремиться к достижению союза с Германией. В их числе и опыт сравнительно недавних,
вполне благоприятных межгосударственных отношений, и прогерманские настроения, исповедуемые частью правившей элиты.
Подчас складывались целые сообщества, объединяемые национальными
корнями. А. А. Брусилов, выдающийся российский генерал, в 1911 г. получил
назначение в Варшаву. Здесь на него произвела «странное впечатление» варшавская высшая администрация: «Везде стояли во главе немцы: генералгубернатор Скалон, женатый на баронессе Корф, губернатор – ее родственник, барон Корф, помощник генерал-губернатора Эссен, начальник жандармов
Утгоф, управляющий конторой государственного банка барон Тизенгаузен,
начальник дворцового управления Тиздель, обер-полицмейстер Мейер, президент города Миллер, прокурор палаты Гессен, управляющий контрольной палатой фон Минцлов, вице-губернатор Грессер, прокурор суда Лейвин, штабофицеры при губернаторе Эгельстром и Фехтнер, начальник Привисленской
железной дороги Гескет и т. д. Букет на подбор. Я был назначен по уходе
Гершельмана и был каким-то резким диссонансом: “Брусилов”. Зато после меня
получил это место барон Рауш фон Траубенберг». Сам генерал-губернатор
Привисленского края и одновременно командующий войсками Варшавского
военного округа генерал-адъютант Скалон «немец до мозга костей. Соответственны были и все его симпатии. Он считал, что Россия должна быть в неразрывной дружбе с Германией, причем был убежден, она должна командовать Россией». Брусилов заключает: «Я знаю хорошо, что многие из этих людей
с немецкими фамилиями были искренними русскими патриотами и честными
людьми, но видимость этого подбора смущала многих»1.
Для подозрений были основания. К началу Первой мировой войны в России
числилось 3504 торговых и промышленных предприятия, находившихся в руках
немцев и австрийцев, немецкими из них были более 1100 с капиталом более
100 млн руб.2 Впоследствии, когда война уже была в разгаре, выяснилось, что
немецкие владельцы российских промышленных предприятий, во всяком случае некоторые из них, действовали с оглядкой на военные интересы германской армии. Генерал Лукомский рассказал в своих мемуарах: «Мы столкнулись
с очень интересным фактом. В Донецком бассейне оказалось много или чисто
немецких предприятий, или построенных на арендных условиях на земле, принадлежавшей немцам. Оказалось, что нигде не установлено улавливателей
каменноугольных газов; а в арендных условиях имелись особые пункты, воспрещавшие установку этих приспособлений. Делалось это, конечно, с целью
насколько возможно не допустить развития красочного производства в России;
но допустимо считать, что здесь играли роль и более дальновидные сообра1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. М.; Л.: Гос. изд-во, 1929. С. 46–47.
Иоффе Я. А. Блокада и народное хозяйство в мировую войну. М.; Л.: Гос. изд-во,
1929. С. 38.
2

131

жения – поставить Россию, в случае войны, перед невозможностью быстро
наладить толуоловое1 производство»2.
Численность этнических немцев в общей массе населения империи, хотя
и составляла менее 1,6 %, стала питательной почвой для распространения после
начала войны, особенно на фоне военных неудач, массовых слухов о шпионаже немецкой диаспоры в пользу Германии и Австро-Венгрии. При этом следует
признать, что далеко не все шли на их поводу. Депутат Государственной Думы
II, III и IV созывов В. В. Шульгин впоследствии комментировал будораживший Россию вопрос об «измене» населявших страну немцев: «Я лично не верю
ни в какие “измены” нельзя всякого немца в России считать шпионом
только потому, что он немец, памятуя о принцессе Алисе Гессенской, которая
у нас государыней». Но с массовым поверьем, продолжил он, нельзя не считаться, «когда все помешались на этом, когда последние неудачи на фронте
приписывают тому, что некоторые генералы носят немецкие фамилии. Это
нестерпимо глупо»3. Измену воинскому долгу русских офицеров с немецкими
семейными корнями отрицал и руководитель германской разведывательной
службы Вальтер Николаи. По его свидетельству, попавшие в плен «русские
офицеры, включая и балтийских, были верны своей присяге. Они держались
с солдатской простотой и отказывались от каких бы то ни было показаний».
Более того, Николаи говорил об отсутствии с началом войны в России широкой
базы для развертывания шпионажа: «Германской разведке удалось еще до войны
завязать в России и во Франции ценные связи и поддерживать их до возникновения войны. К чести французского и русского народов следует, однако,
сказать, что все старые связи были порваны в самый момент возникновения
войны и что прошло много времени, прежде чем удалось завязать новые»4.
И все же германское стремление к мировому господству, проводившаяся
в его русле политика «Drang nach Osten» вызывали стойкие опасения. Да и многие авторитетные современники личными наблюдениями могли подтвердить
агрессивный характер германской идеологии. Летом 1914 г., незадолго до начала войны, генерал А. А. Брусилов находился на отдыхе в немецком курортном
городе Киссингене, где стал свидетелем праздника в местном парке: «Музыка
гремела со всех сторон. Центральная же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, изображавшими московский
Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане возвышался Василий Блаженный. Нас это удивило и заинтересовало. Но когда начался грандиозный
фейерверк с пальбой и ракетами под звуки нескольких оркестров, игравших
1
Толуол – исходный химический элемент для получения тринитротолуола (тротила),
применявшегося для снаряжения артиллерийских снарядов.
2
[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 1. С. 69.
3
Шульгин В. В. Дни: [записки] / вступ. ст. и поясн. примеч. С. Пионтковского. Л.: Прибой,
1925. С. 59.
4
Николаи В. Тайные силы: Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время
войны и в настоящее время. М.: Разведыват. упр. штаба РККА, 1925. С. 121, 134.

132

“Боже, царя храни” и “Коль славен”, мы окончательно поразились. Вскоре масса
искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, посыпалась со всех
сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым,
чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись
и валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского “1812 год”. Мы были поражены и молчали в недоумении. Но немецкая
толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было
предела, когда музыка сразу при падении последней стены над пеплом наших
дворцов и церквей под грохот фейерверка загремела немецкий национальный
гимн. Впечатление было сильное. “Но чья возьмет”? – подумалось мне»1.
С приближением большой войны развернулась настоящая русско-германская
«газетная война». Начало ей положила немецкая сторона. 2 марта 1914 г.
«Кельнская газета» («Kölnische Zeitung»), официоз немецкого внешнеполитического ведомства, поместила статью «Россия и Германия», предупреждавшую
немецкое общество о нависшей над ним опасности. Россия, отмечалось в статье,
планирует совместно с французами расправиться с Германией не позднее
осени 1917 г. К этому времени «Большая программа» перевооружения русской
армии, разработанная под руководством военного министра В. А. Сухомлинова,
будет выполнена, и русско-французский тандем получит существенное преимущество над Тройственным союзом. Единственный выход для немцев «Кельнская
газета» видела в превентивной войне против России и Франции, еще не готовых полностью к военному столкновению. Эту идею сразу подхватили многие
немецкие и австрийские издания, начавшие информационную войну против
России2. Ее содержание точно определил генерал А. А. Брусилов: «Нравственная подготовка всех слоев германского народа к этой великой войне не только
не была забыта, но была выдвинута на первый план, и народу, столь же упорно,
как и успешно, всеми мерами внушалось, что Германия должна завоевать себе
достойное место под солнцем, иначе она зачахнет и пропадет, и что великий
германский народ, при помощи своего доброго немецкого бога, как избранное племя, должен разбить Францию и Англию, а низшую расу славян с Россией во главе
обратить в удобрение для развития и величия высшей германской расы»3.
Австрийская пропаганда в этом отношении ничем не отличалась. Австрийский военный писатель, выступивший под псевдонимом «Кассандер», в статье
«Вооружения Европы и Австрия» обратился к населению двуединой империи
со знаменательным призывом: «Вооружайтесь, вооружайтесь. Приносите
деньги лопатами и шапками, отдавайте последний грош, сплавляйте кубки
и серебро, отдавайте золото и драгоценные камни на железо. Предоставляйте
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 50–51.
Котов Б. С. Образ врага накануне вооруженного конфликта: русско-германская
«газетная война» марта 1914 года // Предпосылки Первой мировой войны: cб. докл.
Междунар. конф. 9–11 июня 2013 г. Вильнюс, 2013. С. 104–105.
3
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 70.
2

133

ваши последние силы на вооружение неслыханное, какого еще свет не видел,
ибо дело идет о последнем решительном бое великой монархии. Дайте ружье
в руки отрока и вооружайте старца. Вооружайтесь беспрестанно и лихорадочно, вооружайтесь днем и ночью, чтобы быть готовыми, когда настанет
день решения. Иначе дни Австрии – сочтены»1.
Российская пресса не отмалчивалась и ответила антигерманскими публикациями. Рупор партии конституционных демократов газета «Речь» заявила,
что немецкие газетные выступления обусловлены противодействием России немецким планам захвата Малой Азии. Самая массовая в России газета «Русское
слово», популярное со множеством читателей «Новое время», орган торговопромышленных кругов «Утро России», газета партии октябристов «Голос
Москвы» расценили немецкие угрозы как предостережение России от попыток изменения выгодного для Германии торгового соглашения 1904 г., устанавливавшего высокие торговые пошлины на импорт из России зерна и масла,
но не защищавшего российскую промышленность от германских экспортеров.
Ряд газет прямо предупреждал об угрозе перерастания конфликта в войну.
«Голос Москвы» считал выступления немецких газет попыткой запугать
Россию перспективой войны в случае отказа от условий будущего торгового договора, а «Новое время» предупреждало: война с Германией и Австрией
может начаться в любое время, единственный выход – быть готовой к ней2.
Не остались в стороне и официальные лица. «Биржевые ведомости» 12 марта
1914 г. опубликовали статью без указания автора под красноречивым названием
«Россия хочет мира, но готова к войне». Статья отмечала, что «Россия
не думает о войне, но готова ко всяким случайностям», в статье подчеркивалось, что Военное министерство отказалось от оборонительной тактики:
«Идея обороны отложена, и русская армия будет активной». И в заключение
следовало недвусмысленное предостережение: «Если хочешь мира – готовься
к войне. Россия, в полном согласии со своим Верховным вождем, хочет
мира, но она готова!»3 Подозревали, что статью инспирировал военный министр В. А. Сухомлинов с санкции Николая II. Сам Сухомлинов в мемуарах
не отрицал свою причастность к появлению статьи4.
Статью из «Биржевых ведомостей» приветствовали многие российские
газеты. «Новое время» отметило, что статья «сразу подняла престиж России
на ту высоту, на которой он находился до Русско-японской войны. Она равносильна большой победе, одержанной на поле сражения»5. Одобрил статью
«Голос Москвы», заявивший, что статья «решительна и определенна»6. «Русское
1

Цит. по: Павлович М. П. Империализм и мировая война // Энцикл. слов. рус. библиограф. ин-та Гранат. Т. XLVII. Стб. 26.
2
Подробнее см.: Котов Б. С. Образ врага накануне вооруженного конфликта: русскогерманская «газетная война» марта 1914 года. С. 104–115.
3
Биржевые ведомости. 1914. 12 марта (27 февр. по ст. ст.).
4
[Сухомлинов В.] Воспоминания Сухомлинова. Берлин: Рус. унив. изд-во, 1924. С. 298–299.
5
Новое время. 1914. 4 марта.
6
Голос Москвы. 1914. 1 марта.

134

слово» расценило статью как «обоснованный ответ на оскорбления и угрозы
в адрес России»1. Оценивая феномен «газетной войны», П. Н. Милюков2 отметил как сухомлиновскую инициативу появления подобных публикаций, так
и их провокационный характер: «В органе военного министерства “Разведчик”
появилась на новый 1914 г. одна из сухомлиновских провокационных статей,
в которой можно было прочесть (перевожу с французского перевода): “мы все
знаем, что готовимся к войне на западной границе, преимущественно против
Германии. Не только армия, но и весь русский народ должен быть готов
к мысли, что мы должны вооружиться для истребительной войны против
немцев и что германские империи должны быть разрушены, хотя бы пришлось пожертвовать сотнями тысяч человеческих жизней”»3.
Считая дальнейшее нагнетание напряженности несвоевременным, ведомства иностранных дел обоих государств приняли меры, ведущие к прекращению полемики, но «газетная война» марта 1914 г. способствовала нарастанию
в общественном настроении (это относится как к Германии, так и к России)
взаимных антипатий и психологически подготавливала массы к восприятию
предстоящего объявления войны с позиций
национального патриотизма.
Разворачивавшиеся военные события имели своим откликом появление множества пуб
ликаций, большей частью популярного характера, направленных на формирование соответствующего имиджа участников конфликта.
«Он наш соратник, сподвижник, мы связаны
с ним узами крови», – писал К. И. Чуковский
на страницах «Нивы» об английском солдате4.
И, наоборот, – в отношении Германии и немцев
сами названия публикаций давали ответ –
«наши враги»5. Начало было положено вбросом
идеи о несовместимости «гуманистического»
мировоззрения союзников и идеологии «германизма». 15 октября 1914 г. французский философ Эмиль Бутру опубликовал в парижском
Эмиль Бутру
1

Русское слово. 1914. 5 марта.
Милюков П. Н. (1859–1943) – крупный русский историк, видный российский общественный деятель, лидер Партии конституционных демократов. Депутат Государственной Думы III и IV созывов. В марте–мае 1917 г. – министр иностранных дел Временного
правительства, после Октябрьской революции один из вдохновителей Белого движения.
С конца 1918 г. в эмиграции.
3
Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917). Т. 2. С. 172.
4
Чуковский К. Англичане // Нива. 1915. № 16–17. С. 318.
5
Ковалевский П. И., Сыромятников С. Н. (Сигма), Михайлов А. М. Наши враги. Очерки.
Пг.: [Тип. «Содружество»], 1915. 72 с.
2

135

журнале «Revue des deux Mondes» письмо под заглавием «Германия и война».
Оно сразу же было переведено на русский язык и помещено на страницах
«Русского инвалида», «Военного сборника» и издано отдельной брошюрой.
Представляя брошюру, ее издатель писал: «Бутру противопоставляет мировоззрение латинских народов, мировоззрение гуманистическое и христианское, мировоззрению, господствующему ныне в Германии, в основе которого
лежит апофеоз эгоизма и германизма»1.
Противопоставление «германизма» врагов и «гуманизма» союзников стало
рефреном множества вышедших в России публикаций. Это были отдельные
издания и серии брошюр «для народа», – например цикл «Война и культура»,
выходивший под эгидой Исторической комиссии Общества распространения технических знаний. Ее редакторами были историки А. К. Дживелегов,
С. П. Мельгунов, В. И. Пичета. Одну из брошюр, «Немецкая культура и война»,
написал А. К. Дживелегов2. В ней он попытался ответить на поставленные
им самим вопросы: «Почему исчез без остатка старый германский рыцарский
1
Бутру Э. Германия и война. Пг.: Изд-во С. Т., 1914. 40 с.; Его же. Германия и война //
«Немецкое зло»: сб. ст., посвящ. вопросу о борьбе с нашей «внутренней Германией».
М.: Тип. А. И. Мамонтова, 1915–1917. Вып. 2. 1917. С. 5–21; Его же. Германия и война //
Германия и война: сб. ст. выдающихся французских писателей / [пер.] с фр. М. Крит.
Пг.: Т-во В. А. Березовский, 1917. С. 1–43.
2
Дживелегов А. К. Немецкая культура и война. М.: Изд-во «Печать т-ва “И. Н. Кушнерев и К°”», 1915. 63 с.

136

дух и появилось злое коварство? Почему высокая культурность оказалась
маской, из-под которой глядит теперь
на всех, оскаля зубы, чуть не первобытное варварство? Почему вспыхнувший было перед войной в рабочем
классе порыв благородного идеализма
погас так легко, и волны милитаристической горячки покатились из конца
в конец по родине Канта, апостола вечного мира?»1 Ответы на эти вопросы
Дживелегов ищет в истории Германии. Начиная с объединения в 1870 г.
Германия, считает автор, превратилась в Великую Пруссию и сохранила
в имперской конституции стиль военного государства – нигде милитаризм
не был так тесно связан с самим духом
государственности, как в Германии.
Был преобразован сам дух бюргерства. «Ему, наученному покорно выносить все, дали почувствовать собственную силу: он стал наглым. Его, привыкшего постоянно терпеть поношения, сделали победителем: он проникся
высокомерием. Его, еще недавно преклонявшегося перед культурой Франции,
с триумфом провели через побежденную страну: он проникся верою в немецкий
гений и в звезду Германии. Его, готовившегося наслаждаться миром, напугали идеей реванша и перспективой потери всех завоеванных благ: он сделался
жесток»2. Эти качества, заключает А. К. Дживелегов, сделались национальными, немец «возомнил себя царем мира». Германская империя смогла обес
печить династические интересы не только поддержкой юнкерства, но и буржуазии, а потому в угоду последней «захватываются колонии, открываются
рынки на Ближнем Востоке, заводится торговый и военный флот»3. Более
того, Вильгельм II, последний германский император, счел себя способным
покорить мир. Характеристика милитаристской основы деятельности Вильгельма II позволила Дживелегову сделать вывод: «Конечно, воля Вильгельма
не была причиною войны, но она действовала в одном направлении с причинами, толкавшими Европу на войну, и в этом смысле содействовала войне»4.
В потоке публицистических (и не только) разоблачений немецкого коварства прочно обосновалась тема немецкого засилья в России, потенциального
1

Дживелегов А. К. Немецкая культура и война. С. 1–2.
Там же. С. 58.
3
Там же. С. 17.
4
Там же. С. 53.
2

137

внутреннего предательства со стороны немецкой диаспоры и существования
развернутой системы германского шпионажа. Тон ей задавал издатель массовой консервативной газеты «Новое время» Б. А. Суворин. В течение первых месяцев войны его газета ежедневно помещала в среднем по две статьи о немцах, проживающих на территории империи. Как пишет в своей работе Э. Лор,
«это был буквально поток публикаций, обвинявших немецкое меньшинство
в шпионаже, расселении согласно заранее составленному германскому колонизационному плану, захвате всех значительных постов в экономике, угнетении русских рабочих и открытых симпатиях к врагу»1.
Убеждение о немецком засилье было столь широко распространено, что
А. Н. Хвостов в Государственной Думе потребовал создать специальную комиссию для выработки мер по борьбе с ним во всех областях русской жизни2.
Вне Думы в этих целях было организовано «Общество 1914 года». Оно развернуло активную пропагандистскую и практическую деятельность, имевшую
задачей «защищать родину внутри страны», избавиться от «немецкого засилья
в России», потому что «практически немцы приносят нам огромный вред, как
активные германские пособники и как шпионы, причем такими шпионами
являются не отдельные, небольшие единицы, а почти поголовно все немецкое
население»3. «Мирное завоевание России немцами» – с таким докладом, сразу же
опубликованным отдельной брошюрой, выступил на чрезвычайном общем
собрании членов «Общества» 13 марта 1915 г. И. И. Сергеев4. Он утверждал,
что к началу войны около 70 прибалтийских немцев с дворянскими титулами
и российским подданством состояли на военной службе в Германии5. «Золото
Рейна» – в брошюре с таким названием сотрудник «Нового времени» А. М. Селитренников (псевдоним Андрей Ренников) на примере немцев-колонистов югозапада России аккуратно подводил читателя к мысли, что все они являются
агентами Германии6. С откровенно националистических позиций выражал надежду на конец немецкого влияния в России профессор Варшавского университета В. В. Есипов: «Пришел уже конец засилию немцев в России. Справилась Россия с алкогольным дурманом, справится и с дурманом немецким»7.
1
Лор Э. Русский национализм и Российская империя: кампания против «вражеских
подданных» в годы Первой мировой войны / пер. с англ. В. Макарова. М.: Нов. лит. обозрение, 2012. С. 37.
2
[Хвостов А. Н.] Борьба с немецким засильем: речь члена Государственной Думы
А. Н. Хвостова в заседании 3 августа 1915 г. Пг.: Тип. т-ва А. С. Суворина «Новое время»,
1915. С. 3.
3
Поливанов Н. О немецком засилии. 2-е изд. Пг.: Книгоизд-во «Общество 1914 года»,
1916. С. 2.
4
Сергеев И. И. Мирное завоевание России немцами: докл., прочитанный в чрезвычайном общем собрании членов «Общества 1914 года», 13 марта 1915 г. Пг.: Книгоизд-во «Общество 1914 года», 1915. 68 с.
5
Там же. С. 59–60.
6
Ренников А. (Селитренников А. М.). Золото Рейна: О немцах в России. Пг.: Тип. т-ва
A. С. Суворина «Новое время», 1915.
7
Есипов В. В. Германцы. I. Жестокий народ. II. Жестокое право. Варшава, 1915. С. 7.

138

Отказаться от иноземного влияния
во всем, переименовать немецкие названия городов, очистить речь от немецких слов – предлагает В. В. Есипов
на страницах первого выпуска сборника материалов, посвященных вопросу борьбы с «внутренней Германией».
У сборника было весьма говорящее название – «Немецкое зло»1. В ряду обличительных антинемецких публикаций
был и сборник «Наши враги», составленный из статей П. И. Ковалевского
(«Немцы. Психологический очерк»),
С. Н. Сыромятникова («Из русскогерманских отношений»), А. М. Михайлова («О немецкой науке и немецком
гипнозе»)2. Бывший ректор Варшавского университета, а затем профессор Казанского и Петербургского университетов П. И. Ковалевский поставил диаг
ноз всей немецкой нации, «скотские чувства» которой «ныне даже усилились»:
«чрезмерная жратва и широкое пьянство создали современного немца, тупого хищника, лжеца и бесстыдного», «поскоблите немца, он и ныне окажется
варваром, и при том варваром низшего сорта, без чести, правды и порядочности», «порядочность для них – дело условное»3. Известный в свое время
журналист С. Н. Сыромятников (Сигма) утверждал, что после начала войны
«ни мы, ни Англия не ищем мирового господства, и честные, и умные люди наших обоих народов найдут возможность размежеваться, когда Европе перестанет угрожать железный кулак германских варваров»4. А. М. Михайлов
констатировал: «Теперь уже не приходится говорить о пресловутой немецкой
культурности. Где тут культурность, если люди в отместку за свои
неудачи сжигают веками слагавшуюся библиотеку и разрушают дивные памятники искусства и старины?»5.
В разоблачительную кампанию включились военные. Генерал-майор Н. Д. Поливанов истерично утверждал: «Современный немец, где бы он ни проживал, –
к Востоку или Западу от нашей границы, в одинаковой степени нравственный
1
Есипов В. В. Славяне и немцы // «Немецкое зло»: сб. ст., посвящ. вопросу о борьбе
с нашей «внутренней Германией». М.: Тип. А. И. Мамонтова, 1915–1917. Вып. 1. 1915. С. 21.
2
Ковалевский П. И., Сыромятников С. Н. (Сигма), Михайлов А. М. Наши враги. Очерки.
3
Ковалевский П. И. Немцы: [психологический очерк] // Ковалевский П. И., Сыромятников С. Н. (Сигма), Михайлов А. М. Наши враги. Очерки. С. 6, 9, 14.
4
Сыромятников С. Н. Из русско-германских отношений // Там же. С. 61.
5
Михайлов А. М. О немецкой науке и немецком гипнозе // Там же. С. 64.

139

выродок, дегенерат, физическое существо без моральной подкладки, без чести,
благородства и сердца»1. Поэтому доверять никому нельзя. «Германский шпионаж является всепоглощающей организацией еще мирного времени, во главе
которой стоят посольства и все консулы. Взглянув на карту немецкого расселения за последние 45 лет, мы прежде всего увидим, что немцы селятся
по известному, строго разработанному военному плану: они окружили вражескими кольцами все наши крепости, заняли важнейшие переправы, усеяли
колониями все главнейшие стратегические направления. Уже один только характер расселения сам по себе исключает всякую возможность считать колонистов лояльными, не говоря о вопиющих фактах»2.
Поливанов не был единственным, кто всячески продвигал идею германского шпионажа. В книге «Немецкое шпионство», составленной помощником
военного прокурора А. С. Резановым, факты всепроникающего германского
шпионажа не должны были оставить место сомнениям о существовании разветвленной немецкой шпионской сети3. На 336 страницах книги демонстрируются задачи, идеология (пангерманизм), цели, масштабы, организационные
формы и методы немецкого шпионства в разных странах, в том числе и в ходе
уже развернувшейся войны. Автор приводит множество деталей, в частности
1

Поливанов Н. О немецком засилии. С. 8.
Там же. С. 2–3.
3
Немецкое шпионство: (Кн., сост. по данным судеб. практики и др. источникам) /
А. С. Резанов, пом. воен. прокурора. Пг.: М. А. Суворин, 1915. 336 с.
2

140

по использованию мирного населения
в шпионской деятельности, формированию кадров шпионов из людей разного
социального положения, роль в этом
деле немцев-колонистов в России, особенно в Прибалтийском крае. В ряде
случаев он ссылается на переведенную
на русский язык книгу о немецком
шпионстве во Франции П. Лянуара1,
который, по словам переводчика, «настолько углубил и расширил исследование вопроса, что читателю представляется совершенно отчетливая
картина всей системы германского
шпионства»2.
Резанов не оставляет сомнений у читателя о том, что немецкое шпионство
и накануне войны «преследовало значительно более широкие цели, выполняя
задачи, поставленные не только германским генеральным штабом, но также
и министерством иностранных дел. Вся внешняя политика немцев была основана на работе их шпионов, почему, исследуя эту область немецкой деятельности, порою бывает невозможно провести резкую черту между работой
немецких политиков и немецких шпионов»3. «К сожалению, кодекс немецкой
морали для многих стал понятен только после того, как разразившаяся война
сорвала фиговый листок со всех немецких действий. Правила международной
чести немецкие политические и военные деятели считали глупыми предрассудками, удобными лишь для того, чтобы служить маской немецкой официальной подлости»4. «Откуда же берется подобное пренебрежение нормами
морали?» – задается вопросом А. С. Резанов. И сам на него отвечает: «Политики, ученые, публицисты, – одним словом, весь лагерь обнаглевших немцев,
т. е. добрых 3/4 современной Германии, считали, скажем недавними словами
редактора “Zukunft’a” Гардена, что немцы – сверхнация, призванная господствовать над всем миром»5.
Уже начало войны показало, что немецко-австрийские войска не намерены
придерживаться общепризнанных норм морали в отношении мирных граждан
1
Лянуар П. Немецкое шпионство во Франции / пер с фр. Н. М. Лагова. СПб.: Изд. В. Бе
резовский, 1910. 176 с.
2
От переводчика // П. Лянуар. Немецкое шпионство во Франции. С. V.
3
Немецкое шпионство... С. 61.
4
Там же. С. 62.
5
Там же. С. 62–63.

141

захваченных территорий, оберегать очаги и памятники мировой культуры,
попавшие в зону военных действий. Вторгнувшиеся в Бельгию германские
солдаты 25–27 августа 1914 г. подожгли и превратили в пепел университетский город Левен и его знаменитую богатейшую библиотеку, а затем, уже
на территории Франции, 20 сентября обстреляли из артиллерии Реймсский
собор – выдающийся памятник архитектуры и место коронации практически
всех французских монархов. Возмущение и осуждение вызывали не только
варварские методы ведения войны, но и согласие с ними в Германии. Даже немецкие ученые в обращении «К культурному миру», подписанном 93 интеллектуалами, пытались защитить милитаризм и обосновать правомерность агрессии:
это неправда, что Германия виновница войны, «неправда, будто наши войска
безжалостно обрушились на гор. Лёвен», «неправда, будто война ведется нами
с нарушением требований международного права»1. Мир эти оправдания не принял, расценив германских милитаристов как «современных тевтонов с новейшей техникой», «варваров ХХ века». Поднялась волна возмущений и протестов российских ученых не только в отношении методов германской армии,
но и в связи с позицией немецких интеллектуалов.
С первых дней войны прессу заполнил поток сообщений о недопустимом
в цивилизованном государстве отношении к русским, которых война застала
в Германии. Там работало много сезонных рабочих. В 1910 г. в Германии проживали 137 697 русских подданных2. К началу войны их, видимо, было больше, но сколько точно – трудно сказать. Газеты писали, что с началом войны
в Германии задержали около 45 тыс. сельскохозяйственных рабочих из России3.
Говорили о нескольких сотнях тысяч русских, оказавшихся на германской
территории к моменту объявления войны4, и это близко к истине: по немецким данным, на территории Германии находились около 250 тыс. российских
сезонных сельскохозяйственных рабочих. Они были интернированы.
Кроме того, в различных городах Германии, в том числе Берлине, оказалось множество русских, приехавших в Германию по делам предпринимательства, на учебу, отдых и курортное лечение5. Эти люди относились к российской политической, военной, научной и культурной элите. В Германии накануне войны находились многие видные сановники, генералы, профессора,
1

Воззвание 93-х представителей к цивилизованному миру // Оправдание представителями германской интеллигенции нынешней войны и способа ее ведения Германией
и Австро-Венгрией и Отповедь представителей интеллигенции во Франции, Англии
и России / изд. В. И. Адамович, засл. проф. Пг.: Типо-лит. С. К. Пентковского, 1915. С. 6, 8.
2
Карманная энциклопедия войны 1914 года. Пг., 1914. С. 54.
3
Милютин В. П. О влиянии войны на состояние рабочих сил в России. М.: Тип.
О. Л. Сомовой, 1914. С. 14.
4
Карабчевский Н. П. Мирные пленники: В курортном плену у немцев: Впечатления
и наблюдения. Пг.: Тип. т-ва Екатерингоф. печ. дело, [1915]. С. 8.
5
Список русских подданных, застигнутых войной за границей / М-во иностр. дел.
Пг.: Тип. В. Ф. Киршбаума, 1914. Вып. I–IV.

142

адвокаты. Наиболее информированные вовремя уехали. Те, кто недооценил
опасность и не успел, уже на третий день войны были задержаны и под контролем властей высланы из страны. Но случилось это не скоро, а путь домой
оказался полон унижений и издевательств. К тому же многие мужчины призывного возраста вообще были интернированы и оставались в Германии
до конца войны.
В многочисленных газетных заметках, журнальных публикациях и брошюрах приводились рассказы очевидцев о злоключениях интернированных
представителей разных социальных слоев и профессиональных групп, в том
числе деятелей науки и культуры. М. А. Берг, составитель одной брошюры
«Варварства германцев», ставшей доступной для читателей уже 8 августа 1914 г.,
привел свидетельства о злоключениях русских, вынужденных на территории
Германии претерпевать издевательства и насилия, а подчас и быть жертвами
убийств, совершенных не только обывателями, но и солдатами и офицерами1.
В. В. Быховский собрал под одной обложкой сборника «Немецкие зверства»
материалы «о мучениях, испытанных русскими в Германии после объявления
ею войны». Их он почерпнул со страниц газет «Новое время», «Московский
курьер», «Утро России», «Речь», «Голос Москвы», «Московский листок», «Русское
слово», «День», «Раннее утро», «Русские ведомости»2. На основе газетных
1

Варварства германцев / сост. М. А. Берг. СПб.: Тип. Н. Л. Ныркина, 1914. 25 с.
Быховский В. В. Немецкие зверства: рассказы потерпевших и очевидцев. М.: Изд.
С. Ф. Гришина, 1914. 108 с.
2

143

материалов вышла «Черная книга германских зверств»1. О злоключениях русских рассказывали и другие издания2.
Эмоциональное изложение событий, характерное для этих публикаций,
не может быть основанием для игнорирования содержавшейся в них информации, приводившиеся в газетных публикациях и брошюрах факты сообщались очевидцами, а их было так много, что исключается сама мысль о возможной фальсификации. Тем более, что вышли не только пересказы свидетельств
очевидцев, но и собственноручно написанные показания участников событий3.
1

Черная книга германских зверств / под ред. и со вступ. ст. д-ра М. В. Головинского.
СПб.: Тип. «Орбита», 1914. 56 с.
2
А. З. Современные варвары: очерк. Ярославль: Тип. К. Ф. Некрасова, 1914. 32 с.; Немцыварвары: творимые ими ужасы в наши дни над нашими отцами, матерями, братьями
и сестрами. М.: Тип. П. В. Бельцова, 1914. 16 с.; Германские зверства. Одесса: Тип. «Одес. новости», 1914. 16 с.; Заречный С. Черная книга о жестокости немецкой. Пг.: Тип. т-ва «Грамотность», 1914. 96 с.; Резанов А. С. Немецкие зверства: кн. сост. по рассказам потерпевших и очевидцев, а также по офиц. док. Пг.: Изд. М. А. Суворина, 1914. 220 с.; 2-е изд., доп.
Пг.: Изд. М. А. Суворина, 1915. 438 с.
3
Шварц Г. В. (Бостунич). Из вражеского плена: Очерки спасшегося. История мытарств русского журналиста в Германии. Пг.: Тип. Бондаренко и Гнездовского, 1915. 259 с.;
Могиленский Е. А. Дневник заложника: 7 месяцев плена в Карлсбаде / предисл. М. М. Ковалевского. Пг.: Тип. «Двигатель», 1915. 226 с.; Якубовский М. И. 190 дней в Чертовой
башне. Впечатления и переживания пленного русского чиновника в Вене, преданного
в начале войны австрийскому военному суду. Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. 80 с.; Сергиевский Н. Н. Записки пленника. Два с половиной месяца в плену у немцев. Пг.: Тип. «Сел.
вестн.», 1915. 116 с.; Дуров В. Л. В плену у немцев. М.: Тип. «Культура», 1915. 16 с.; Калин-

144

Были опубликованы свидетельства Н. И. Кареева1, сборник «В немецком плену» – воспоминания виднейших деятелей науки, культуры,
государственных служащих, людей, не обремененных высокими званиями2. Чтобы составить представление о книге, – два фрагмента
из нее. Профессор Московского университета
И. М. Гольдштейн был задержан при попытке
уехать из Германии и почти два месяца провел в плену в Ростоке: «Нас поместили в комнате размером 6×9 аршин. Здесь спали на соломе вповалку 38 человек. Спали вместе мужчины, женщины, дети, здоровые и больные.
Все было грязно и отвратительно. Жалобы имели своим единственным последствием
Иосиф Маркович Гольдштейн
грубую ругань. При этом немцы неизменно
добавляли: – Русские свиньи привыкли к грязи у себя дома. Эти свиньи были:
русские врачи, профессора, сановники в чине тайного советника и т. д.
Больше всего меня возмущали издевательства немцев, которые развлекались
тем, что на глазах толпы русских делали театральные приготовления к расстрелу. Раздавали солдатам боевые патроны, выкатывали пушку, выносили
траурные катафалки и т. п. Конечно, с дамами делались истерики, да и мужчины чувствовали себя не очень хорошо»3. Посол России в Германии С. Н. Свербеев свидетельствует: «Я ехал впереди на автомобиле американского посла.
Меня толпа не задела. Раздавались лишь враждебные возгласы. Но пассажиры
следующих автомобилей были жестоко избиты толпой. Хотя Берлин официально опроверг факт избиения чинов русского посольства, но это было в действительности. Толпа избила палками не только мужчин, но и дам. Серьезнее
других пострадал г. Храповицкий – его избили в кровь. В толпе, избивавшей
русских, была не только берлинская чернь – преобладали интеллигенты.
ков П. В плену у немцев // Ист. вестн. 1915. Т. 141, № 9. С. 867–883; Моргенстиэрн И. Ф.
Шесть месяцев в немецком плену // Там же. 1915. Т. 142, № 12. С. 854–864; Бируков Б. И.
Отчет о заграничной поездке летом 1914 года: (В германском плену) // Изв. Николаев. ун-та.
1915. Т. 6, вып. 2, прил. С. 1–32; 1916. Т. 6, вып. 4, прил. С. 33–104; Его же. В германском
плену: (отголоски пережитого). Саратов: Тип. Союза печ. дела, 1916. 104 с.; Боткин С. Д.
Три последних дня пребывания императорского посольства в Берлине // Изв. М-ва иностр.
дел. 1916. Кн. 1. С. 68–74; Фомин В. Б. Среди культурных варваров: 14 месяцев в германском плену. Пг.: Изд-во Скобелев. ком., 1916. 54 с.; Сонин М. В германском плену: (По личным
наблюдениям) // Русские записки. 1917. № 1. С. 51–69; № 2/3. С. 92–113.
1
Кареев Н. И. Пять недель в германском плену // Русские ведомости. 1914. № 209.
12 сент. С. 5; Его же. В недавнем немецком плену // Русские записки. 1914. № 1. С. 89–103.
2
В немецком плену / рассказы проф. Н. Кареева, К. Станиславского, А. Дживелегова,
проф. И. М. Гольдштейна, Н. Сперанского, К. Мазинга, бывш. посла в Берлине С. Н. Свербеева, президента гор. Калиша Буковинского [и др.]. М.: Наши дни, 1915. 184 с.
3
Проф. И. Гольдштейн в плену // Там же. С. 62–63.

145

В пути нам не было предоставлено никаких
удобств, и нам отказывали даже в стакане
воды»1.
Подобными фактами изобилуют и воспоминания других участников эвакуации из Германии. Н. П. Карабчевский, выдающийся адвокат,
председатель Петербургского совета присяжных поверенных, описал свои личные впечатления о вынужденном пребывании в стране,
с началом войны ставшей враждебной2. Его первым шоком стало внезапное осознание краха,
казалось бы, незыблемой формулы: право выше
Николай Платонович
силы. «Пока многие годы мы дивились показКарабчевский
ной германской культуре, пока систематически заполняли все его курорты и самые нехитрые неудобные закоулки, Немцы
(так в тексте, с большой буквы. – И. Ч.) аккуратно, настойчиво, с лакейской
обстоятельностью грабили нас на многие миллионы. На своих “курортных
гостей” Немцы так и смотрели: варвары ежегодно несут установленную дань германской
культуре»3. С началом войны все изменилось:
«курортные гости» превратились в «цивильных пленных». Соответственно, стало иным
и отношение к русским: из предупредительного
до угодничества моментально трансформировалось в оскорбительное, унижающее человеческое достоинство, сопровождаемое психическим и физическим насилием, необоснованными обвинениями в шпионаже и арестами.
В ответ на столь явственную перемену в поведении немцев С. Д. Толь, супруга члена Государственного Совета и обер-егермейстера
Высочайшего Двора С. А. Толя, издает книгу
с говорящим названием – «Причины и последствия осатанения немцев»4. Сам С. А. Толь
Сергей Александрович Толь
также описал свой опыт германского плена5.
1

Из Германии в Россию. Рассказ нашего бывшего посла в Берлине С. Н. Свербеева //
Там же. С. 79.
2
Карабчевский Н. П. Мирные пленники: В курортном плену у немцев: Впечатления
и наблюдения. 132 с.
3
Там же. С. 8.
4
Толь С. Д. Причины и последствия осатанения немцев: историческая справка.
Пг.: Тип. ред. период. изд. М-ва финансов, 1916. 160 с.
5
Толь С. А. Подневольное житье в стране культурного народа: воспоминания о германском плене. Пг.: Тип. ред. период. изд. М-ва финансов, 1917. 153 с.

146

Если злоключения выезжавших
из воюющей Германии ограничивались
«всего лишь» унижением, издевательствами и побоями, то судьба населения оккупированных немецкой армией
территорий была трагичной. Огромный
резонанс получила трагедия польского города Калиш1. Буковинский, президент г. Калиша, центра Калишской губернии Царства Польского, рассказал
о гибели возглавлявшегося им города
и его жителей. Тотчас после захвата города последовал приказ: «Доставить
для 820 человек продовольствие, состоящее из кофе, мяса и хлеба». Это
было только начало: «На следующий
день немцами была конфискована городская касса, из которой забрали около
30-ти тыс. наличными». Город пережил бы грабеж, но под предлогом защиты от какой-то неизвестной колонны «в течение 15-ти минут весь немецкий
отряд выступил на улицы в полной боевой готовности, и спустя несколько минут раздались выстрелы из ружей и пулеметов. Стрельба с минуты на минуту
усиливалась, и, как оказалось, жертвами этой стрельбы пали до 400 невинных жителей города». Затем «все имущество, все продукты, мебель, платья –
все, что представляло какую-нибудь ценность, было вывезено немцами на фурах, принудительно доставляемых окрестными помещиками и крестьянами
в Германию. Ограбленные же дома впоследствии были сожжены». И общий
вывод главы города: «Число погибших невинных жителей трудно определить,
так как сотни убитых сами пруссаки закапывали без малейшего содействия
и без присутствия кого-либо из местных жителей. Но число это можно определить не менее как в 4000 жертв. Убивали целые семьи, не щадили ни маленьких
детей, ни женщин. В одном лишь доме Щетинского перебили больше 40 людей»2.
Австро-венгерская армия вела себя не лучше, что и отмечали авторы выходивших книг. А. Богданов сообщал, ссылаясь на ноту сербского правительства:
австро-венгерская главная квартира приказала войскам уничтожать посевы,
1
Страшные калишские и другие зверства немецких варваров. 1914 г. М.: Тип. М. Н. Шарапова, 1914. С. 3–14; Ужасные зверства немцев-варваров (Калиш, Туган-Барановская).
М.: Сазонов, 1914. 16 с.; Касаткин И. Немецкие набеги: Калиш. Ужасы по рассказам очевидцев. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1914. 32 с.; Заречный С. Черная книга о жестокости
немецкой. Пг.: Тип. т-ва «Грамотность», 1914. 96 с.; С. Г. На развалинах Калиша: (Записки
очевидца). Пг.: Изд-во т-ва «Союз», 1915. 56 с.
2
На развалинах Калиша. Рассказ президента г. Калиша Буковинского // В немецком
плену: рассказы. С. 118, 122, 124.

147

поджигать деревни, убивать и вешать попадающихся им жителей. Во исполнение приказа в Шабаце австрийская армия разрушила и варварским образом
разграбила город1.
Полной противоположностью было отношение русских войск к населению
захваченных вражеских территорий. К. Полаковский, штабной офицер гарнизона австрийской крепости Перемышль, как очевидец событий составил описание
боев за крепость и ее капитуляции, в котором свидетельствовал: «В 8-м часов
утра русские войска вступили в Перемышль. Это вступление произвело на гарнизон большое впечатление: войска вступали тихо, без шума и музыки. Австрийцы иначе представляли себе это вступление. С соблюдением полной тишины,
были заняты все пункты, и вскоре русский двуглавый орел развевался над величайшей крепостью Австрии. Снаружи работали русские технические части,
удаляли мины, проводили телефон, строили мосты, а быстро подвезенные
съестные припасы стали доступны всем, как голодным австрийским солдатам, так и гражданскому населению»2.
Названные и другие подобные им публикации развенчивали германофильство у тех, кто еще его сохранял. Такую же роль играли публикации рассказов
1

Богданов Ал. Австро-Сербский фронт войны. Пг.: Тип. И. В. Леонтьева, 1914. С. 28.
Полаковский К. С. Осада и падение Перемышля // История великой войны [1914 года]:
в 3 т. Т. 3. 1916. С. 293.
2

148

российских солдат, офицеров, врачей, сестер милосердия, переживших германский или австрийский плен. Военный врач М. П. Базилевич собрал и письменными показаниями очевидцев закрепил бессчетные случаи нарушения международных норм содержания военнопленных. Лично пережитое в лагере
и показания еще 110 военных врачей, оказавшихся в таком же положении,
и составили содержание книги о жизни русских солдат и офицеров в плену.
М. П. Базилевич пишет: «То, что мы увидели, то, что нам пришлось переживать, свидетелями каких страданий и унижений человеческого достоинства
нам пришлось быть в долгие годы плена, живя в различных солдатских лагерях
и рабочих командах, рассеянных по всей Германии, превосходило не только всякую смелую, но просто больную фантазию». И далее более 200 страниц показаний, лично написанных военнопленными. В них свидетельства ужасающих
условий содержания, следствием чего стала массовая гибель от голода, эпидемий, истязаний и непосильного труда. По подсчетам Базилевича, в лагерях
число умерших «уже теперь нужно исчислять не менее как в 400 000 человек»1.
Надо сказать, опубликованные по горячим следам рассказы военнопленных
многочисленны2, и все они отличаются лишь местом действия, но ни одно
не свидетельствует о цивилизованном отношении в лагерях к солдатам и офицерам русской армии.
1
Базилевич М. П. Положение русских пленных в Германии и отношение германцев
к населению занятых ими областей Царства Польского и Литвы: (материалы, собранные
М. П. Базилевичем в плену и среди 110 вернувшихся из плена русских врачей). Пг.: Тип. т-ва
А. С. Суворина «Новое время», 1917. С. 3–4.
2
См.: Григорьев С. Два месяца в германском плену: (впечатления, наблюдения, выводы). Одесса: Порядок, 1914. 104 с.; Курмояров И. Страшная повесть: (Рассказы русских
солдат, бежавших из недр германского плена). Пг.: Грамотность, 1915. 19 с.; Маркозов В. В.
Тяжелое недавнее прошлое: (О пребывании автора – врача Красного Креста в плену
у немцев). Пг.: Тип. Биржевых ведомостей, 1915. 21 с.; Радонич Б. Дневник сестры милосердия, прожившей в германском плену без малого 4 месяца. Пг.: Тип. т-ва А. С. Суворина,
1915. 76 с.; В германском плену: записки сестер милосердия Е. Ч. и Н. К. Пг.: Гос. тип., 1915.
59 с. (Оттиск из «Вестника Красного Креста». 1915. № 6); Ульянов Н. В. В плену: рассказ
А. Ульянова. [М., 1915]. 52 с.; Кривцов А. Жизнь русских воинов в плену. 1916. 20 с.; Его же.
Истязания и убийства русских раненых воинов. 1916. 32 с.; Навоев П. Е. Как живется
нашим пленным в Германии и Австро-Венгрии. Пг., 1915. 47 с.; 8-е изд., 1916. 48 с.; Моисеенко И. В плену у немцев. М.: Тип. штаба Моск. воен. окр., 1916. 55 с.; Румша К. Ю. Пребывание в германском плену и геройский побег из плена. Пг., [1916]. 107 c.; Русские в плену
у австрийцев. Пг., 1916; Фомин В. Б. Среди культурных варваров: 14 месяцев в германском
плену. Пг.: Изд-во Скобелев. ком., 1916. 54 с.; Якушев Д. П. В плену у немцев: письма и рассказы русских военнопленных. Пг., 1916. 38 с.; Наши воины в плену. Пг., 1917; Наши военнопленные в Германии и Австро-Венгрии: по дополнительным сведениям. Пг., 1917; Самсонова Е. А. Две командировки в Германию для осмотра военнопленных. Пг.: Центр. ком.
по делам о военнопленных при Гл. упр. Рос. о-ва Красного Креста, 1917. 12 с.; Шамурин Ю. И. Два года в германском плену. М.: Образование, 1917. 47 с.; Кардо-Сысоев К. Н.
Воспоминания о плене // Военнопленные врачи. М., [1918]. С. 3–25; Бузников А. Н. Из германского плена // Там же. С. 26–32.

149

Собственно, таким же оно было
и по отношению к гражданским лицам,
имевшим несчастье попасть в жернова германской или австрийской административной или правовой системы.
Об этом свидетельствуют воспоминания
нештатного секретаря русского Генерального консульства в Вене М. И. Якубовского. При эвакуации посольства
он остался в Вене, чтобы продолжать
заниматься делами российских подданных через посольство Испании, которому передавалось представительство
интересов России. Однако уже 1 августа
1914 г. указом императора Франца Иосифа со всех чиновников российских консульств была снята дипломатическая
неприкосновенность, и в тот же день
Якубовского арестовали. В одиночной
камере венской тюрьмы, доведенный
до галлюцинаций, он провел 190 дней, прежде чем предстал перед военным
судом. В качестве «обличающих» улик были предъявлены найденные у него
список членов русской колонии, который объявили перечнем русских шпионов; обнаруженные русские и австрийские деньги, которые посчитали предназначенными для выплат шпионам; регулярное посещение одного венского питейного заведения, куда заходили австрийские солдаты, но в котором Якубовский никогда не бывал; клочки разорванной открытки, найденной в квартире
при обыске, проведенном после ареста чиновника и без его присутствия. Суд
освободил его как невиновного, и он смог вернуться в Россию1.
Общественности быстро становилось известно о преступлениях германских войск на оккупированных территориях. К сбору информации о них и обнародованию ее подключились правительственные учреждения России и Франции. В обеих странах были созданы комиссии для расследования нарушений
законов и обычаев ведения войны войсками противника. Документы французской комиссии, расследовавшей преступления германской армии на территории
занятых департаментов Франции, были переведены на русский язык и опубликованы в 1915 г.2 То, что нашли местные жители после ухода немецких войск,
1

М. Я. [Якубовский М. И.] 190 дней в Чертовой башне. Впечатления и переживания
пленного русского чиновника в Вене, преданного в начале войны австрийскому военному
суду. Пг., 1915.
2
Организованные преступления германской армии / пер. с фр. Н. М. Лагова. Пг.: Изд.
В. А. Березовский, 1915. 103 с.; Германские зверства: Официальный отчет французской
комиссии для обследования действий неприятеля, нарушающих постановления международного права / пер. с фр.; предисл. В. Саблера. Пг., 1915. 25 с.

150

отброшенных на сотню километров после битвы на Марне, «представляло
собой картину такого опустошения и носило следы таких зверств, подобно
коим нельзя найти на протяжении всей современной истории; когда же
к этим немым свидетелям присоединились голоса пришедших в себя невольных очевидцев всего здесь происходившего под гнетом “культурных” германцев,
то из всего этого получилась такая, поистине ужасающая, картина, которой
до сих пор не могло, отказывалось допустить самое смелое, даже самое разнузданное воображение»1.
Российская Чрезвычайная следственная комиссия, состав которой назначался императором, выпустила два тома документов о преступлениях немецких, австрийских, турецких и болгарских войск на оккупированных территориях, совершенных в апреле–декабре 1915 г.2 К ним добавился еще один сборник показаний, выпущенный в 1917 г.3 Свидетели рассказывали о грабежах,
о принудительном труде, об изощренных наказаниях, о травле собаками и расстрелах, об особо жестоком обращении с казаками. Среди документов встречаем и такой: «В последних числах декабря 1915 г. партия, находившихся
1

От переводчика // Организованные преступления германской армии. С. 5.
«Наши враги»: Обзор действий Чрезвычайной следственной комиссии с 29 апреля
1915 года по 1 января 1916 года: [в 2 т.]. Пг.: Сенатская тип., 1916.
3
Наши военнопленные в Германии и Австро-Венгрии: (По доп. сведениям) / Чрезвычайн. следств. комиссия. Пг.: Сенат. тип., 1917. 49 с.
2

151

в г. Вильно русских пленных солдат, численностью до 300 человек, была отправлена к железнодорожной станции на р. Вилейке для разборки железнодорожного моста, взорванного русскими при отступлении. По прибытии на место
работ оказалось, что под уцелевшей частью моста заложена невзорвавшаяся
мина. Ввиду очевидной опасности от могущего ежеминутно произойти взрыва, пленные отказались приступить к работе. По распоряжению коменданта
гор. Вильно всех пленных заперли тогда в станционный пакгауз, и последний
был подожжен, причем пленным было объявлено, что они будут выпущены
из горящего здания лишь тогда, когда выразят согласие подчиниться распоряжению и станут на работу. Видя неминуемую гибель, пленные вынуждены были сдаться и выразили согласие приступить к опасной работе.
произошла давка, и около 50 человек, не успевших выскочить из объятого пламенем пакгауза, погибли, а около пятнадцати человек получили более или менее
опасные ожоги. Погибшие были тут же наскоро преданы земле, а спасшиеся
на следующий день приступили к разборке моста. Во время работ действительно произошел взрыв, и пятнадцать русских воинов увеличило собою общее
число жертв германского варварства»1.
Благодаря действиям самих немецких солдат на занятых территориях состоялась окончательная трансформация образа Германии и немцев в варвара

«Наши враги»: Обзор действий Чрезвычайной следственной комиссии с 29 апреля
1915 года по 1 января 1916 года: [в 2 т.]. Т. 1. С. 22–23.

152

ХХ века. Столь драматическое перевоплощение культурных немцев заставило подключиться к оценкам поступков Вильгельма II
и его подданных даже знаменитого психиатра
академика В. М. Бехтерева. Он написал популярный очерк «Вильгельм – дегенерат нероновского типа», вошедший в первый том «Истории
великой войны»1 и вскоре изданный отдельной
брошюрой2. По В. М. Бехтереву, Вильгельм II
«представляет собой личность не совсем
обычную, и при том личность, которую вполне нормальной с строго научной точки зрения признать было бы трудно»3. Он хвастлив
(в мире нет вопросов, которые решались бы
без воли германского императора; где раз немецкий орел захватил владение и запустил
свои когти в землю, там земля становится немецкой и немецкой останется), склонен ко лжи
Владимир Михайлович Бехтерев (на немцев напали), к цинизму и жестокости
(пощады не давать, пленных не брать, поражать врагов среди своего же народа – и тогда стрелять в собственные семьи).
«Нужно ли еще, – заключает Бехтерев, – новых доказательств тому, что
Вильгельм не только сторонник самых суровых мер, но и является представителем ярого деспотизма и жестокосердия?»4 Бехтерев характеризует императора как человека с признаками психического вырождения и в этом отношении сравнивает его с римским императором Нероном, который отличался
таким же психологическим типом с пониженным уровнем нравственности.
При этом утверждения о психической ненормальности императора неосновательны. Ни сам император не был сумасшедшим, ни германский народ не был
подвержен массовому психозу, как об этом говорят. В его деятельности всего
лишь в концентрированном виде проявилась идеология милитаризма, что
в полной мере соответствовало последовательно выраженному в течение нескольких десятков лет стремлению к мировому господству5. Но это, замечает
В. М. Бехтерев, – систематическая работа германского ума, а не проявления
сумасшествия, поэтому он «не может подлежать освобождению от ответственности за свои поступки и действия ни перед современниками, ни перед
1

Бехтерев В. М. Вильгельм – дегенерат нероновского типа // История великой войны
[1914 года]: в 3 т. Т. 1. 1915. С. 233–256.
2
Бехтерев В. М. Вильгельм – дегенерат нероновского типа. М.: Наша жизнь, 1916. 45 с.
3
Там же. С. 10.
4
Там же. С. 10–12.
5
Там же. С. 7–9.

153

историей, и вместе с теми слоями германского общества, которые его поддерживают,
должен нести на себе всю тяжесть моральной ответственности за все те бедствия,
которые он причинил своей стране, воюющим
с ней народам»1.
Оставление русской армией после отступ
ления огромной территории, большие потери, беженство и страдания мирных жителей,
ухудшившееся продовольственное снабжение
войск привели к смене настроений в обществе и особенно в армии. На смену алчному,
циничному немецкому варвару пришел другой образ – простого германского солдата, сидевшего вплоть до февраля 1918 г. напротив
Вильгельм II,
русского в таких же окопах, тоже голодного
император Германии
и чрезвычайно уставшего от войны. В таких
условиях пафос борьбы за культуру в союзе с демократическими нациями
уступил место другому призыву – закончить войну, бороться с теми силами
внутри страны, которые развязали войну. На смену врагу внешнему пришел
враг внутренний.

Бехтерев В. М. Вильгельм – дегенерат нероновского типа. С. 43.

Глава 3

ПИСЬМА, ДНЕВНИКИ, ВОСПОМИНАНИЯ
РОССИЙСКИХ УЧАСТНИКОВ ВОЙНЫ

3.1. Эго-документы рядовых участников и свидетелей войны
Солдатские письма. Письма с фронта являются ценнейшим источником
для изучения войны в разных ее проявлениях. В них отражалась сама повседневность войны: бои в наступлении и при отходах, фронтовой быт и смена
солдатских настроений. Ценность такого источника, как письма с фронта,
была понятна уже современникам. Именно солдатские письма, правда, английских солдат, К. И. Чуковский положил в основу своей книги путевых очерков
по Англии «Заговорили молчавшие! (Англичане и война)», написанных в ходе
пятинедельной ознакомительной поездки в страну-союзницу в феврале–марте
1916 г. в составе группы русских журналистов и писателей. Эти письма, пишет
Чуковский, «разноголосы и пестры, ибо так различны писавшие их, но все они
сливаются в одно, и если читать их подряд, сотнями и сотнями тысяч, то уже
не замечаешь ни Джонсов, ни Джонсонов, а видишь одного только автора,
и этот автор – народ»1. При этом цитаты из русских солдатских писем нередко встречались в английских публикациях, пишет Чуковский: «Я даже
перевел два отрывка. Не дико ли, что русские письма приходится разыскивать в Лондоне и печатать их в переводе с английского, а в России так-таки
не нашлось никого, кто бы их собрал и издал»2.
Чуковский не вполне прав. Письма с фронта, фактически очерки и зарисовки, облеченные в определенную литературную форму, стали появляться
с самого начала войны. Принадлежали они перу образованных участников
боевых действий – офицерам действующей армии. Уже в 1914 г. в Петрограде была выпущена книга «В огне. Боевые впечатления участников войны».
Она не что иное, как сборник фронтовых писем без указания каких-либо сведений об авторах и месте описываемых событий. Собственно, в одном из посланий есть и объяснение этому: «Не назову части, где служу, не назову даже
места, где мы дрались нам воспрещено об этом говорить. Но о том,
что я пережил в бою, я могу вам рассказать»3. И автор, артиллерийский офицер, выполняет свое обещание: «Вижу немцы пошли в атаку... Один полк неприятеля расстрелян, расстрелян второй, а я все навожу и стреляю... Нервная
1

Чуковский К. И. Заговорили молчавшие! (Англичане и война). 3-е изд. С. 6–7.
Там же. С. 125.
3
В огне. Боевые впечатления участников войны. Пг.: Тип. т-ва «Грамотность», 1914. С. 6.
2

155

дрожь исчезает, я прихожу в ярость и без всякого сострадания палю в неприятеля... А он все подступает, и все ложится. Я не понимаю вражеского
маневра. Но что мне он сейчас? Я занимаю удачную позицию и кошу его, точно крепкий батрак, с косою в руках забравшийся на густое клеверное поле»1.
Таким же образом и другие тексты этого сборника позволяют представить человека на войне, его отношение к врагам и долгу по защите собственной страны.
Вышли и другие подобные публикации2. Во втором полугодии 1916 г. в журнале «Северные записки» стали печататься очерки «Из писем прапорщикаартиллериста», написанные в госпитале после ранения и адресованные матери, жене и однополчанам3. Обозначены они были псевдонимом «Н. Лугин»,
настоящее же имя автора – Федор Степун. Он учился в Гейдельбергском университете, защитил докторскую диссертацию по философии Владимира Соловьева, в возрасте 30 лет попал на австрийский фронт, был ранен, лечился
в госпитале. Впоследствии Ф. Степун стал известнейшим ученым. Целиком
его письма впервые вышли в Праге в 1926 г.4, были переизданы в России в 2000 г.5
Первое письмо датировано 12 сентября 1914 г., последнее – 4 марта 1917 г.
В письмах подробно запечатлены картины военного быта, потерь товарищей.
14 октября 1914 г. Степун пишет: «Вот уже шестой час стоим мы у австрийской границы и не можем переправиться ввиду заваленности дороги военным
грузом. Следы войны здесь, как открытые раны. Сожженные постройки,
опаленные кусты, разбитые бронзовые пушки австрийцев, поезда с ранеными, пленными, и на каждой станции страшные рассказы санитаров и врачей.
Все эти впечатления я уже не воспринимаю, а умело топлю в своей душе, привязывая каждому к шее тяжелый груз моего упорного нежелания знать»6.
«Не приходило ли тебе в голову, читая и слыша, как много за последнее время
умерло выдающихся людей, что умерли все не от болезней, а от того безумия
и страдания, что война принесла в мир?», – пишет Ф. Степун матери 28 октября 1915 г.7
Очень быстро возникло понимание того, что письма рядовых участников
военных событий понадобятся будущим исследователям. Начались попытки
их сбора и систематизации. Действительный член Императорского русского
1

В огне. Боевые впечатления участников войны. С. 6–7.
Бернацкий В. А. Из писем артиллерийского офицера с австрийского фронта // Русская
старина. 1915. Т. 162, № 4. С. 96–112; Курмояров И. Письма офицера с передовых позиций.
Пг.: Тип. т-ва «Грамотность», 1915. 76 с.; На передовых позициях: из рассказов и писем
участников сражений. М.: Т-во И. Д. Сытина, 1915. 32 с.; Мамонтов Н. П. Рассказы строевого офицера: Письма с войны. Пг.: Изд. Березовский, 1916. 184 с.
3
Лугин Н. Из писем прапорщика-артиллериста // Северные записки. 1916. № 7–9.
4
Степун Ф. Из писем прапорщика-артиллериста. Прага: Пламя, 1926. 267 с.
5
Степун Ф. А. (Лугин Н.). Из писем прапорщика-артиллериста. Томск: Водолей, 2000.
192 с. Книга почти полностью, но с некоторыми изменениями включена в двухтомные
воспоминания Степуна «Бывшее и несбывшееся», написанные много позже.
6
Степун Ф. Из писем прапорщика-артиллериста. С. 13.
7
Там же. С. 154.
2

156

географического общества И. И. Ульянов со страниц брошюры «Клятвенные
обещания в окопах» обратился с просьбой направлять солдатские письма
и дневники в рукописное отделение
Императорской академии наук в Петрограде1. Е. В. Молоствова, блестяще образованная женщина, учившаяся
во Франции и Италии, также действительный член Императорского русского географического общества, собрала
на территории Казанской губернии, где
проживала в родовом имении, коллекцию солдатских писем 1914–1916 гг.,
адресованных родителям, и опубликовала их отдельным сборником2. Она
страстно призывала: «Собирайте солдатские письма. В них – и мрак, и свет
нынешней беспримерной войны.
Думаю, что помещаемые ниже выдержки из солдатских писем, несмотря на их отрывочность, не нуждаются
в обобщении. Они ценны, как отдельные мазки, дающие в своей сложности
яркую картину – образ самого художника – русского народа»3.
Предваряя сборник, Е. В. Молоствова пишет: «О солдатских письмах
часто приходится слышать, что они однообразны и неинтересны: перечень
родственных поклонов, краткие извещения о здоровье. Но такой взгляд ошибочен. Народ, несмотря на свою малограмотность, пишет красиво и содержательно, точным и образным языком. Малограмотный солдат редко
отступает от принятой деревней формы, но не вследствие неумения выражать свои мысли, а только потому, что подчиняется обычаю, еще сохранившему в его среде живой дух и смысл. Начинать письмо с передачи собственных
переживаний и посторонних событий было бы проявлением непочтения к старшим и невнимания к остальным членам семьи. Оно вызвало бы порицание, подобное тому, как в светской гостиной заслужил бы человек, начинающий разговор
прежде, чем поздороваться с присутствующими. В обоих случаях – требование вежливости, но в народе это требование – более глубокого внутреннего
свойства: в нем кроется сущность сложных родственных отношений с тонкими
и разнообразными оттенками, трудно доступными стороннему наблюдателю»4.
1

Ульянов И. И. Клятвенные обещания в окопах. (Из материалов лично собранных).
Пг.: Тип. МВД, 1915. С. 16.
2
Молоствова Е. В. Солдатские письма. Казань, 1917. 98 с.
3
Там же. С. 9–10.
4
Там же. С. 4–5.

157

Е. В. Молоствова реконструирует обстановку, в которой сосредоточенно
и напряженно семья слушает чтение только что полученного письма:
«Дорогим и многоуважаемым моим родителям тятеньке Петру Васильевичу и маменьке Акулине Ивановне посылаю я свое глубочайшее сыновнее почтение и низкий поклон от бела лица и до сырой земли. И покорнейше прошу,
дорогие родители, я Вашего родительского благословения, которое может
существовать нерушимо по гроб моей жизни. И желаю я Вам доброго здоровья
и хорошего успеха во всех делах рук Ваших. И еще я кланяюсь моим малым
деткам сыночку Васе и дочке Настеньке, и посылаю я Вам, дорогие мои детки,
свое родительское благословение, которое может существовать по гроб Вашей
жизни». Следуют поклоны и пожелания остальным членам семьи, а также
наиболее близким друзьям, и в заключение «всем вообще родным и знакомым».
Бабы, растроганные, утирают слезы, и чтение продолжается: «И еще уведомляю Вас о себе, что в настоящее время я нахожусь жив и здоров, чего и Вам
от души желаю»1.
«Прошу вас, тятенька Иван Петрович и маменька Марфа Никитишна и дорогая супруга Василиса Федоровна и милый сынок Паня, прошу вас, читайте
при всех с вниманием. Больше обо мне не тужите и не плачьте, только молитесь Богу за мои тяжкие и огромные грехи, и чтобы Господь послал крепость
моего духа и хранил бы меня во всяком нападении врага от вражеской пули,
меча, картечи, снаряда и шрапнели, и чтобы Бог послал нам победить врага
и защитить от лютого врага вас, отечество, царя и родину. Будем биться
до последней капли крови и безо всякой измены, как говорится во Св. Писании –
“да благ тот воин, который не нарушит присяги, которая дается нами, каждым солдатом”»2.
По этому поводу Молоствова замечает: «Даже, если нет дальнейших подробностей, слушатели вполне удовлетворены. Узнали самое главное – жив,
здоров, никого не позабыл, всем прописал поклон. Письмо несут соседям, оно
переходит из кармана в карман, из избы в избу, и возвращается, захватанное,
смятое, в масляных пятнах, с запахом овчины и дегтя. Старик бережно кладет его к образам, чтобы дети не разорвали на игрушки и не потерялся адрес
для ответа. По получении следующего письма, старое – редко сохраняется,
и еще реже перечитывается»3. Молоствова делится интересным наблюдением:
«Письма русского солдата безыскусственны и скромны, в них совершенно
отсутствуют громкие выражения показных чувств, но ярко и правдиво отражается горячая любовь народа к родной земле и его душа, религиозная и терпеливая, полная смирения и покорности перед ниспосланными судьбою испытаниями. Каждый солдат знает, что войну вызвал император германский
Вильгельм, но почему Бог допустил совершиться такому злодеянию? – “За наши
1

Молоствова Е. В. Солдатские письма. С. 4–5.
Там же. С. 11–12.
3
Там же. С. 5.
2

158

тяжкие грехи наказует нас Господь”, –
пишет солдат, – “за то, что забыли
думать о Боге... Но Он же, Милосердный, дает и терпение и сохранит
жизнь, его на то будет Его Святая
Воля”»1.
Молоствова, собравшая и опубликовавшая несколько десятков подобных документов, с горечью отмечала:
«Можно с уверенностью сказать, что
через год после окончания войны памятки, написанные о ней солдатами,
совершенно исчезнут из наших глухих
деревень, и утратятся драгоценные человеческие документы, подлинное слово народа о пережитой им великой
военной страде»2. К счастью, эти опасения не оправдались. Многие солдатские письма разными путями попали
в архивы. Сохранились они во многом
благодаря институту военной цензуры, действовавшему во время войны, так
как фрагменты или даже целые письма попадали в сводки цензоров, которые
отложились в фондах архивохранилищ.
После Октябрьской революции и установления Советской власти ракурс
интереса к солдатским письмам поменялся. Письма стали рассматриваться
как важный источник по изучению трансформации настроений на фронте, радикализации солдатских масс. К 10-летнему юбилею революции О. Н. Чаадаева
подготовила и издала с предисловием М. Н. Покровского сборник «Солдатские
письма 1917 года»3. В него вошло 129 писем, датированных мартом–ноябрем
1917 г. и адресованных частью в Петроградский Совет, частью во ВЦИК. Поскольку публикация писем приурочивалась к годовщине революции, целью
сборника было показать, «как большевизировались массы в результате политики керенщины»4, на что прямо указывает издатель сборника Истпарт –
Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б). Автор предисловия
М. Н. Покровский отметил, что сводки цензоров о содержании писем показывают изменение настроений солдатских масс. При этом, обращает внимание
1

Молоствова Е. В. Солдатские письма. С. 6.
Там же. С. 5.
3
Солдатские письма 1917 года / подг. к печати О. Н. Чаадаевой; предисл. М. Н. Покровского / Истпарт, Отдел ЦК ВКП(б) по изучению истории Октябрьской революции
и ВКП(б). М.; Л.: Гос. изд-во, 1927. 165 с.
4
Там же. С. 1.
2

159

Покровский, военное начальство, а цензура была ему подчинена, имело интерес «представить настроение на фронте в благоприятном свете; стремление
показать, что “все обстоит благополучно”, весьма явственно сквозит во всех
цензорских сводках. Но тем ценнее то, что даже в них прорывалось». Да и солдаты, прекрасно зная о цензуре, в письмах, как правило, не откровенничали,
чего «не могли не понимать и сами цензоры»: «Сравнительная бесцветность
корреспонденции, – замечает одна из сводок, – отчасти объясняется наличием
цензуры, и наиболее верно отражающая истинный характер настроения переписка происходит помимо цензуры»1. «Разумеется, – пишет Покровский, –
цензура уверяла, что, в общем, “настроение бодрое” и “поднимается”. Но любопытно, что даже в серии “бодрых” цитат попадается такая: “Надоела
до невозможности эта неразбериха. Желанный мир, говорят, еще долго
не наступит, – пора бы одуматься и приступить к мирным переговорам”»2.
В отчете за февраль цензор приводил выдержку из письма, написанного кем-то
из казаков: «Войне краю не видно. Бог знает, когда кончится это убийство несчастного люда. Надоело смотреть на эту губительницу народа. Сколько
сирот, вдов и калек, умирающих с голоду, а конца все нет и нет»3. «Тоскливую фразу “хотя бы поскорее был конец” мы встречаем даже в офицерском
письме», – отмечает цензор4.
К 20-летнему юбилею начала войны О. А. Чаадаева на страницах журнала
«Красный архив» разместила еще одну подборку солдатских писем с фронта –
всего 172 документа5, извлеченных из двух фондов – штабов главнокомандующих армиями Юго-Западного и Северного фронтов русской армии. В основном это выдержки из солдатских писем, попавшие в выборки военных цензоров. На этот раз временной охват писем был шире: 1915–1917 гг. Хотя в духе
времени подборка писем должна была не столько восстановить картину положения и быта солдата царской армии, сколько «проследить процесс нарастания революционного недовольства среди многомиллионной массы фронта»,
представленная в них тематика отличалась разнообразием6. Письма систематизированы по следующей схеме: довольствие фронта (пища, одежда, обувь);
вооружение фронта, снаряды; армейский режим и взаимоотношения солдат
и офицеров; болезни, содержание солдат в лазаретах; неудачи на фронте и влияние поражений на настроение солдат; недовольство войной и ожидание мира;
сдача в плен, дезертирство; отказы от наступления и «забастовки» солдат; братание с противником; интерес к внутренним событиям и нарастание революцион1

Покровский М. Н. Предисловие // Солдатские письма 1917 года. С. 6–7.
Там же. С. 8–9.
3
Там же. С. 9.
4
Там же. С. 10.
5
Чаадаева О. А. Солдатские письма в годы мировой войны (1915–1917 гг.) // Красный
архив. 1934. Т. 65–66. С. 118–163.
6
Там же. С. 118.
2

160

ного недовольства на фронте. Чаадаева
подчеркивает, что цензоры «подбирали наиболее выигрышные с официальной точки зрения письма и потом уже
давали выдержки, рисующие проявления недовольства солдатской массой».
Несмотря на то что содержание выдержек и отдельные замечания самих
цензоров говорили об усталости от войны, недовольстве начальством, желании мира и т. п., цензорские отчеты
механически повторяли: «Воля масс
к победе остается непреклонной и неизменной»1.
Идеологическая установка на показ революционизирования солдатских
масс, отраженного в их личной перепис
ке, отчетливо прослеживается в сборнике
солдатских писем, изданном в 1932 г.2
Отбор произведен таким образом, чтобы
показать, по словам составителей (А. Максимов, Е. Медведев и Ш. Юсупов),
что «никакого врожденного, стихийного монархизма и патриотизма русского
крестьянина-солдата... не было. В патриотических письмах первого периода
войны надо видеть, скорее, просто воинственный задор солдата, желавшего
показать удаль»3. Какие же мотивы солдатских писем были идеологически
неприемлемыми, заставлявшими составителей принизить их патриотическое
звучание? А. Д. Иванов писал с фронта 20 сентября 1914 г.: «Видно так угодно
Господу Богу, чтобы я стал в ряды войск, призванных защищать Царя Батюшку и родную Русь Матушку, со врагом я сражаюсь храбро и тем сильнее
моя вера в Господа Бога, что уж близок час расплаты со врагом, дерзко напавшим на нашу святую Русь»4. В других письмах отражены впечатления
о боях первых месяцев войны, 1915 и 1916 гг., о материально-бытовых условиях
солдатской жизни, о начавшемся братании с немецкими солдатами, бунтах
и восстаниях в армии, о назревавшей революции и событиях после Февральской революции 1917 г. Тональность их уже другая, упадническая. Из письма
1

Чаадаева О. А. Солдатские письма в годы мировой войны (1915–1917 гг.). С. 122.
Царская армия в период мировой войны и Февральской революции: (Материалы
к изучению истории империалистической и гражданской войны) / вступ. ст. М. Вольфович; сост.: А. Максимов [и др.]; под ред. А. Максимова. Казань: Татиздат, [тип.] Татполиграф, 1932. 239 с.
3
Там же. С. 16.
4
Там же. С. 19.
2

161

Якова Сысолетина, например, можно сделать вывод о полном разложении
армии, которую уже можно и не считать боевой силой (правописание автора):
«Дорогая сестрица Наташа, мы воюем так, как пойдем на немцев наступать
так мы бросаем ружья и идем в плен, а почему, потому что у нас порядок
очень скверный и офицеры тоже и еще нижних чинов очень награждают
георгиевскими наградами. Убитых представляют к георгиевским крестам,
а живых не надо, потому что они будут получать деньги за это, а сейчас
за битого понабивают свои карманы и все измена и измена, а солдаты глядятглядят из-за этого и сдаются в плен»1.
Представление о подлинном отношении к затянувшейся войне и назревавшей революции дают письма, не отфильтрованные цензурой. Журнал «Красный
архив» опубликовал на своих страницах подборку, озаглавленную «Из офицерских писем с фронта в 1917 г.». Но это не «офицерские письма», т. е. письма
нескольких человек, а письма одного офицера некоего гвардейского полка,
действовавшего на Юго-Западном фронте. Ни в редакционном комментарии,
ни в самих письмах не указаны ни номер или название полка, ни звание и фамилия самого офицера. Сами письма написаны между 1 марта и 3 июля 1917 г.,
а значит, охватывают события от Февральской революции до конца июньского
наступления русских армий. Известие о революции, пишет автор, солдаты восприняли по-разному: «Сознательное меньшинство довольно, но хочет отомстить вождям павшего режима, большинство же относится ко всему произошедшему с полным безразличием и хочет только одного – мира». Революция, отмечает автор в одном из писем, проложила пропасть между солдатами
и офицерами: в глазах солдат «произошла не политическая, а социальная революция, от которой мы, по их мнению, проиграли, а они выиграли». Военный
и нравственный уровень армии резко упал: «Армия погибает... Офицеров
не слушаются, службу перестали нести исправно, очень возбуждены и очень
недоверчивы. Собираются митинги и утром, и днем, и вечером – говорят, говорят и постепенно укрепляются в мысли, что никому нельзя верить... Наступать решили только по приказанию Совета рабочих и солдатских депутатов. Войну продолжать не хотят»2.
Названные публикации фронтовых писем, отразившие эволюцию солдатских настроений от первых дней войны до революции, на протяжении всего
межвоенного времени и даже десятилетий после окончания Великой Отечественной войны оставались единственными опубликованными сборниками
солдатского эпистолярного наследия. И только к столетию Первой мировой
войны вышла подлинно народная летопись – фундаментальный труд «Письма
с войны. 1914–1917 гг.», подготовленный А. Б. Асташовым и П. А. Симмонсом3.
1

Царская армия в период мировой войны и Февральской революции: (Материалы
к изучению истории империалистической и гражданской войны). С. 83.
2
Из офицерских писем в 1917 г. // Красный архив. 1932. Т. 50–51. С. 197–198, 200, 206.
3
Письма с войны, 1914–1917 гг. / подгот., [коммент. и вступ. ст.]: А. Б. Асташов,
П. А. Симмонс. М.: Новый хронограф, 2015. 794 с.

162

Дневники, зарисовки и мемуары. В годы войны1 и после ее окончания2
публиковались дневники и воспоминания рядовых участников войны – солдат,
унтер-офицеров, офицеров в небольших чинах. Время и условия издания налагали существенные цензурные ограничения на описание событий, в первом
случае по соображениям военной тайны, во втором – идеологические. В дневниковых записях особенно отчетливо проявляется личное восприятие войны,
на основе пережитого опыта прослеживаются несколько главных тем: описание
боевых действий в наступлении и оборонительных окопных боях; оснащение
оружием, боеприпасами, снаряжением; солдатский быт, особенно питание; недовольство командованием; нарастание антивоенных настроений; антиправительственная пропаганда в армии; антиправительственные политические выступления; отказ от участия в войне и дезертирство; жизнь в плену.
Ежедневные записи сотрудника журнала «Голос Руси» О. Козельского
за 22 августа 1914 – 21 декабря 1914 г. составили книгу «Записки батарейного
1

Северцев-Полилов Г. Т. На поле брани: эпизоды и рассказы из первой половины нынешней войны. Пг.: Тип. И. Шурухт, 1914. 233 с.; Новиков. Из дневника санитара // Современный мир. 1914. № 12, отд. 2. С. 89–101; Муйжель В. В. С железом в руках, с крестом
в сердце (На Восточно-Прусском фронте). Пг.: Т-во А. Ф. Маркс, 1915. 265 с.; Окунев Я. М.
Воинская страда: боевые впечатления. Пг.: Тип. «Печ. труд», 1915. 192 с.; Его же. На передовых позициях: боевые впечатления. Пг.: Книгоизд-во бывш. М. В. Попова, 1915. 192 с.;
Панкратов А. С. Кровавое зарево: Очерки войны. Ярославль, 1915; Саянский Л. В. Три месяца в бою: дневник казачьего офицера. М.: Тип. АО «Моск. изд-во», 1915. 144 с.; Соколов С. А.
С железом в руках, с крестом в сердце: зап. офицера. Пг.: «Прометей» Н. Н. Михайлова,
1915. 156 с.; Василевский Л. М. По следам войны: впечатления военного врача. Пг.: Скобелевский ком., 1916. 82 с.; Корелин Г. И. В тылу: (из записок ополченца). 1916 г. Керчь:
Тип. Я. Б. Нутиса, 1916. 38 с.; Ксюнин А. И. Народ на войне: из записок военного корреспондента. Пг.: Изд-во Б. А. Суворина, 1916. 242 с.; Миронович В. Из записной книжки
воина (рассказ о жизни на позициях). Пг.: Постоянная комис. нар. чтений, 1916; Тонконогов И. А. Эпизоды войны: сб. рассказов участников войны и корреспондентов различных
периодических изданий. Пг., 1916. 113 с.; Афиногенов Н. А. (Степной Н. А.) Записки ополченца. Пг.: Петрогр. совет рабочих и солд. депутатов, 1917. 88 с.
2
Чемоданов Г. Н. Последние дни старой армии. М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. 136 с.; Кирш Ю. И.
Под сапогом Вильгельма (из записок рядового военнопленного № 4925). 1914–1918. М.; Л.: Гос.
изд-во, 1925. 104 с.; Войтоловский Л. Н. По следам войны: Походные записки 1914–1917 /
предисл. Д. Бедного. 2-е изд. М.; Л.: Гос. изд-во, 1928. 369, [2] с.; Вавилов А. Записки солдата /
обраб. Б. Бродянский. М.; Л.: Гос. изд-во, 1927. 164 с.; Оськин Д. П. Записки солдата. М., 1929.
333 с.; Его же. Записки прапорщика. М.: Федерация, 1931. 349 с.; Негробов Д. Доброволец:
воспоминания о войне и плене. М.; Л.: Гос. изд-во, 1929. 67 с.; Дмитриев В. Доброволец:
воспоминания о войне и плене. М.; Л., 1929. 67 с.; Левин К. Я. Записки из плена: в Австрии
в 1915–17 гг. 2-е изд., доп. М.: Федерация, 1930. 311 с.; Падучев Вл. Записки нижнего чина.
1916 год. [М.]: Моск. т-во писателей, 1931. 173 с.; Фридланд Л. С. Шесть баллов. Л.: Тип. Соколовой, 1932. 204 с.; Дубинская Т. Пулеметчица. Из дневника мировой войны. М.: Сов. писатель, 1936. 195 с.; Макаров-Зареченец В. Г. Егорьевские кавалеры: записки пулеметчика мировой войны 1914–1918 гг. М.: Сов. писатель, 1939. 176 с.; Ульянский А. Г. В плену. (1915–1918):
[рассказы]. Л., 1924. 167 с.; Его же. Война и плен: [рассказы]. Л.: Гослитиздат, 1936. 254 с.

163

командира»1. Дневник открывается записью от 22 августа 1914 г.: «В ночь
на сегодня пришли в Вильну. Здесь узнали, бесконечно осчастливившую всех
нас, радостную весть о поражении миллионной австрийской армии, вошедшей в Люблинскую и Холмскую губернии и в Галиции; австрийцы отступают в полном беспорядке, бросая легкие и тяжелые орудия, артиллерийские
парки и обозы. Наши трофеи огромны»2. 11 сентября 1914 г. Козельский сделал запись: «Передают, что немцы идут к Неману в составе не менее девяти
корпусов, занимая по фронту линию от Ковно до Гродно. У нас собраны, кажется, тоже большие силы и, надо думать, неприятелю не поздоровится.
Сейчас перед нами открывается величественная и страшная картина. На горизонте, а в некоторых местах, кажется, и совсем близко пылают пожары.
Это германские полчища освещают проходимый ими путь. В воздухе стоит
неумолчный гул, в котором смешивается и отдаленная пальба орудий, и легкая ружейная трескотня и скрип наших обозов в тылу, и вдруг пронзающее эту своеобразную тишину близкое ржанье лошади. А все это покрывает
сознание близости врага и смертельной борьбы с ним. Вспоминается
наш путь сюда, деревни, через которые мы вчера шли, люди, которые нас
там встречали, и вся эта мирная сельская природа. Все это затянуто в водоворот кровавой войны, все это должно испытать ее ужасы – разорение,
разрушение и смерть...»3 В дневнике Козельского – фронтовые будни, в бою
под Лодзью автор был ранен, попал в госпиталь и был отправлен домой.
На страницах «Одесского листка» несколько очерков с фронта опубликовал
П. М. Андрианов. Он, выпускник Николаевской академии Генерального штаба,
имел чин полковника, до июня 1915 г. преподавал военные науки в Одесском
военном училище, после чего был назначен на должность начальника штаба
105-й пехотной дивизии4. Первоначально опубликованные в «Одесском листке»
девять небольших очерков П. М. Андрианова вышли отдельной брошюрой
«Очерки войны (Письма из действующей армии)»5. Их отличает спокойный
тон, уверенность в силе русской армии. «Все здесь сознают, что без решительной победы над врагом война не кончится, и если далеко от полей сражения
иногда возникают мрачные предположения об исходе войны, то в армии,
являющейся главным действующим лицом в грандиозной кровавой эпопее,
таким сомнениям и предположениям нет места. Это, кажется, почувствовал
противник, потерявший надежду на благополучный исход войны», – пишет
1
Козельский О. Записки батарейного командира / сост. по письмам, заметкам и рассказам участника войны: в 2 вып. Пг.: Изд-во Б. А. Суворина, 1915–1916. Вып. 1. 97 с.;
Вып. 2. 77 с.
2
Там же. Вып. 1. 1915. С. 3.
3
Там же. С. 23–24.
4
В дальнейшем П. М. Андрианов вырос до командующего 4-й армией (18.12.1917–
28.02.1918).
5
Андрианов П. М. Очерки войны (Письма из действующей армии). Одесса: Тип. «Одесский листок», 1915. Вып. 1. 25 с.

164

Андрианов в завершение первого очерка1. Не подрывало эту уверенность и наступление германских войск: «Неприятельские полчища подвинулись до линии
З. Двины, Немана, Буга, Золотой Липы и Днестра. Привисленский край наводнен вражескими войсками. Они упорно стремятся распространиться
еще далее на восток, угрожая Риге, Ковне, Белостоку и нашим юго-западным
областям. Еще нельзя с точностью установить полосу, до которой докатится волна неприятельского нашествия, но она – эта роковая для противника
полоса – существует. Она обнаружится и обозначит собою грань неприятельского временного торжества. Она будет показателем истощения неприятельских усилий. В своем беспредельном пространстве Россия обретет спасение от вражеского нашествия, найдет не только свой верный, надежный
щит, но и свой грозный карающий меч. Чем дальше на восток проталкивается
волна вражеского нашествия, чем больше пространства она захлестывает
и покрывает, тем труднее становится положение наших врагов, тем безнадежнее рисуется им окончательный исход грандиознейшей кампании»2.
Публикации о войне принадлежали ее участникам и более низкого служебного положения. Пехотный подпоручик, сотрудник журналов «Нива»,
«Солнце России», газет «Биржевые ведомости», «Рижский курьер» и других
изданий В. М. Белов опубликовал очерки о войне, собранные под одной обложкой в двух книгах: «Кровью и железом. Осень 1914 г. Впечатления офицераучастника» и «Лицо войны: записки офицера»3. Каждая из них представляет
собой сборник лаконичных беллетризованных очерков о фронтовых буднях
и конкретных эпизодах личного участия в сражениях солдат и офицеров.
В них нет ни широких обобщений, ни привязки ко времени событий и месту
конкретных боевых операций воинских подразделений, показана лишь психологическая реакция обозначенных лишь фамилиями солдат и офицеров, оказавшихся в необычных ситуациях между боями и в смертельно опасных схватках с противником.
Таких книг с описанием боев, состоявшихся неизвестно где и проходивших
с участием неведомо каких частей, а то и просто бытовых жанровых зарисовок, было немало, издавались они не только в годы войны, но и в 20–30-е годы
XX в. Отличие беллетризованных публикаций о боях и буднях войны лишь
в том, что герои их названы по именам, а не обозначены инициалами, а действия в некоторых публикациях привязаны к конкретным городам и местностям, что делает авторские рассказы более реалистичными, приближенными
к жизни. Сестра милосердия Лидия Захарова в военном дневнике, охватывающем события 1914–1915 гг., показывает судьбу простого человека на войне:
1
Андрианов П. М. Глубокий тыл // П. М. Андрианов. Очерки войны (Письма из действующей армии). Вып. 1. С. 5.
2
Там же. С. 10.
3
Белов В. Кровью и железом. Осень 1914 г. Впечатления офицера-участника. Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. 154 с.; Его же. Лицо войны: записки офицера. Пг.: Книгоизд-во бывш.
М. В. Попова, 1915. 182 с.

165

«В литературе, относящейся к настоящему переживаемому Россией историческому моменту, много появляется
описаний мужества, геройства, подвигов наших богатырей-солдат, но я люб
лю своего солдата – человека и ему,
моему учителю и воспитателю, в большую и серьезную эпоху моей жизни, посвящаю я настоящие записки»1.
Военный врач Л. М. Василевский
в своей записной книжке «По следам
войны», которую, как он пишет, «вел
очень нерегулярно», воспроизводит различные эпизоды войны, отмечает, как
быстро человек привыкает к новым условиям, в частности к бомбардировкам.
Свое знакомство с немецкими бомбами
он описывает так: «Эпизод с бомбой
произвел на меня жуткое впечатление.
Но это только в первый раз: в течение
пяти недель городок почти ежедневно
подвергался налетам, так что к бомбам мы привыкли очень скоро»2. А в деревеньке под Гродно, куда врачей «забросил случай войны», они вдруг услышали стройное хоровое пение. Это были пленные солдаты австро-венгерской
армии, поющие по-сербски. Оказывается, привезли сюда «около тысячи человек, из-за Днестра»: «“лоскутная” страна прислала сюда самый пестрый состав
своих сынов, – мадьяр вместе с сербами, поляков с хорватами, чехами и словенцами. И эта разноязычная масса не смогла сговориться с нашими. Но вскоре
человек шестьсот из них развезли по разным частям фронта, а здесь остались почти исключительно сербы, в большинстве православные к тому же...»3.
Отношение местного населения к пленным дружелюбное: «Давно известно,
что у нашего солдата нет никакой злобы к вчерашнему врагу, и никакие гнусности немцев по отношению к нашим пленным не вытравят в нем широты
сердца. Живется бывшим врагам у нас очень недурно: я интересовался
этим как врач. Кормят их сытно, почти наравне с солдатским пайком, работой не слишком обременяют. Надзор над ними тоже легкий...»4
1
Захарова Л. Дневник сестры милосердия: на передовых позициях: 1914–1915 гг.
Пг.: Б-ка Великой войны, 1915. С. 173.
2
Василевский Л. М. По следам войны: впечатления военного врача. Пг.: Скобелевский
ком., 1916. С. 60–61.
3
Там же. С. 40–41.
4
Там же.

166

Пишет Василевский и о самих госпиталях, где «раненые – вперемежку
с больными: тут не до строгого разделения тех от других, только бы размес
тить всех». «Я бы даже сказал, что здесь, у больничных коек, легче и вернее
дается изучение нашей армии, ее души, ее чаяния и надежд, чем “там” – среди
грохота и борьбы»1. Так, в углу беседует группа, кажется, о чем-то духовном –
«о житии святого, о муках за веру... Но подойдите ближе, вглядитесь в блестящие взволнованные глаза слушателей – и вы изумитесь: “Жила-была козадереза, съела капусты три воза”, – рассказывает широкоплечий солдат с рукой
на косынке». Взрослые, сильные главы семейств, отцы и мужья, «оторванные
от привычной жизни, втянутые приводным ремнем в машину войны», оказавшись на больничной койке, с удовольствием слушали детские рассказы, как
будто они могли вернуть их в мирное светлое довоенное время2.
В годы войны печатались сборники военных зарисовок пропагандистского
характера. Их составители в ряде случаев использовали уже опубликованные
в прессе материалы. Один из них, Н. А. Каринцев, в предисловии написал:
«Книга эта – не выдумка: в ее основание легли подлинные рассказы очевидцев,
раненых офицеров и солдат, напечатанные в разных газетах и журналах, и составитель воспользовался ими, чтобы дать возможно полное описание того,
чем полны все сердца, к чему устремлены мысли всех русских от мала до ве
лика»3. Содержание сборника составляют очерки о боях («В поход!», «В окопах
и в бою», «После сражения», «У походной кухни»); о героях («Герой Львова»,
«Геройская смерть Нестерова», «Подвиг поручика Парта», «Незаметные герои»,
«Женщины-герои»); о помощи раненым («Первые раненые», «С санитарным
поездом», «Забытые госпитали», «Сестра Царя»), о зарубежных землях, на которые вступила русская армия («В Восточной Пруссии», «В походе по Галиции»,
«Львов»). Цель сборника вполне определенна: показать тяжкий воинский труд
солдат и офицеров, их самоотверженность в боях, вызвать сочувствие и поддержку армии в народе. Помимо указанных, вышли и другие сборники подобного содержания. Насколько достоверна информация в таких брошюрах? Как
во всякой беллетристике, здесь возможно сочетание правды и вымысла, хотя
некоторые авторы стремились уверить в правдивости рассказанного. В. Миронович, например, предваряет свою книжку словами: «Рассказ является правдивым описанием того, что пришлось видеть и испытать одному из участников теперешней великой войны»4.
Этой же теме, «человек на войне», полностью посвящена книга Софьи Федорченко «Народ на войне»5. Ее первая часть вышла в 1917 г. в форме коротких
1

Василевский Л. М. По следам войны: впечатления военного врача. С. 49–50.
Там же. С. 49.
3
Каринцев Н. А. За родину!: (картины войны): эпизоды из боевой жизни, собр. по рассказам и описаниям участников сражений. М.; Пг.: А. С. Панафидина, 1915. С. 8.
4
Миронович В. Из записной книжки воина (рассказ о жизни на позициях). Пг.: Постоян. комис. нар. чтений, 1916. С. 5.
5
Федорченко С. З. Народ на войне: фронтовые записи. Киев, 1917. 139 с.
2

167

высказываний русских солдат о Первой мировой войне, через восемь лет появилась вторая часть, охватившая период «керенщины». Автор, работая медицинской сестрой в госпитале, изо дня в день слышала рассказы и беседы находившихся на излечении солдат. Обладая исключительной памятью, записала их,
распределила по темам и в конечном счете издала. В книге нет сквозного
сюжета – только солдатские размышления, пересказать их полностью нет возможности, остается лишь процитировать несколько:
– А то еще в 13, на Фоминой, пришел к нам дед из Питера. По многим
местам ходил хожалым, бывалый мужик. Тот за верное принес что затевают
наши министры войну с немцем, и что нужно де, ту войну провоеваться, –
чтобы понял народ, какой он ни до чего не годный, и никаких себе глупостей
не просил бы... Так оно и вышло (с. 9).
– А тут сразу нас под пулеметы угораздило. Совсем не похоже, как я-то
боялся. Страху нет, отчаянности столько, просто до греха... Как вышел, так бы
скрозь землю провалился. И туды голову, и сюды голову, хоть в... засунь голову, а не уйти. Как лежишь до атаки-то, так все думаешь, как бы убегти.
А вышел, орать до того нужно, кишки сорвешь... Ну тут пусть немец не подвертывается. Семь смертей ему наделаю, а взять не позволю. Вот тебе
и убег. Все другое (с. 13).
– Отцовская доля не легкая, коли с понятием ребят ждешь. Надо обо всем
заботу иметь. Я вот думаю все, как бы деток до ученья приспособить. Грамоте
обучу, а дальше то я наук не знаю. Верить никому не могу, как учить. Батюшке
я не верю: живет блудом, и все стяжает, а других ученых и не знаю... (с. 15).
– Война, война! Пришла ты для кого и по чаяньи, а для кого и нечаянно. Неготовыми застала. Ни души, ни тела не пристроили, а просто на посмех всем
странам погнали силу сермяжную, а разъяснить – не разъяснили. Жили, мол,
плохо, не баловались, так и помереть могут не задля ча. На немца то, да с соломинкой! (с. 19).
– Мы без офицера, что без головы... Да беда, коль голова худа. Что хуже...
У нас добрый был, и ее винен, а в морду бил... Правду сказать, не барствуй.
Я и ем, и сплю по ночам, а он болезный, в земле одиннадцать суток... сапоги
приросли... Как пришел, я ему сымать стал, чуть не с кожей... Ну не без того,
чтобы сапогом в зубы не въехать... Да и то сказать, хучь бы мне довелось,
избил бы стервеца... (с. 37).
– Я не могу сказать, что это страшно... Когда ранили, весь свет позабыл,
лежу, кричу, стыда нет... И не то, что очень больно, а мысли такие, что
ты на всем свете один теперь, и все значит можно... Лежу, кричу, а потом
«мама» зову... Вот и все... Тут подобрали, рана легкая оказалась... (с. 38).
Таких реплик, подчас афористичных, набралось на 140 страниц. Солдатские рассказы, взятые все вместе, выглядят как мозаичное полотно, обнажающее все грани человеческой души, позволяющее во всем многообразии понять
настроения и мысли солдат о семье и доме, жизни и смерти, войне и обязанности защищать страну. Книга С. З. Федорченко привлекала пристальное внима168

ние критики 1920-х годов, называвшую ее и «выразительным художественным документом эпохи», и «подлинной правдой о войне, о русском народе»,
и «энциклопедией народной души».
Абстрактность и безличность изложения многих вышедших во время войны
публикаций, приближающихся по своему характеру к мемуарной литературе
или являющихся оперативным отражениям событий, свидетелем которых были
авторы, искупаются искренностью их намерений. Один из них, журналист
А. М. Федоров, получивший тяжелое ранение на фронте, имел все основания
написать в своей книге о войне: «Все происходившее и переживаемое представляло настолько громадный психологический, бытовой, а главное – исторический интерес, что каждый миг наблюдений и впечатлений в этой всемирной войне должен быть важен и для нынешнего общества и для потомков, которые будут искать в малейшем свидетельстве очевидца отражений
кровавой эпохи, несомненно – самой кровавой от века веков и доныне и несомненно неповторимой во веки веков и впредь»1.
Особый интерес представляют вышедшие после окончания войны дневники и воспоминания, в которых рассказывается о конкретных событиях,
происходивших в точно обозначенных местах, в реальных временных координатах и с указанием непосредственных участников.
К такого рода публикациям относятся записки А. В. Шварца. Это был человек, сделавший имя как инженер-фортификатор. Получив специальность
военного инженера в Николаевской инженерной академии, он во время Русскояпонской войны проектировал и строил оборонительные сооружения в ПортАртуре, по окончании войны участвовал в работе комиссии по ее описанию,
преподавал в Инженерной академии. С началом Первой мировой войны возглавил инженерную службу крепости Ивангород, был произведен в генералмайоры и стал комендантом крепости. Осенью 1914 г. успешно отбил попытку
германских и австро-венгерских войск взять крепость, в июле 1915 г. вновь
отразил двухнедельный штурм крепости и лишь в связи с общим отступлением
русской армии взорвал укрепления и эвакуировал гарнизон со всем вооружением, продолжил службу в армии. В эмиграции служил профессором фортификации в аргентинских военных академиях, издал множество трудов. Но еще
до этого, будучи во Франции, написал воспоминания, в 1922 г. изданные в Советской России2. Причиной успеха первой защиты крепости в 1914 г., по мнению А. В. Шварца, «стал необыкновенный энтузиазм, который воодушевлял
в то время всю русскую армию и особенно нашу крепость», но при этом, отмечает автор, «с нашей стороны было все сделано, чтобы создать в крепости
условия, благоприятные для военных операций»3. Успешно велась оборона крепости и в 1915 г. Но, сокрушается Шварц, «с мая месяца главнокомандующий
1

Федоров А. М. С войны: очерки. М.: Моск. книгоизд-во, 1915. С. 4.
Шварц А. В. Оборона Ивангорода в 1914–1915 гг. Из воспоминаний коменданта крепости Ивангород А. В. Шварца. М.: ГВИУ, 1922. 96 с.
3
Там же. С. 5.
2

169

решил эвакуировать Ивангород»1. Это решение предопределило судьбу крепости. А. В. Шварц пишет: «Когда после чрезвычайных усилий дело обороны крепости начало клониться к тому, что неприятель был остановлен, а дух гарнизона, ободренного отбитием двухдневных атак, достиг весьма высокого
уровня, когда все предвещало успех сопротивления и продолжительную остановку неприятеля перед Ивангородом, который не замедлит быть обойденным, прибыл приказ бросить все, все разрушить, все увести и отступить...»2
Естественно, он был выполнен: 22 июля 1915 г. крепость была взорвана.
Информативны, конкретны и дают развернутое представление о боях
на уровне отдельных подразделений и некоторые другие работы, в свое время
представлявшие ценность для изучения опыта войны и выходившие под грифом Штаба РККА. К ним относятся труды командующего 10-й пехотной дивизии 10-й армии генерал-майора Д. Н. Надежного, давшего в двух брошюрах
описание боев подчиненной ему дивизии3. В их оценке Надежный критичен:
«Как для той, так и для другой стороны бой у поселка Лащев был первым
боевым опытом, когда войска и их командование еще не успели отрешиться
от навыков мирной маневренной практики, характеризующейся известной
долей беспечности и халатным отношением к службе охранения, разведки
и связи»4. Любопытно отношение издателя к трудам Надежного, выраженное
в предисловии. С одной стороны, бой 10-й пехотной дивизии у Лащева, по заключению издателя, «закончился разгромом 15 австрийской дивизии», что было
расценено как «крупный успех». Но с другой, командование русской дивизии
«не проявило ни воли к победе, ни уменья»5. Кто же тогда обеспечил успех?
Видимо, сказывалась предубежденность против бывшего царского генерала,
хотя и перешедшего на службу в РККА.
Оставили воспоминания и участники войны, не являвшиеся профессиональными военными. Д. А. Фурманов, в будущем известный советский писатель,
в 1914–1916 гг. побывал на многих фронтах в качестве брата милосердия и журналиста. Настроения солдат во время боя и солдатский быт, вообще все, что
соприкасалось с боевыми действиями и фронтовой жизнью, нашло отражение
в его дневнике6. В нем нет отзвуков политических событий и тенденций, чего
не скажешь о других публикациях. В. В. Арамилев, выпускник Московского
университета, добровольно ушедший на фронт вольноопределяющимся, в вос1

Главнокомандующим Северо-Западного фронта в это время был генерал М. В. Алексеев.
Шварц А. В. Оборона Ивангорода в 1914–1915 гг. ... С. 95.
3
Надежный Д. Н. Бои 10-й пех[отной] дивизии под Луцком в июле 1916 года. М.: Штаб
РККА. Управление по исследованию и использованию опыта войны, 1926. 69 с.; Его же.
Бои у Лащева 27/14 и 28/15 августа 1914 г. М.: Штаб РККА. Управление по исследованию
и использованию опыта войны, 1926. 30 с.
4
Надежный Д. Н. Бои у Лащева 27/14 и 28/15 августа 1914 г. С. 28.
5
Предисловие // Надежный Д. Н. Бои у Лащева 27/14 и 28/15 августа 1914 г. С. 7.
6
Фурманов Д. А. Дневник (1914–1915–1916) / под ред. А. Фурмановой. М.; Л.: Моск. рабочий, 1929. 315 с.
2

170

поминаниях реалистично и в мельчайших деталях описывает окопную солдатскую жизнь и поведение солдат в экстремальных условиях боя, и это позволяет
лучше понять фронтовую атмосферу того времени. Вместе с тем Арамилев
постоянно перемежает свой рассказ текстами прокламаций РСДРП, разными
путями переправлявшимися в действующую армию: «Получил очередную посылку... Быстро вытряхиваю содержимое. Ищу на дне прокламацию. Друзья
обещали снабжать меня духовной пищей регулярно. Да, вот так и есть. Опять
ловко замаскированный серенький листочек бумаги, испещренный стройными
рядами бунтарских строк. Листовка написана специально к первому мая»1.
Мысль автора прозрачна: солдатскую массу большевики склоняли к революции, и она агитацию воспринимала. Естественно, Февральскую революцию
автор встретил с восторгом, и сам, оставаясь в армии и оказавшись в Петрограде, начал обучать военному делу рабочие отряды Красной гвардии, активно поддержал Октябрьскую революцию, которая для него «яркий факел революционного переустройства мира»2. В еще большей степени тему политизации
армии развивает А. М. Пирейко, который окопной жизни избежал, но в меру
своих возможностей стремился вести пропаганду среди солдат в большевистском духе. Но в отличие от В. В. Арамилева он не преувеличивал значение большевистской пропаганды. По его словам, «агитаторов-большевиков, противников войны, можно было встретить тогда в армии очень мало. В армию попадали рядовые партийцы, и в такой пропорции, что они там были незаметны»3.
Отличительной стороной мемуаров рядовых участников войны является
стремление оправдать отказ солдатской массы от войны. Один из авторов
таких воспоминаний, сын зажиточного крестьянина В. Дмитриев, добровольцем пошел на фронт. По его рассказу, лишения фронтовой жизни, бои без снарядов и патронов («немцы наступали, а нам запрещали расходовать патроны:
работайте штыком, патронов нет»), унизительное и бесправное положение
солдат (в чем можно усомниться, поскольку автора книги самого выдвинули
из рядовых в командиры взвода) побудили его не только добровольно сдаться
в плен, но и увести за собой подчиненных солдат. Вот его признание: «Решил
сдаться в плен. Случай скоро представился. Ночью на 7 июля я был послан
со взводом в разведку. На восходе солнца мы с опушки леса увидели невдалеке
австрийские окопы. Подзываю земляков и говорю: идем, ребята, в плен... Побросали винтовки. Надели на штык белую рубаху и вышли на опушку леса...»4
Подобное пренебрежение воинским долгом по защите Отечества, которое
не может расцениваться иначе, как измена, и не вызвать осуждения, во времена
СССР применительно к Первой мировой войне одобрялось и рассматривалось
1
Арамилев В. В дыму войны. Записки вольноопределяющегося (1914–1917 г.). М.: Молодая гвардия, 1930. С. 119.
2
Там же. С. 340.
3
Пирейко А. М. В тылу и на фронте империалистической войны: воспоминания рядового. Л.: Прибой, 1926. С. 24.
4
Дмитриев В. Доброволец: воспоминания о войне и плене. М.; Л., 1929. С. 18–19.

171

как доказательство большевизации солдат на пути к революции. Но не большевистская пропаганда была решающим фактором распада армии, которая разлагалась под воздействием многих других обстоятельств. Февральская же революция, открывшая всем партиям возможность политической работы в войсках,
лишь добила армию, привела ее к окончательному краху. Рядовой солдат Пирейко констатировал: после Февральской революции «армии как таковой уже
не существовало. Кто хотел, тот без всякого разрешения уезжал к себе домой»1.
Вышел целый ряд воспоминаний русских участников боев во Франции2.
В научном плане к изучению истории Русского экспедиционного корпуса первым обратился Н. А. Валентинов в статье, опубликованной в «Трудах комиссии
по исследованию и использованию опыта войны 1914–18 гг.»3.

3.2. Мемуары политиков и военачальников как источники
по истории войны
Начиная с 1920-х годов в СССР систематически публиковались воспоминания российских государственных и политических деятелей, военачальников Первой мировой войны. При этом следует отметить, что в СССР издавались мемуары только тех из них, которые после Октябрьской революции пере
шли на сторону Советской власти, служили в Красной Армии или по крайней
мере в эмиграции не принимали активного участия в антисоветской борьбе.
Воспоминания являются ценнейшим историко-литературным памятником эпохи, позволяющим из первых рук, без посредников-интерпретаторов,
узнать о личном восприятии авторами мемуаров событий эпохи, свидетелями
и участниками которых они были, услышать исповедь о собственной причастности к ним, глубже и рельефнее понять первопричины принятия судьбоносных решений и их роли в изменении хода событий на глобальном и локальном уровнях, равно как и о переменах в судьбах государств, народов и отдель1
Пирейко А. М. В тылу и на фронте империалистической войны: воспоминания рядового. С. 9.
2
Шульц Э. Э. Об особенностях французского фронта: (Личные наблюдения) // Воен. сб.
1917. № 6. С. 61–80; Русские солдаты во Франции. М.: Гос. изд-во, 1919. 24 с.; Кидяев П.
В кровавых лапах «прекрасной» Франции // Октябрь за рубежом: сб. воспоминаний. М., 1924.
С. 31–47; Афиногенов Н. А. (Степной Н.) Белые рабы. Воспоминания о французском фронте /
предисл. и под ред. Ф. Березовского. М.; Л.: Гос. изд-во, 1925. 48 с.; Новиков В. Н. Мытарства русских солдат: воспоминания русского солдата о пребывании во французских лагерях. М.; Л.: Гос. изд-во, 1929. 31 с.; Козлов А. Н. Проданные за снаряды: русские солдаты
на Французском фронте в 1916 г. / предисл. Б. Бродянского. Л.: Ленингр. обл. изд-во, 1931.
130 с.; Вавилов А. Записки солдата / обраб. Б. Бродянский. М.; Л.: Гос. изд-во, 1927. 164 с.;
Карев П. Ф. Нас не укротили: воспоминания об империалист. войне 1914–1917 гг. солдата рус. войска во Франции. Иваново: Гос. изд-во, 1937. 167 с.; Его же. Экспедиционный
корпус / под ред. В. Е. Афанасьева и P. X. Гурвича. Куйбышев: ОГИЗ Куйбышев. изд-во,
1941. 152 с.
3
Валентинов Н. А. Русские войска во Франции и Салониках // Тр. комис. по исследованию и использованию опыта войны 1914–18 гг.: сб. науч. ст. М., 1920. Вып. 4. С. 3–23.

172

ных людей. При этом нельзя забывать и о некоторых особенностях мемуарной
литературы. От нее не стоит ожидать систематизированного рассказа о последовательном ходе событий. А. А. Брусилов предупреждал своих читателей:
«Я никогда не вел дневника и сохранил лишь кое-какие записки, массу телеграмм и отметки на картах с обозначением положения своих и неприятельских войск в каждой операции, которую совершал. Великие события, участником которых я был, легли неизгладимыми чертами в моей памяти. Я не имею
намерения писать связанных между собой подробных исторических воспоминаний о мировой войне, и тем более не в моих намерениях подробно описывать
боевые действия тех армий, которыми мне пришлось командовать во время
этой войны. Цель моих воспоминаний – более скромная. Она состоит в том,
чтобы описать мои личные впечатления и переживания в тех великих событиях, в которых я был или действующим лицом, или свидетелем»1. Но в этом
последнем – засвидетельствовать и оценить события с позиций их «действующего лица» – и есть наибольшая ценность мемуаров.
Конечно, надо учитывать, что авторы мемуаров зачастую не до конца откровенны. Один из них, бывший министр иностранных дел Австро-Венгрии
О. Чернин, прямо заметил: «Не все хотелось говорить. Многое оставлено
мною необъясненным, хотя оно и поддавалось объяснению. Время, отделяющее
нас от описываемых событий, еще слишком коротко, чтобы срывать с них
покровы»2.
Но умалчивание не единственное уязвимое место мемуаров. Мемуары,
по самой сути этого жанра, выходили в свет спустя более или менее продолжительное время после того, как происходили освещаемые события. В связи с этим
особенность мемуарной литературы не только в субъективности свидетельств,
но и во вполне возможных пробелах памяти автора. Тот же П. Н. Милюков,
взявшийся за создание мемуаров только
на 82-м году жизни, а это был 1940 г., не скрывал наличия этой проблемы: «Я приступаю
к писанию при отсутствии всяких материалов, кроме запаса моей памяти. Говорят, что в старости восстает в памяти
особенно ярко и точно самое отдаленное
прошлое. В своем случае я этого не нахожу. Слишком многое забыто, в том числе,
вероятно, и много существенного. Прошлое
выплывает из памяти в разорванных обрывках, отдельных эпизодах, врезавшихся в память, и чтобы восстановить из этих обрывПавел Николаевич Милюков
ков какое-нибудь целое, нужно сразу перейти
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 55.
Чернин О. В дни мировой войны: мемуары: [Воспоминания бывшего австрийского
министра иностранных дел]. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923. С. 16.
2

173

из годов младенчества к годам, когда
возникает сознание о себе как части
этого целого. Это сознание начинается довольно поздно, а складывается
в общую картину еще позднее – и уже
тогда, когда к Wahrheit примешивается значительное количество Dichtung1.
Но тогда эта Dichtung ретроспективно вмешивается и в попытки описать прошлое, пережитое в состоянии
неполного сознания. Отсюда, рядом
с неполнотой, и неизбежная недостоверность воспоминаний»2.
В таком положении могли оказаться
и другие мемуаристы, допускавшие
неполноту и недостоверность воспоминаний вследствие ошибок памяти.
Можно ли в таких обстоятельствах доверять авторам? Предвидя возможность
подобных сомнений, многие из них сами
стремились их развеять. Генерал Я. М. Ларионов, например, предварил свои «Записки» уведомлением: «Фактическая часть “Записок”
написана в период 1916–1918 года по имевшимся в моем распоряжении полевым документам и дневнику, а самыя события и факты были еще свежи в памяти»3. Не только
собственные воспоминания лежат и в основе
книги генерала Данилова, который также счел
нужным объясниться: «Я изучил ряд архивных
материалов, имеющихся в Париже; внимательно ознакомился со всей той, правда, скудной литературой, которая вышла по войне
на русском фронте, и использовал любезное
указание и рассказы некоторых участников
былых событий»4. С возможными негативныЯков Михайлович Ларионов
1

Die Wahrheit – истина, die Dichtung – вымысел.
Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917): в 2 т. Т. 1. С. 7.
3
Ларионов Я. М. Записки участника мировой войны. 26-я пехотная дивизия в операциях 1-й и 2-й русской армии на Восточно-Прусском и Польском театрах в начале войны
(сост. по дневнику и полевым документам). Харбин, 1936. С. I .
4
Данилов Ю. Н. Россия в мировой войне. 1914–1915 гг. Берлин: Книгоизд-во «Слово»,
1924. С. II.
2

174

ми сторонами мемуарной литературы
приходится мириться: преимущество
получения эксклюзивной информации
из первых рук превосходит недостатки замалчивания автором невыгодных
для него сведений, ошибок памяти
или субъективной интерпретации описываемых событий и поступков, свидетелем или участником которых довелось быть мемуаристу.
Ценность содержащейся в мемуарах
информации часто превосходит возможное в некоторых случаях негативное отношение к автору. В этом отношении характерен пример М. К. Лемке. Этот мемуарист, по гражданской
профессии журналист, в 1915–1916 гг.
проходил службу в Ставке Верховного
главнокомандующего русской армии
в качестве военного цензора. О своем
пребывании в Ставке он и рассказывает в воспоминаниях1. Лемке, по собственным признаниям, как только начал работать в Ставке, записывал все, что
удавалось узнать за день из разговоров, – и не только: «Материалами для меня
служили прежде всего бесчисленные документы, проходившие через или около
меня, чаще же (и в очень большом числе) попадавшиеся мне под без устали
искавшую их руку. Все они тщательно копировались». Узнанное и скопированное Лемке переносил в записи, «которыми иногда были буквально переполнены
мои бесчисленные офицерские карманы, расшифровывались дома, на покое,
за несколькими запорами входных дверей, и вместе с копиями документов вносились в очередную тетрадь... Заполненные тетради отсылались в Петербург,
где и хранились в надежном месте»2.
Информацию Лемке, естественно, отсылал некоему неназванному лицу.
А как этот хранитель полученных от Лемке документов обеспечивал их сохранность? Невольно приходится привести наблюдения генерала Лукомского:
«Многое, что говорилось и делалось в центральных управлениях в Петрограде, и многие распоряжения высших штабов доходили до немцев скорее, чем
до наших войск, до которых они относились. Известны случаи, когда на германских позициях выставлялись плакаты, в которых сообщалось о предстоящем передвижении частей, стоявших перед немцами. И действительно, через
день-два такое распоряжение получалось. Впоследствии выяснилось, что гер1
2

Лемке М. 250 дней в царской Ставке: (25 сентября 1915 – 2 июля 1916 г.). С. XIV.
Там же.

175

манцы действительно были хорошо осведомлены не только о том, что делалось у нас на фронте, но и в глубоком тылу. Виноваты, конечно, были в этом
прежде всего сами русские. Уж очень любим мы делиться всякими новостями,
не соображаясь с их секретным характером»1. Информационная цена документов Ставки была неимоверно высока, от нее зависели судьбы операций.
Авторы мемуаров приводят на это счет множество примеров. 4 июня 1915 г. началось наступление Брусилова на Юго-Западном фронте, о котором Родзянко
пишет: «Офицеры, участники наступления, считали, что успеху операции помогло то обстоятельство, что Брусилов начал наступление на полтора суток
раньше назначенного Ставкой срока: в армии ходили упорные слухи, что в Ставке существует шпионаж и что враг раньше нас осведомлен о всех наших передвижениях. К сожалению, многие факты подтверждали это подозрение»2.
Возвращаясь к мемуарам Лемке, следует признать, что сейчас уже не установить, были ли похищенные документы и полученные сведения использованы только им самим для написания воспоминаний или ими воспользовался
кто-нибудь еще: интересующихся могло быть достаточно – документы-то касались управления войсками во время войны. Нет никаких данных, позволяющих подозревать Лемке, но возникают вопросы не только об этичности и законности действий автора, похищавшего военную информацию, надо полагать,
во многих случаях секретную и не подлежавшую оглашению. За давностью
лет выяснение последствий деятельности Лемке ушло на второй план, а скрупулезная, систематическая и без изъятий фиксация событий повседневной
внутренней жизни и решений Ставки сделала записи Лемке ценным историческим источником.
Субъективность воспоминаний в полной мере присуща и тем, кто писал
вступительные статьи к изданиям авторов, и рецензентам, размещавшим свои
материалы в общественно-политических и научных журналах. Особенно это
характерно для мемуаров военных и политических деятелей эпохи Первой мировой войны, опубликованных в Советской России и СССР в 1920–1930-х годах.
Практически каждому из них предпосланы предисловия с откровенно негативными оценками как личности автора, так и самих мемуаров.
Например, Л. Нежданов представляет советскому читателю министра иностранных дел России А. П. Извольского как одного из «вдохновителей мировой бойни», который «мог бы многое рассказать и о своей роли в подготовке
мировой войны, и о других виновниках этой войны, о многом другом». Однако
в «Воспоминаниях» «бывший царский дипломат старается скользить по поверхности», «кроме наивностей в воспоминаниях Извольского очень много
вздора – сознательного или бессознательного, сказать трудно». И вообще,
«читая его воспоминания, просто поражаешься, как может человек, занимавший еще недавно такой ответственный пост, сочинять на глазах всего мира
1
2

176

[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. С. 87.
Родзянко М. В. Крушение империи. 2-е изд. Л.: Прибой, 1929. С. 162.

столько небылиц, и врать – выражаясь вульгарно – без зазрения совести»1. Как
относиться к этим уничижительным оценкам? С одной стороны, мемуары высокопоставленного чиновника низвергнутого режима, какими бы достоинствами они ни обладали, не могли получить не только благосклонного, но и более
или менее лояльного, научно объективного отзыва от победившей власти.
С другой – политический режим Советской власти еще не закостенел настолько, чтобы поставить жесткий цензурный запрет на публикацию материалов,
принадлежавших идейным врагам. С третьей – желая взять на вооружение
в изобилии содержавшийся в мемуарах разоблачительный материал, вынуждены были публиковать тексты, вводя тем самым в широкий оборот огромный
пласт свидетельств очевидцев и участников событий. Нежданов завершает свое
разгромное «Предисловие» признанием: «Воспоминания бывшего министра
иностранных дел во многих отношениях представляют большой интерес.
О многом мы узнаем из воспоминаний Извольского впервые. Многое, нам уже
известное, он дополняет многими интересными подробностями». Тут его оценки совсем другие: «большой интерес» – о договоре в Бьёрке, «чрезвычайно
интересен» – рассказ об инциденте в Доггер-банке, «немало интересного» –
о совещаниях Милюкова со Столыпиным2.
И это только немногие примеры из разряда «интересных». Так что, кроме
«небылиц», по Нежданову, в мемуарах, по Нежданову же, есть и то, что заслуживает внимания. Подходы и многих других рецензентов периода 1918–1940 гг.
зачастую сходны с теми, которые продемонстрировал Л. Нежданов.
Председатель Государственной Думы М. В. Родзянко предпослал книге
«Крушение империи» вступление, в котором определил и свой творческий
метод: «Я буду базироваться на многих документах, имеющихся у меня,
и на сохранившихся личных записках. Мне придется, однако, иногда приводить и бродившие в русском обществе слухи и рассказы, которые дают прямое
отражение настроения умов описываемой эпохи»3. «Слухи и рассказы», конечно, не могут быть достоверным историческим источником, но М. В. Родзянко прав, утверждая, что по ним можно судить об общественном настроении
и представлениях широких масс о тех или иных явлениях. Подтверждение этому
можно найти и у А. И. Деникина. Рассуждая о переменах в отношении армии
к династии, он сделал вывод: «В армии громко, не стесняясь ни местом,
ни временем, шли разговоры о настойчивом требовании императрицей сепаратного мира, о предательстве ею в отношении фельдмаршала Китченера4,
о поездке которого она, якобы, сообщила немцам, и т. д. Переживая памятью
1
Нежданов Л. Предисловие к русскому изданию // А. П. Извольский. Воспоминания.
Пг.; М., 1924. С. 5–6, 10–11.
2
Там же. С. 10–11.
3
Родзянко М. В. Крушение империи. С. 10.
4
Китченер – военный министр Великобритании. 5 июня 1916 г. отплыл с визитом
в Россию на крейсере «Хэмпшир». Корабль подорвался на мине, установленной германской подводной лодкой. Погибли почти все, в том числе Китченер.

177

минувшее, учитывая то впечатление, которое произвел в армии слух об измене императрицы, я считаю, что это обстоятельство сыграло огромную роль
в настроении армии, в отношении ее и к династии, и к революции»1. Можно
сказать, мемуары, как никакой другой источник, передают дух эпохи во всем
ее своеобразии.
Но далеко не всегда мемуарист передает этот «дух эпохи» так, как ощущал его в момент события, свидетелем которого был. Время приносит новые
знания и новые толкования того, что мемуарист видел когда-то или в чем участвовал сам. Они могут быть принесены извне, продиктованы новыми политическими обстоятельствами или переосмыслены самим мемуаристом. Свидетельские показания о событии становятся его позднейшей интерпретацией.
П. Н. Милюков в своих «Воспоминаниях» поставил перед собой вопрос:
не видит ли сам историк-мемуарист, «с достигнутой временем высоты понимания, минувшие события в ином свете, нежели видел тогда, когда они совершались, – хотя и тогда они были предметом его наблюдения – или даже
мотивом его поступков? Не вносит ли он в оценку субъективного момента или не вносил ли его тогда, желая теперь быть объективным? По необходимости, он видит многое яснее, но в том ли же свете, как прежде? И если
он берется описывать прошлое, в котором сам он был не только свидетелем,
но и участником, то должен ли он вносить в теперешнее описание свое более
ясное понимание или прикрывать рассказ завесой прежнего неполного знания?».
Для себя Милюков ответ нашел: «Теперь, на далеком расстоянии от событий,
мне не приходится менять позиций, а остается лишь углублять их понимание
и уточнять их объяснение. Этот элемент новизны я должен признать в моем
описании и не мог бы от него отказаться. Но я считаю себя вправе утверждать, что это – углубление понимания и не есть отказ от прошлого. Это –
лишь результат привычки связывать факты в одно целое и искать в этой
связи отношений причинности»2.
Положенные в основу мемуаров документальные материалы и запечатленные
личной памятью автора события дополняют письменные источники, а все вместе
взятое позволяет объяснить смысл действий, сообщить детали и раскрыть
нюансы, никакими документами не передаваемые, в целом погружают читателя в сферу реальной жизни, поступков автора и действий окружавших его
людей. Это свойство искренне написанных мемуаров позволяет им не терять
интереса и привлекать внимание, сколько бы времени ни прошло с их появления.
Значительный массив документов и материалов периода войны, Февральской
и Октябрьской революций, Первой мировой и Гражданской войн издал журнал
«Архив русской революции», вышедший в 22 томах в Берлине в 1921–1937 гг.3
1

Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Париж; Берлин: Я. Поволоцкий; Слово,
1921–1926. Т. 1: Крушение власти и армии (Февраль – сентябрь 1917 г.), вып. 1–2. Париж,
1921. Вып. 1. С. 17.
2
Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917): в 2 т. Т. 2. С. 154–155.
3
Архив русской революции: в 22 т. / изд. И. В. Гессеном. Берлин, 1921–1937.

178

Его издателем-составителем был известный политический деятель, член партии конституционных демократов
И. В. Гессен. После Октябрьской революции он выступил против Советской власти, входил в Политический
центр при штабе генерала Н. Н. Юденича, эмигрировал. В своем «Архиве»
Гессен собрал тексты авторов, которые
до эмиграции занимали различное
социальное и служебное положение,
а в политическом спектре придерживались подчас полярных взглядов –
от монархистов до социалистов. Публикации «Архива» – дневниковые записи и воспоминания – субъективны,
но в своей совокупности отражают разные точки зрения на реальное состояние страны и общества, в том числе
содержат оценку политических и военных событий Первой мировой войны. В «Архиве» нашли место воспоминания
политических деятелей, дипломатов, военачальников. Отцу писателя В. В. Набокова и сыну министра юстиции Д. Н. Набокова, одному из лидеров Конституционно-демократической партии Владимиру Дмитриевичу Набокову принадлежат воспоминания «Временное правительство»1. Помещен труд председателя 4-й Государственной Думы М. В. Родзянко «Крушение империи»2.
Опубликованы воспоминания заместителя министра внутренних дел С. П. Белецкого3 и начальника Дворцовой охраны А. И. Спиридовича4. Включены мемуары генерала А. С. Лукомского5 и документы к ним6. Приведены записки
армейских офицеров и генералов: С. В. Милицына7, В. М. Краснова8, Ю. Н. Данилова9. Обнародованы документы и материалы о деятельности Ставки10. На1

Набоков В. Д. Временное правительство // Архив рус. рев. 1921. Т. 1. С. 9–96.
Родзянко М. В. Крушение империи: (Зап. председателя русской Государственной
Думы) // Там же. 1926. Т. 17. С. 5–169.
3
Белецкий С. П. Воспоминания // Там же. 1923. Т. 12. С. 5–75.
4
Спиридович А. И. При царском режиме // Там же. 1924. Т. 15. С. 85–206.
5
Лукомский А. С. Из воспоминаний // Там же. 1921. Т. 2. С. 14–44; 1922. Т. 5. С. 101–190;
Т. 6. С. 81–160.
6
Документы к «Воспоминаниям ген. А. Лукомского» // Там же. 1921. Т. 3. С. 247–270.
7
Милицын С. В. Из моей тетради: (Последние дни Преображенского полка) // Там же.
1921. Т. 2. С. 170–193.
8
Краснов В. М. Из воспоминаний о 1917–1920 гг. // Там же. 1923. Т. 8. С. 110–165.
9
Данилов Ю. Н. Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел. Князе Михаиле Александровиче // Там же. 1928. Т. 19.
10
Ставка 25–26 октября 1917 г.: [Документы и материалы] // Там же. 1922. Т. 7. С. 279–320.
2

179

печатаны записки участников Брест-Литовских
переговоров О. Чернина1 и Д. Г. Фокке2. Эти
материалы и документы существенно расширяют представления об эпохе и ее проблемах.
Вышедшие в 1920–1930-е годы в зарубежных издательствах на русском языке мемуары
ряда генералов российской армии стали доступны массовому читателю только после распада Советского Союза либо через открывшиеся, ранее недоступные, фонды крупных биб
лиотек, либо благодаря переизданиям прежде
запрещенных книг.
Мемуары политических руководителей.
Важнейшие события международных отношений сквозь призму своего личного участия в них
стремились раскрыть российские бывшие ми- Александр Петрович Извольский
нистры иностранных дел. В 1906–1910 гг. эту
должность занимал А. П. Извольский, его мемуары вышли за рубежом одновременно на французском и английском языках, на русский были переведены
с английского издания и опубликованы в 1924 г., в советское время были переизданы3. В его труде много места уделено российско-германским отношениям,
особенно истории заключения и последовавшей вскоре денонсации российскогерманского договора 1905 г., «Бьеркского соглашения», лично заключенного
российским и германским императорами. В мемуарах настойчиво проводится
мысль о том, что германский император Вильгельм II «делал все возможное,
чтобы подвигнуть царя на политику авантюр на Дальнем Востоке, пользовался в это время всяким удобным случаем, чтобы испортить отношения
между Россией и Англией»4. Значительное место отводит А. П. Извольский
и отношениям с Францией, послом в которой он был в 1910–1917 гг.
Сменивший Извольского на посту министра иностранных дел С. Д. Сазонов возглавлял внешнеполитическое ведомство в 1910–1916 гг.5 Свое видение внешнеполитических проблем и практическую дипломатическую работу
отразил в воспоминаниях, первоначально вышедших в Париже и Берлине6.
1

Чернин О. Брест-Литовск: Из мемуаров // Архив рус. рев. 1921. Т. 2. С. 108–133.
Фокке Д. Г. На сцене и за кулисами Брестской трагикомедии: (Мемуары участника
Брест-Литовских мирных переговоров) // Там же. 1930. Т. 20.
3
Извольский А. П. Воспоминания / пер. с англ. Л. Сперанского; [предисл. Л. Нежданова].
Пг.; М., 1924. 191 с.
4
Там же. С. 31.
5
Сазонов С. Д. (1860–1927). На дипломатической службе с 1883 г., занимал должности
посланника в США, товарища (заместителя) министра, управляющего МИД. Министр
иностранных дел в 1910–1916 гг. В январе 1917 г. назначен послом в Великобритании,
но в связи с Февральской революцией к работе в Лондоне не приступил.
6
Сазонов С. Д. Воспоминания. Париж: Книгоизд-во Е. Сияльской, 1927. 398 с.
2

180

В его мемуарах представлена широкая панорама международных отношений и роли в них
России во временном отрезке от Боснийского кризиса 1908 г. до Первой мировой войны.
Много места уделено международному кризису 1911 г. относительно Марокко и участию
русской дипломатии в его разрешении. Нашли
широкое отражение балканские дела – первая
и вторая Балканские войны и их последствия.
Показано германское проникновение на Ближний Восток. Три главы посвящены событиям,
приведшим к возникновению Первой мировой
войны и международным отношениям на ее
протяжении: присоединение Турции к союзу
Австрии и Германии, отход Италии и Румынии от политики нейтралитета и присоединение их к Антанте. Не обойдено вниманием
Сергей Дмитриевич Сазонов
и внутреннее положение России, в том числе
пагубные последствия решения императора возложить на себя верховное главнокомандование.
С. Д. Сазонов еще в начале войны, 14 сентября 1914 г., в предвидении победы
Антанты изложил послам Франции и Великобритании Палеологу и Бьюкенену
свою неофициальную программу послевоенного устройства мира. О ее содержании он рассказал в мемуарах. Проект
Сазонова предусматривал уплату Германией и Австрией контрибуции, сокрушение германской мощи, отторжение ряда германских земель в пользу
ее противников по войне: Эльзаса, Лотарингии и части Рейнской области –
Франции; Шлезвига и Гольштинии –
Дании; приращение территории Бельгии,
восстановление Ганноверского королевства. Германские колонии делились
между Англией, Францией и Японией.
Предполагалось преобразование АвстроВенгрии в триединую монархию в составе Австрии, Венгрии и Богемии.
Намечался территориальный передел
Европы по национальному принципу,
и в этом контексте было выдвинуто
требование присоединения к России
нижнего течения Немана и Восточной
181

Галиции, а к зависимой от России Польше – Западной Галиции, Познани и Силезии. Территориально вознаграждались Италия, Сербия, Болгария, Греция1.
Позже Сазонов дополнил свой проект вопросом о проливах Босфор и Дарданеллы. Объясняя его актуальность для России, он писал: «Я давно сознавал,
что процесс исторического развития русского государства не мог завершиться иначе, как установлением нашего господства над Босфором и Дарданеллами, являющимися самой природой созданными воротами, через которые
непрестанным потоком выливались на Запад природные богатства России,
в которых Европа ощущает постоянную потребность, и вливаются обратно
необходимые нам продукты ее промышленности. Всякая приостановка в этом
обмене производит опасное расстройство в экономической жизни России,
похожее на застой кровообращения в человеческом организме и требующее
постоянного наблюдения и регулирования. Эта задача не может быть предоставлена доброй или злой воле соседа, действующего иногда под влиянием
врага или самого являющегося врагом. Через эти же ворота вторгались
в Россию и вражеские силы, внося войну и разорение в ее пределы»2. В 1914 г.
предложения Сазонова о заключении союзнического соглашения были признаны несвоевременными, но впоследствии его идеи победители в войне реализовали, хотя и с некоторыми оговорками.
Многие российские политики в своих мемуарах в той или иной связи затрагивали военные вопросы. Одним из виднейших причастных к обороне деятелей
был М. В. Родзянко – лидер праволиберальной политической партии «Союз 17 октября»
(октябристов), председатель 3-й и 4-й Государственной Думы, активный участник Февральской революции, в ходе которой возглавил
Временный комитет Думы. В годы войны
он по роду своей деятельности часто контактировал и с императором Николаем II, и с генералами Ставки Верховного главнокомандующего. Будучи одним из самых информированных людей в стране, о многом из увиденного
рассказал в трех книгах: «Государственная
дума и Февральская революция 1917 г.», «За кулисами царской власти», «Крушение империи»3.
Ценным свидетельством эпохи являются дневник4 и мемуары П. Н. Милюкова. Михаил Владимирович Родзянко
1

См.: История дипломатии. 2-е изд. М.: Изд-во полит. лит., 1965. Т. III. С. 16–17.
Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 299.
3
Родзянко М. В. Государственная дума и Февральская революция 1917 г. Ростов н/Д:
[б. и.], 1919. 64 с.; Его же. За кулисами царской власти [Отрывки из воспоминаний].
М.: Гудок, 1926. 64 с.; Его же. Крушение империи. 272 с.
4
Милюков П. Н. Дневник. С. 3–48.
2

182

Он, историк по образованию и научным занятиям, служил приват-доцентом
Московского университета. С 1916 г. являлся почетным доктором Кембриджского университета. Активно вел общественно-политическую работу, был
одним из основателей Конституционно-демократической партии, стал председателем ее Центрального комитета и редактором газеты «Речь». Избирался
депутатом Государственной Думы III и IV созывов. После Февральской революции в качестве министра иностранных дел вошел в первое Временное правительство. Октябрьскую революцию не принял, включился в Белое движение,
закончил жизнь в эмиграции. Свои «Воспоминания» он начал писать в годы
Второй мировой войны. Они состоят из девяти частей. В контексте настоящей
работы особое внимание привлекают части восьмая («Четвертая Дума») и девятая («Временное правительство»)1.
Депутат II, III и IV созывов Государственной Думы В. В. Шульгин, оказавшись в эмиграции, опубликовал в «Русской мысли» мемуары, которые в 1925 г.
вышли в Ленинграде полностью, без сокращений и изменений2. Его воспоминания представляют собой политическую историю России начала XX в.
вплоть до крушения империи. В разделах о годах войны показано и благожелательное отношение Государственной Думы к требованиям армии увеличить
поставки вооружений и боеприпасов. В намерении сделать все возможное
в этом отношении Дума в 1915 г. образовала четыре «Особых совещания» –
по государственной обороне, транспорту, топливу, продовольствию. Шульгин
рассказывает о деятельности «Особого совещания по обороне», членом которого
1

Милюков П. Н. Воспоминания (1859–1917): в 2 т.
Шульгин В. В. Дни: [записки] / вступ. ст. и поясн. примеч. С. Пионтковского. Л.: Прибой,
1925. 228 с.
2

183

был. Военный министр Поливанов доложил: начальник штаба Ставки просит
довести производство снарядов до 50 «парков»1 в месяц. Запрашиваемый объем
производства вызвал сомнения: «Сейчас решится масштаб дела, а, следовательно, и масштаб войны. 50 “парков”, если считать на “полевые парки”, которые
заключают в себе 30 000 снарядов, – это выходит полтора миллиона в месяц.
Это много. Но достаточно ли?». Первым сомнение высказал Марков, предложивший увеличить производство вдвое. Его поддержали Родзянко, Львов, Милюков
и другие. Решением было – производить 100 «парков» снарядов. Впоследствии оказалось, что и этого мало. Реакцией было постановление довести выпуск снарядов
до 150 «парков»2. Шульгин объективно освещает отношение Думы к просьбам
армии об увеличении финансирования производства вооружений. Лукомский подтверждает: «Я должен констатировать, что за все время работы 3-й и 4-й Государственных Дум ни одно из представлений военного министерства, касавшихся
улучшения боеспособности армии или обороны страны, не было отклонено»3.
Мемуары военных министров. Большой пласт мемуарной литературы составляют воспоминания военных министров. В рассматриваемый период –
с начала войны и до Октябрьской революции – ими были В. А. Сухомлинов
(11 марта 1909 – 12 июня 1915), А. А. Поливанов (13 июня 1915 – 15 марта 1916),
1

Артиллерийские парки – базы, накапливавшие запасы артиллерийского вооружения
и боеприпасов и обеспечивавшие ими действующие войска. Все парки полевой артиллерии расформированы в 1918 г.
2
Шульгин В. В. Дни: [записки]. С. 54–55.
3
[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 1. С. 29.

184

Д. С. Шуваев (15 марта 1916 – 3 января 1917),
М. А. Беляев (3 января 1917 – 1 марта 1917).
В должности морского министра состоял
И. К. Григорович (19 марта 1911 – 1 марта 1917).
Во Временном правительстве военное и морское ведомство возглавляли А. И. Гучков
(2 марта 1917 – 30 апреля 1917), А. Ф. Керенский (5 мая 1917 – 30 августа 1917), А. И. Верховский (30 августа 1917 – 20 октября 1917).
Все названные министры, кроме Шуваева и Беляева, оставили воспоминания.
В. А. Сухомлинов (1848–1926) сделал блестящую карьеру, на вершине которой имел чин
генерала от кавалерии. Образование получил
в 1-м Петербургском кадетском корпусе, Николаевском кавалерийском училище, НиколаевВладимир Александрович
ской академии Генерального штаба. Он приСухомлинов
обрел боевой опыт в ходе Русско-турецкой
войны 1877–1878 гг., прошел школу командования на уровне командира полка
и дивизии, командующего войсками Киевского военного округа, получил навыки военного планирования на посту начальника Генерального штаба, усвоил
принципы административной работы, будучи киевским, волынским и подольским генерал-губернатором. Впечатляющий послужной список вполне оправдывал назначение его в марте 1909 г. военным министром. Однако Первая мировая
война обнаружила серьезные провалы в обеспечении армии оружием и боеприпасами, в чем в большой степени был повинен военный министр. 11 июня 1915 г.
Николай II уволил Сухомлинова и даже на шесть месяцев посадил под арест
в Петропавловскую крепость. После Февральской революции Временное правительство отдало Сухомлинова под суд. По статье об измене и взяточничестве он был оправдан, по обвинению в «бездействии власти» приговорен к бессрочным каторжным работам. После Октябрьской революции Сухомлинова
освободили по амнистии. Воспользовавшись этим, он бежал из страны.
Неоднозначная биография прямо-таки вынудила Сухомлинова написать
книгу воспоминаний1. Она посвящена службе в разные периоды военной карьеры, а также описанию тюремных злоключений после ареста. Прямой заботой
и наиглавнейшей задачей Военного министерства было создание материальнотехнических резервов. В связи с обвинениями в срыве поставок в действующую
армию вооружения и боеприпасов Сухомлинов попытался найти оправдание
своим просчетам и бездеятельности. По его рассказу, уже военные маневры
1911 г., проходившие под Киевом, показали, что артиллерийских снарядов в расчете на одно орудие «нужны будут тысячи», а не по 500, как во время Русско1

[Сухомлинов В. А.] Воспоминания Сухомлинова. Берлин: Рус. универс. изд-во, 1924.
334 с.

185

японской войны, и об этом он говорил с премьер-министром Столыпиным в антракте спектакля в киевском
театре буквально накануне его убийства, пообещав на следующий день
представить соответствующие расчеты для доклада императору. Возможно и так, но проверить это по причине смерти Столыпина никак нельзя.
А с преемником Столыпина В. Н. Коковцовым, как пишет Сухомлинов, «со
здались самые неприязненные отношения», отчего Коковцов «еще менее стал
стесняться в сокращении кредитов,
что продолжалось вплоть до смены
его в 1914 г. Горемыкиным»1. Мало
того, Сухомлинов ссылается и на бюрократические проволочки: «Денежные ассигнования получали мы не в начале бюджетного года, а часто лишь
к концу последнего... Вследствие этого со средствами, действительно нам
отпущенными, приходилось обращаться очень осторожно, и случалось иногда
так, что отпущенные деньги мы не могли израсходовать вследствие наступ
ления зимы, а затем закрытия кредита за истечением бюджетного года. Коковцов в таких случаях не стеснялся дерзко заявлять, что я не умею целесооб
разно распорядиться отпускаемыми средствами и расходованием их»2. Видимо, В. Н. Коковцов как председатель правительства и министр финансов был
прав, упрекая военного министра в нераспорядительности. Лукомский также
утверждал, что «военный министр не был достаточно настойчив, не ставил
вопрос ребром, и соглашался на те урезки кредитов, которые требовались
министерством финансов»3. Но и средства, которые выделялись, зачастую
не осваивались. Деникин приводит потрясающий факт: «В течение управления Сухомлинова ведомство получило особый кредит в 450 миллионов рублей
и не израсходовало из них 300 миллионов! До войны вопрос о способах усиленного питания армии боевыми припасами, после израсходования запасов мирного
времени, даже не поднимался»4.
Срыв накопления стратегических запасов оружия Сухомлинов объясняет
не только злонамеренными действиями Министерства финансов, но и запоздав1

[Сухомлинов В. А.] Воспоминания Сухомлинова. С. 177.
Там же. С. 178.
3
[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 1. С. 28.
4
Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль –
сентябрь 1917 г.), вып. 1–2. Париж, 1921. Вып. 1. С. 29.
2

186

шим принятием программы перевооружения: «Мне удалось лишь в 1914 г. провести так называемую большую программу, результаты которой могли начать проявляться только с 1916 г., если бы всемирная война не вспыхнула
раньше того»1. И это при том, что Государственная Дума всегда поддерживала ассигнования на оборону, по признанию самого Сухомлинова, «отнеслась
в полной мере сочувственно к дальнейшему усовершенствованию боевых наших сил, что зависело от тех средств, которые могли быть нам на это
ассигнованы»2.
Несоответствующим своей роли военного министра выглядит Сухомлинов
и в оценке Брусилова: «Сухомлинова я знал давно, служил под его начальством
и считал, да и теперь считаю, его человеком, несомненно, умным, быстро
соображающим, и распорядительным, но ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он был, что называется, очковтиратель и, не углубляясь в дело, довольствовался поверхностным
успехом своих действий и распоряжений... Помимо того, он восстановил еще
против себя, в угоду правительственному течению, всю Государственную
Думу. А это был большой промах, ибо Дума всеми силами старалась развить
военную мощь России, поскольку это от нее зависело»3.
А. А. Поливанов (1855−1920). Генерал от инфантерии. Окончил Николаевскую
инженерную академию и Николаевскую академию Генерального штаба. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. С 1899 г. служил в Главном
штабе, в том числе в 1905–1906 гг. его начальником. В 1906–1912 гг. помощник военного
министра. С 1912 г. в отставке, в том же году
введен в состав Государственного Совета, в котором состоял до 1915 г. В июне 1915 – марте
1916 г. военный министр, уволен в отставку.
После Февральской революции являлся председателем Особой комиссии по реорганизации армии на демократических началах и Комиссии по улучшению быта военных чинов.
С февраля 1920 г. служил в Красной Армии.
Во время советско-польских мирных переговоров 1920 г. в Риге исполнял обязанности военного эксперта.
Мемуары А. А. Поливанова впервые были
изданы в 1924 г. в неполном виде: из предпоАлексей Андреевич Поливанов
1
[Сухомлинов В. А.] Воспоминания Сухомлинова. С. 182; О самой программе см.:
Зайончковский А. М. Подготовка России к мировой войне в международном отношении /
предисл. и под ред. М. П. Павловича. [Л.]: Воен. тип. Упр. делами Наркомвоенмор и РВС
СССР, 1926.
2
[Сухомлинов В. А.] Воспоминания Сухомлинова. С. 181.
3
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 58.

187

лагавшихся двух томов вышел только первый.
Его содержание составили дневниковые записи
за 1907–1913 гг. и первые четыре главы труда
«Девять месяцев во главе Военного министерства. 13 июня 1915 года – 13 марта 1916 года»1.
Продолжение работы опубликовал журнал
«Вопросы истории» в 1994 г.2 Высокое положение Поливанова в военно-политической
иерархии страны вызывает несомненный интерес к его взглядам на события в стране, деятельности по перестройке военной промышленности и увеличению производства вооружений. Поливанов показывает обстоятельства
несвоевременного и недостаточного снабжения
армии и обосновывает программу деятельноАлександр Иванович Гучков
сти по обеспечению ее боевыми и материальными ресурсами; представляет свою версию причин военных неудач в начале
войны, негативно оценивает принятие Николем II поста Верховного главнокомандующего.
А. И. Гучков (1862–1936). Богатейший предприниматель и лидер либеральноконсервативной партии «Союз 17 октября», Гучков был одним из крупнейших
политических деятелей России начала XX в. Окончив историко-филологический факультет Московского университета, совершил путешествие в Тибет.
В 1898 г. служил на Дальнем Востоке офицером казачьей охраны строительства Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). В 1899 г. воевал на стороне буров в Англо-бурской войне, был тяжело ранен. Участвовал в македонском восстании 1903 г. против Османской империи. В годы Русско-японской
войны находился в действующей армии как уполномоченный Красного Креста.
Под Мукденом попал в плен, не желая оставить находившихся в госпитале
раненых. Вернувшись в Россию, осенью 1905 г. вместе с Д. Н. Шиповым основал «Союз 17 октября». Потерпел поражение на выборах в Государственную
Думу I и II созывов, но в 1907 г. вошел в Государственный Совет от Москвы.
Избранный в 3-ю Государственную Думу, стал ее председателем, но 5 марта
1911 г. отказался от поста в знак протеста в связи с временным (12–15 марта
1911 г.) роспуском Думы, предпринятым для принятия одного из нужных Столыпину решений указом императора. Участвовал в Первой балканской войне
в рядах болгарской и сербской армий. Выборы в 4-ю Думу проиграл, но от активной деятельности не отошел. Во время Первой мировой войны стал уполно1

Поливанов А. А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра
и его помощника 1907–1916 г. Т. 1 / под ред. А. М. Зайончковского; предисл. М. Павловича.
М.: Высш. воен. ред. совет, 1924. Т. I. 240 с.
2
Поливанов А. А. Девять месяцев во главе Военного министерства / под ред. В. В. Поликарпова // Вопр. истории. 1994. № 2–11.

188

моченным Красного Креста на фронте, председателем Центрального военнопромышленного комитета, членом Государственного Совета. Был одним из активнейших организаторов Февральской революции. Вместе с Шульгиным участвовал в принуждении Николая II к отречению от трона. В марте–мае 1917 г.
занимал должность военного и морского министра в первом составе Временного правительства. Провел масштабную чистку командного состава. Ушел
в отставку из-за неспособности противостоять анархии и разложению армии.
После Октябрьской революции активно участвовал в Белом движении в качестве представителя Деникина в странах Антанты. В эмиграции выступал
за военный переворот в СССР.
Свое участие в политической жизни России А. И. Гучков раскрыл в беседах
с Н. А. Базили, известным в годы войны в военных и дипломатических кругах
человеком1. В ноябре 1932 – феврале 1933 г. Базили взял в Париже у Гучкова
десять интервью, стенограммы которых были просмотрены и подписаны Гучковым. В августе–сентябре 1936 г. парижская газета «Последние новости»
опубликовала их под названием «Из воспоминаний А. И. Гучкова». В 1991 г.
стенограммы под редакцией В. И. Старцева поместил на своих страницах журнал «Вопросы истории»2. В 1991 г. они вышли отдельным изданием3. «Беседы»
представляют собой не последовательное изложение событий, а ответы на конкретные вопросы, которые интересовали Базили для собственных исследований. В «Беседах» Гучков высказался по многим вопросам политической эволюции России, приведшей к Февральской революции. Он оценил деятельность
Временного правительства и свою собственную как военного министра. Значительное место занял показ негативных явлений в области строительства вооруженных сил до начала Великой войны. По его мнению, существовало (речь идет
о времени, когда Гучков был председателем 3-й Государственной Думы) «совершенно непреодолимое препятствие для возрождения нашей военной мощи
и для поднятия ее на ту высоту, чтобы представлять Россию, – это участие
великих князей в военном управлении». Гучков попытался обосновать свое
мнение: «Во главе всей обороны (потому что там были не только сухопутные, но и морские дела) стоял великий князь Николай Николаевич... в то время
он тоже скорее представлял из себя рутину, не было у него настоящего понимания нужд армии, что нужно очень круто переменить подбор людей и порядки, чтобы поставить нашу военную мощь на должную высоту». И далее:
1
Базили Н. А. (1883–1963). Член Совета российского МИД. В 1914–1917 гг. являлся
дипломатическим представителем МИД при Ставке, в 1917 г. – директор дипломатической
канцелярии при Верховном главнокомандующем. По поручению генерала М. В. Алексеева
составил проект акта об отречении Николая II. С июня 1917 г. советник Российского посольства в Париже. После окончания Гражданской войны занимался литературной деятельностью. С осени 1939 г. жил в США.
2
Александр Иванович Гучков рассказывает... Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили /
под ред. В. И. Старцева // Вопр. истории. 1991. № 7–12.
3
[Гучков А. И.] Александр Иванович Гучков рассказывает... Воспоминания Председателя Государственной Думы и военного министра Временного правительства. М., 1993.

189

«Главным препятствием для военного министра был Совет государственной
обороны. Во главе отдельных главных управлений стояли: во главе учебного
ведомства – великий князь Константин Константинович; во главе Главного
артиллерийского управления – великий князь Сергей Михайлович; Военноинженерного управления – Петр Николаевич. Эти люди, во-первых, мешали,
а затем, они снимали с военного министра ответственность, и не было
известно, кто начальник». Положение исправила реформа военного ведомства:
«Рядом с начальниками главных управлений были созданы должности генералинспекторов, и вот те великие князья, которые занимали должности начальников главных управлений, делались генерал-инспекторами. Это была очень
высокая и почетная должность, они могли инспектировать это управление
сверху донизу, но не имели никаких прав по распоряжению. Все смотры они
должны были докладывать военному министру»1.
В «Беседах» А. И. Гучков неоднократно затрагивал проблему соответствия
руководителей и военачальников занимаемым должностям. Алексеев – «человек
большого ума, большого знания... широкого государственного ума», однако полностью раскрыть себя ему препятствовали «недостаточно развитая воля, недостаточно боевой темперамент для преодоления тех препятствий, которые
становились по пути. Работник усердный, но разменивающий свой большой
ум и талант часто на мелочную канцелярскую работу». Брусилов вообще вызывал у Гучкова отторжение: «Я был очень низкого мнения о Брусилове как
о человеке, как о стратеге. У него были большие свои успехи, которые я приписывал не столько ему, сколько обстановке и хорошим сотрудникам». И, напротив, о Корнилове в совсем другом тоне: «Он... завоевал в революционном
гарнизоне высокое моральное положение. Против него бунтовали, но с ним
считались. Человек он большого мужества, [не] считали, что он есть агент
реакции, расправы, верили, что он новый строй признал воистину, так что
он не вызывал против себя той злобы, тех подозрений, которые мог бы другой
генерал вызвать, ему подтягивание гарнизона давалось легче, чем другому.
Главное дело, у него был моральный авторитет»2.
Негодны, как полагал Гучков, были военные министры. При царе Сухомлинов стал главным препятствием преобразования армии3. Поливанов очень
умный, знающий, очень много пользы принес в свое время, но у него «не было
гражданского мужества, чувства долга»4. Во Временном правительстве военные министры также оказались не на высоте: «Верховский не был сторонником
революции, а был профитером революции. Ему казалось, что можно не мелкий свой карьеризм [удовлетворить, а] сыграть большую роль. Ему казалось,
что если он к этой революционной стихии подойдет, то сумеет ее вовремя
1

Александр Иванович Гучков рассказывает... Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили //
Вопр. истории. 1991. № 9–10. С. 195–196.
2
Там же. № 7–8. С. 200–202.
3
Там же. № 9–10. С. 200.
4
Там же. № 11. С. 191–192.

190

захватить и на этой волне продвинуться»1. Можно добавить, что и сам Гучков, проработав военным министром менее двух месяцев и осознав свою неспособность справиться с разложением армии, добровольно ушел в отставку.
А. Ф. Керенский (1881–1970). После окончания в 1904 г. юридического
факультета Петербургского университета занимался адвокатской практикой.
Являлся депутатом 4-й Государственной Думы. Возглавлял в ней фракцию трудовиков. В результате Февральской революции в первом составе Временного
правительства получил пост министра юстиции, одновременно был заместителем председателя Петроградского совета. 9 мая 1917 г. обнародовал «Декларацию прав солдата». После отставки Гучкова возглавил Военное министерство,
инициировал июньское 1917 г. наступление на фронте, закончившееся провалом. Ввел на фронте смертную казнь и учредил военно-революционные суды.
В июле 1917 г. заменил Львова на посту министра-председателя с сохранением
обязанностей военного и морского министра. С 30 августа 1917 по 3 ноября
1917 г. являлся Верховным главнокомандующим. После Октябрьского вооруженного восстания бежал в Англию, затем жил в Париже и США. Написал мемуары «Россия на историческом повороте», смысл которых в попытке оправдать свою политическую и военную деятельность и горьком признании, что
«никому не суждено уйти от ответственности за свои деяния... за маккиавеллиевскую политику, которая учит, что политика и мораль не имеют ничего
общего и что все, что считается аморальным, преступным в жизни одного
человека, не только допустимо, но даже необходимо во имя блага и мощи
государства»2.
А. И. Верховский (1886–1938). Его жизненный путь был извилист. Выходец из старинного аристократического рода, за осуждение
расправы с демонстрацией 9 января 1905 г. был
исключен из Пажеского корпуса и отправлен
унтер-офицером на Русско-японскую войну.
По его собственному рассказу, «когда 9 января
1905 года (а я в это время был фельдфебелем
государевой роты и камер-пажем императора)
в корпус приехали уланы, бывшие пажи, и показали окровавленные в стычке с рабочими клинки, я возмутился: “Оружие нам дано для того,
чтобы защищать родину, а не для борьбы
со своим народом”. За это я был разжалован
и сослан в действовавшую против Японии
армию»3. Но дальше карьера А. И. Верховского Александр Иванович Верховский
1

Александр Иванович Гучков рассказывает... // Вопр. истории. 1991. № 9–10. С. 206.
Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары / пер. с англ. М.: Респуб
лика, 1993. С. 382.
3
Верховский А. И. На трудном перевале. М.: Воениздат, 1959. С. 21.
2

191

шла по восходящей линии. За боевые отличия он получил орден и был произведен в подпоручики. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба.
В годы Первой мировой войны служил в штабах фронтовых подразделений.
После Февральской революции вступил в Партию социалистов-революционеров
(эсеров). В 1917 г. произведен в генерал-майоры. В мае–августе 1917 г. командовал войсками Московского военного округа. Став военным министром Временного правительства (с 30 августа по 21 октября 1917 г.), проводил политику обновления высшего командного состава путем выдвижения молодых офицеров. В декабре 1918 г. начал службу в РККА. Входил в качестве военного
эксперта в состав советской делегации на Генуэзской международной конференции 1922 г. В 1929–1931 гг. являлся начальником штаба Северо-Кавказского
военного округа. В 1936 г. получил звание комбрига, работал в военных академиях РККА, стал профессором, написал ряд военно-теоретических трудов.
Верховский официально отказался от политической деятельности и тем не менее
не избежал преследований: с 1918 г. его пять раз подвергали аресту, а в 1938 г.
расстреляли. Реабилитирован в 1956 г.1
Еще в 1918 г. А. И. Верховский издал «Походные дневники 1914–1918 г.»2.
Его наблюдения основаны на живых личных наблюдениях и беседах с участниками событий самого разного служебного положения, среди которых и офицер Генерального штаба капитан Рябцев, и председатель военной комиссии
Временного комитета Государственной Думы Б. А. Энгельгардт, и многие другие. Знание людей и обстановки позволило ему дать острые характеристики
очень заметным персонам, например главнокомандующему Юго-Западным фронтом генералу Иванову. Верховский рассказывает о своем восприятии начавшейся войны, рассматривает причины поражений в Восточной Пруссии в 1914 г.
и Галиции в 1915 г., делится впечатлениями о войне на Черном море в 1916 г.
и о вступлении в войну Румынии, показывает общественно-политическую ситуацию накануне крушения монархии и обстановку в контексте «буржуазия
в борьбе с пролетарской революцией» в тех городах России, где ему самому
довелось быть, – в Севастополе, Петрограде, Москве. Завершает повествование раздел о кризисе Временного правительства, победе пролетарской революции и решении перейти на сторону Советской власти.
В 1937 г. А. И. Верховский завершил работу над воспоминаниями, опубликованы они были в 1959 г. под названием «На трудном перевале». Выше был
приведен рассказанный в них эпизод из биографии Верховского. Диапазон
книги широк – это и личное восприятие начавшейся войны, и рассказы о тех
событиях, в которых автор участвовал, включая разгром в Восточной Пруссии
в 1914 г., сражение в Галиции 1915 г., боевые действия на Черном море и в Ру1

См. о нем: Полторак С. Н., Голубев А. А. Александр Иванович Верховский: первый
опыт анализа историографии // Клио. 2006. № 1. С. 54; Сафронов Ю. И. Дневник Верховского. М., 2014; Бондарь М. М. Голгофа генерала Верховского // Воен.-ист. журн. 1993. № 10.
2
Верховский А. И. Россия на Голгофе: (Из походного дневника 1914–1918 гг.). Пг.: 5-я гос.
тип., 1918.

192

мынии. Через собственное восприятие показаны события Февральской революции, как они разворачивались в Петрограде и Севастополе, где Верховский
служил. Дана оценка корниловскому выступлению и политике Временного
правительства, результатам своего участия в нем и причинам своего ухода
из правительства.
Воспоминания генералов. После завершения войны мемуары написали
многие генералы, составившие имя в военной истории России и занимавшие
ключевые должности Верховного главнокомандующего, главнокомандующих
фронтами, командующих армиями, служившие под их началом начальники
штабов и квартирмейстеры. В их воспоминаниях дана развернутая картина
принятия стратегических решений и тактических действий по их осуществлению. Участники войны в генеральских чинах, занимавшие сравнительно невысокие должности – командиров корпусов, дивизий, бригад, начальников штабов воинских подразделений этого уровня, также создали значительный пласт
мемуарной литературы. Внимание этих авторов привлекают сражения, в которых они лично участвовали, описания ограничены масштабами действий подчиненных им подразделений и основаны на личных впечатлениях. В воспоминаниях командиров дивизий и бригад зачастую не найти глубокого анализа
решений командования в масштабе армии и тем более фронта, но результаты
осуществления замыслов высшего командования они ощущали на боевой
судьбе своих частей, и это давало основания для оценки и критики вышестоящих начальников.
В зависимости от степени участия в описываемых событиях генералы концентрируют свои воспоминания на нескольких ключевых темах. Это собственно
боевые операции: Восточно-Прусская, Галицийская, Варшавско-Ивангородская,
Лодзинская, Нарочская, наступление Юго-Западного фронта летом 1916 г., попытка июньского наступления 1917 г. Кроме того, постоянно присутствуют
рассуждения о профессиональных качествах военного руководства – Верховного главнокомандующего, военных министров, главнокомандующих фронтами,
командующих армиями и корпусами, даже командиров дивизий, о провалах
в обеспечении армии вооружением и кадровыми резервами, негативных последствиях принятия Николаем II обязанностей
Верховного главнокомандующего вооруженными силами России, отречении императора,
разложении армии накануне и после Февральской революции, ее отношении к революции.
А. А. Брусилов (1853–1926). Генерал от кавалерии. Был одним из наиболее успешных
полководцев Первой мировой войны. Потомственный военный, вышедший из семьи генерала и сам ставший генералом от кавалерии,
Брусилов прошел все ступени военной карьеры. Окончил Пажеский корпус, участвовал
Алексей Алексеевич Брусилов
193

в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг.
В ходе службы командовал кавалерийской дивизией, армейским корпусом.
В 1912–1913 гг. – помощник командующего войсками Варшавского военного округа. В начале Первой мировой
войны командовал 8-й армией, участвовал в Галицийском сражении. С марта
1916 г. возглавлял Юго-Западный фронт,
войска которого осуществили прорыв
австро-германской обороны. В мае–
июле 1917 г. являлся Верховным главнокомандующим. После Октябрьской
революции отказался вступить в Белое движение, с 1920 г. служил в Красной Армии.
Каждая из глав его мемуаров посвящена событиям 1914, 1915, 1916 и 1917 гг.1
Ни одна состоявшаяся в эти годы военная операция, к которой был причастен автор, им не упущена. Позже о них,
как и о затронутых Брусиловым ключевых военных и политических событиях,
будет еще сказано. Февральскую революцию А. А. Брусилов поддержал. Назначенный Временным правительством Верховным главнокомандующим,
он, «видя полный развал армии и не имея ни сил, ни средств переменить ход событий, поставил себе целью хоть временно сохранить относительную боеспособность армии и спасти офицеров от истребления»2. Объясняет Брусилов
и свое принципиальное решение не эмигрировать из страны: «В самом начале
революции я твердо решил не отделяться от солдат и оставаться в армии,
пока она будет существовать или пока меня не сменят... считаю долгом
каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это
ни стоило»3.
В. И. Гурко (1864–1937). Сын генерал-фельдмаршала И. В. Гурко и сам генерал от кавалерии, входил в силу служебного положения в круг высшего военного и политического руководства страны. Он окончил Николаевскую академию
Генерального штаба, участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 гг., возглавлял Военно-исторический комитет по ее описанию. В Первую мировую войну
вступил начальником 1-й кавалерийской дивизии армии генерала Ренненкампфа,
действовавшей в Восточной Пруссии. Командовал армией в наступательной
Нарочской операции в марте 1916 г. Во время болезни генерала М. В. Алексеева
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. 249 с.
Там же. С. 211.
3
Там же. С. 222.
2

194

исполнял обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего. После Февральской революции Временное правительство назначило его главнокомандующим войсками Западного фронта. Однако Гурко остался верен
своим монархическим идеалам. Через четыре
дня после отречения Николая II В. И. Гурко обратился к нему с посланием, в котором
заявил: «Мною движет исключительно преданность русскому самодержцу, унаследованная мной от предков»1. Твердость представлений о воинской дисциплине и принципах построения взаимоотношений между рядовым
и начальствующим составом вооруженных сил
Василий Иосифович Гурко
обусловили его несогласие с принятой Временным правительством «Декларацией прав военнослужащих», что привело
к острому конфликту с военным министром А. Ф. Керенским. 5 июня 1917 г.
Временное правительство отстранило Гурко от должности главнокомандующего Западным фронтом в связи с личным заявлением об отсутствии у него возможности следовать правительственному курсу. Расплатой был арест по приказу Керенского, заключение в Петропавловскую крепость, а затем и высылка
в Англию, где он впервые опубликовал мемуары на английском языке, затем
они вышли на русском – в Берлине2.
В мемуарах, названных «Война и революция в России», В. И. Гурко прикоснулся к широкому спектру вопросов – от повседневной жизни и боев подчиненных ему подразделений до неумолимо нараставшего политического
кризиса в стране, переросшего в свержение монархии. Исходный постулат
Гурко о происхождении войны состоит в утверждении, что «все войны, в которых участвовали цивилизованные народы, тем или иным способом были
подготовлены германской дипломатией, направлявшейся этим “богом войны”
императором Вильгельмом»3. Неминуемость провоцируемой Вильгельмом II
войны сделала неизбежными мобилизацию русской армии и ее вынужденные
действия против начавшей войну Германии и ее союзников.
А. И. Деникин (1872–1947). Деникин относится к числу наиболее успешных
российских военачальников. Он был одним из немногих генералов, чей отец
1

Цит. по: Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. СПб.: ЗАО «Центрполиграф», 2007. С. 211.
2
Gourko B. Memories and Impressions of War and Revolution in Russia 1914–1917. London:
John Murray, 1918; Гурко В. И. Россия 1914–1917 гг. Воспоминания о войне и революции.
Берлин, 1922.
3
Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 4.

195

был крестьянином, дослужившимся в армии
до чина майора1. Выдающиеся личные способности позволили Деникину, несмотря на происхождение, окончить Николаевскую академию Генерального штаба. Участник Русскояпонской войны. По восходящей линии шла
его служебная карьера. Служил на штабных
должностях, в июне 1910 г. назначен командиром 17-го пехотного Архангелогородского полка, которым командовал до назначения в марте
1914 г. генералом для поручений при Командующем войсками Киевского военного округа. В июне 1914 г. произведен в чин генералмайора. В начале Первой мировой войны назначен генерал-квартирмейстером 8-й армии,
Антон Иванович Деникин
в сентябре переведен на должность командира 4-й стрелковой бригады, развернутой в августе 1915 г. в дивизию. Успешно
проявил себя в ходе Луцкого («Брусиловского») прорыва 1916 г. В 1916 г. стал
генерал-лейтенантом и был назначен командующим 8-м корпусом на Румынском
фронте. Принял Февральскую революцию. В апреле–мае 1917 г. являлся начальником штаба Ставки Верховного главнокомандующего, затем главнокомандующим Западным и Юго-Западным
фронтами. 28 августа 1917 г. арестован
за поддержку выступления генерала
Л. Г. Корнилова. Содержался в Быховской тюрьме по обвинению в мятеже, вместе с другими генералами бежал. В годы Гражданской войны один
из главных руководителей Белого движения 1918–1920 гг. Возглавлял Добровольческую армию, а после включения
в нее Войска Донского стал Главнокомандующим Вооруженными силами Юга России. Верховный Правитель
России А. В. Колчак 24 июня 1919 г. назначил Деникина своим заместителем,
но фактически Деникин эту должность
не исполнял. В связи с крахом Белого
движения в апреле 1920 г. эмигрировал в Англию.
В эмиграции Деникин издал мемуары в пяти томах под общим названием
1

196

Чин майора в российской армии существовал до 1884 г.

«Очерки русской смуты». Все они вышли на русском языке. Первый том «Крушение власти и армии (февраль–сентябрь 1917 г.)» вышел в Париже в 1921 г.
Второй том «Борьба генерала Корнилова» – в Париже в 1922 г. В нем Деникин
дает свою интерпретацию таких событий, как выступление генерала Корнилова, попытки утверждения новой власти через созыв Учредительного собрания, Октябрьская революция, Брестский мир. В третьем томе «Белое движение и борьба Добровольческой армии», охватывающем вторую половину 1917 –
начало 1918 г., показаны создание и боевые действия Добровольческой армии.
Этот том вышел в Берлине в 1924 г. Два завершающих тома посвящены Гражданской войне и краху Белого движения в хронологических рамках 1919–1920 гг.
Они впервые опубликованы тоже в Берлине в 1925 и 1926 гг.
В контексте настоящей работы наибольший интерес представляет первый
том1. В нем Деникин исследует сложившиеся еще до Первой мировой войны
идеологические устои русской армии, основанные на постулатах «вера, царь
и отечество», показывает разрушение их Февральской революцией путем «демократизации армии», деятельность Ставки Верховного главнокомандующего
и роль Николая II как Верховного главнокомандующего, военные реформы
Временного правительства, стратегическое положение Русского фронта к весне
1917 г., деятельность Брусилова в качестве Верховного главнокомандующего
и наступление русских армий летом 1917 г., собственную службу в должности
главнокомандующего армиями Западного и Юго-Западного фронтов. «Больные»
для армии, государства и общества вопросы Деникин рассматривает на фоне
политических событий в стране, которым дает острые оценки, не избегая и характеристик ведущих политических и военных деятелей, с которыми соприкасался по службе.
Ю. Н. Данилов (1866–1937). Генерал от инфантерии. Окончил Николаевскую академию
Генерального штаба. В начале Первой мировой войны назначен генерал-квартирмейстером штаба Верховного главнокомандующего
великого князя Николая Николаевича. В 1915 г.
после перевода его на Кавказ покинул Ставку и занимал ряд должностей в действующей
армии: был командиром корпуса, начальником штаба Северного фронта, командующим
V армией. В 1918 г. служил в Красной Армии,
возглавлял группу военных экспертов советской
делегации на переговорах в Брест-Литовске,
возражал против заключения Брестского мира.
Выйдя в отставку, примкнул к Белому двиЮрий Никифорович Данилов
жению, эмигрировал. Исследования Данилова
1

Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль–
сентябрь 1917 г.), вып. 1–2. Париж, 1921.

197

«Россия в мировой войне» и «Русские отряды
на французском и македонском фронтах» дополняет ряд других трудов: «Мои воспоминания об императоре Николае II и великом князе
Михаиле Александровиче»1, «Великий князь
Николай Николаевич»2, наконец, опубликованные в 1928 г. в Германии на немецком языке
мемуары «На пути к крушению». В России
полный текст вышел в 1992 г., затем несколько раз переиздавался3.
А. С. Лукомский (1868–1939). Генерал-лейтенант. Окончил Николаевскую академию ГенеАлександр Сергеевич
рального штаба. Служил начальником мобиЛукомский
лизационного отдела Генерального штаба, помощником начальника канцелярии военного министерства. С апреля 1916 г.
был на фронте, занимая должности командира пехотной дивизии, генералквартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего, командира армейского корпуса, начальника штаба Верховного главнокомандующего, когда
им был генерал Брусилов, а затем генерал Корнилов. Поддержал выступление
Корнилова в августе 1917 г. Снят с должности и по приказу А. Ф. Керенского
арестован вместе с Корниловым и Деникиным в Могилеве, заключен в Быховскую тюрьму, откуда вместе с другими генералами бежал на Дон. Участвовал
в Белом движении. В 1920 г. выехал за границу.
Предваряя свои «Воспоминания»4, Лукомский пишет о себе: «Я прослужил, будучи офицером генерального штаба, 12 лет в Киевском военном округе
и через мои руки проходили все вопросы, касавшиеся подготовки войск Киевского военного округа к мобилизации и к боевым действиям. Четыре года я был
начальником главного управления генерального штаба и руководил подготовкой к мобилизации всей армии. С начала войны я был начальником канцелярии
военного министерства, а с лета 1915 года до апреля 1916 года помощником
военного министра и через меня проходили все вопросы по снабжению армии.
В апреле 1915 г. я был назначен начальником 12 пехотной дивизии, причем имел
честь командовать этой дивизией, когда она, прорвав фронт австрийцев
1

Данилов Ю. Н. Мои воспоминания об императоре Николае II-ом и Вел. кн. Михаиле
Александровиче // Архив русской революции. 1928. Т. 19.
2
Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич. Париж: Imprimerie de Navarre,
1930. 370, [3] с., [3] л. ил.
3
Данилов Ю. Н. На пути к крушению: Очерки из последнего периода русской монархии. М.: Воениздат, 1992. 288 с.; Его же. На пути к крушению: Очерки последнего периода русской монархии / сост., предисл. и коммент. В. А. Авдеев. М.: XXI век – согласие,
2000. 400 с., 8 л. ил.
4
[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Период европейской
войны. Начало разрухи в России. Борьба с большевиками: в 2 т. Берлин: Отто Кирхнер
и К°, 1922.

198

22 мая 1916 года и составляя один
из авангардов 9-й армии, заняла Чернов
цы и продвинулась в Карпаты. Потом
я был начальником штаба 10-й армии
и, с ноября 1916 по апрель 1917 г., генерал-квартирмейстером Верховного
Главнокомандующего. На этой должности я в Ставке был свидетелем всех
событий начала революции. В апреле
1917 г. я принял 1-й армейский корпус,
а с 3-го июня 1917 г. я был начальником
штаба при Верховных Главнокомандующих Брусилове и Корнилове. После
так называемого “Корниловского выступления” я, с Корниловым, Деникиным и другими, был арестован и сидел
в Быховской тюрьме. 19 ноября 1917 г.
вместе с другими арестованными бежал на Дон. Во время гражданской
войны я был одно время начальником
штаба у генерала Корнилова, а при генерале Деникине был начальником военного управления, помощником главнокомандующего и, с июля 1919 года по январь
1920 года, был председателем Особого Совещания, исполнявшего функции правительства. В период генерала Врангеля я был его представителем при союзном командовании в Константинополе. Думаю, что мои воспоминания представят интерес и для современников, и для будущих историков»1. Нельзя не
согласиться с правомерностью ожиданий А. С. Лукомского.
В контексте истории Первой мировой войны вызывают интерес первые
две части воспоминаний – «Период, предшествовавший европейской войне
и подготовка к ней» и «Период европейской войны и государственный переворот». Отраженные в них военные и политические события позволяют составить более полное представление о работе командования и штабов разных
уровней по разработке и осуществлению оборонительных и наступательных
операций, о причинах трагических провалов и громких побед. Следует отметить также, что Лукомский не замыкается в круге чисто военных вопросов,
а стремится объяснить связь принимавшихся решений о масштабах и направлениях военных действий с политической ситуацией, в том числе у союзников.
Когда в начале декабря 1916 г. обнаружилось, что Германия, почувствовавшая
истощение своих возможностей, не против начать переговоры о мире, Россия
заняла непримиримую позицию. Она была изложена в приказе Верховного
главнокомандующего императора Николая II от 12/25 декабря 1916 г. А. С. Лу1

[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Период европейской
войны. Начало разрухи в России. Борьба с большевиками: в 2 т. Т. 1. С. 6–7.

199

комский его приводит в полном объеме. Отказ
от переговоров мотивировался и тем, что «достижение Россией созданных войною задач,
обладание Царьградом и проливами, равно как
создание свободной Польши из всех трех ее
ныне разрозненных областей, еще не обеспе
чено»1. Текст этого приказа составил генерал
Гурко, бывший на тот момент начальником
штаба Ставки, так что, надо полагать, высшие
генералы полностью разделяли сформулированные в нем политические цели и планировали военные действия исходя из них.
В. Ф. Джунковский (1865–1938). Становление Джунковского как военного вполне традиционно. Окончил Пажеский корпус, после
двух лет службы в Преображенском полку
произведен в офицеры. В 1891–1905 гг. был
Владимир Федорович
адъютантом московского генерал-губернатора
Джунковский
великого князя Сергея Александровича, затем
занимал в Москве должности вице-губернатора и губернатора. В 1913–1915 гг.
являлся заместителем (по тогдашней терминологии – товарищем) министра
внутренних дел и командующим Отдельным корпусом жандармов. В августе
1915 г. из-за расследования деятельности Г. Распутина по личному указанию
императора Николая II был отстранен от службы. По личной просьбе был направлен в действующую армию. Воевал с полной отдачей сил. Придя на фронт
командиром бригады в чине генерал-майора, был повышен до командира 8-й Сибирской стрелковой дивизии, а затем, произведенный в генерал-лейтенанты,
стал командиром 3-го Сибирского корпуса. После установления Советской
власти вышел в отставку, подвергался репрессиям, в 1918–1921 гг. находился
в заключении, по освобождении работал церковным сторожем, давал уроки
французского языка, писал воспоминания. В 1938 г., несмотря на незаметное
положение без всякой политической активности и преклонный возраст, был
расстрелян. Первый и второй тома мемуаров вышли в 1997 г.2, третий том,
охватывающий 1915–1917 гг., – в 2015 г.3
Завершающая часть мемуаров сконцентрирована на событиях, связанных
с участием Джунковского в боевых действиях. Собственный опыт службы
в армии у него был небольшим, но прирожденные способности и осознание
ответственности за реализацию замыслов командования позволили быстро
1

[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Период европейской
войны. Начало разрухи в России. Борьба с большевиками: в 2 т. С. 115.
2
Джунковский В. Ф. Воспоминания. М.: Изд-во им. М. и С. Сабашниковых, 1997. Т. 1–2.
3
Джунковский В. Ф. Воспоминания (1915–1917). М.: Изд-во им. М. и С. Сабашниковых, 2015. Т. 3.

200

стать вровень с боевыми генералами, профессионально руководить, несмотря
на промахи в решениях высшего командования. В этом плане показательна
его оценка Нарочской операции, в которой он лично участвовал, командуя дивизией. Это сражение в описании Джунковского предстает как образец героизма и мужества солдат и офицеров, обреченных на поражение из-за неразберихи в действиях штабов, не сумевших должным образом подготовить наступ
ление. Как и другие мемуаристы, Джунковский высказывает свое отношение
ко многим руководителям армии. Нельзя при этом не учитывать, что Джунковский принадлежал к числу убежденных монархистов, и это, надо полагать,
наложило отпечаток на его характеристики. Деникин, оставшийся верным
«белой» идее, вызывает у него симпатию; Брусилов, перешедший на сторону
Советской власти, – личную неприязнь. Естественно, и роль военного министра и председателя Временного правительства А. Ф. Керенского, не только
не приостановившего, но и усилившего развал армии, в оценке В. Ф. Джунковского, крайне отрицательна.
Д. В. Баланин (1857–?). Баланин встретил войну командиром 18-пехотной дивизии, действовавшей в составе 4-й армии на Юго-Западном фронте. С первых
дней войны быстро пошел на повышение. Был назначен командиром 27-го армейского корпуса 20-й армии, принимал участие в Варшавско-Ивангородской и Ло
дзинской операциях, в ликвидации в сентябре 1915 г. Свенцянского прорыва
и бое за Вилейку. Эти события описаны Баланиным в очерках «Молодечно»
и «Вилейка». Они по горячим следам опубликованы в 1916 г. в «Военном
сборнике»1. С 20 декабря 1916 г. Баланин, ставший к тому времени генералом от инфантерии, командовал 11-й армией Юго-Западного
фронта. 4 мая 1917 г. был уволен в отставку.
Воспоминания Баланина охватывают июль–
сентябрь 1914 г. Эти временные рамки ограничили содержание мемуаров характеристикой
взглядов военных на политическую обстановку накануне войны, освещением особенностей
проведенной мобилизации, продовольственного снабжения армии и военного быта. Дано
описание военных действий в районе Люблина, под Красником, на Белжицкой позиции,
у деревень Липа и Майдан, переправы через
реку Сан у Развадова2.
В общем можно сказать, что многие генераДмитрий Васильевич Баланин
лы, служившие в российской армии при импе1

Баланин Д. В. Молодечно // Воен. сб. 1916. № 9. С. 41–49; Его же. Вилейка. Бой 10 сентября 1915 года // Там же. 1916. № 10. С. 41–52, схемы.
2
Баланин Д. В. «На боевых полях»: (Воспоминания участника Великой войны) //
Воен. сб. 1917. № 1. С. 33–52; № 2. С. 31–50; № 3. С. 17–44.

201

раторе Николае II, в период Временного правительства и при Советской власти
сочли важным в воспоминаниях подвести итоги служения армии или высветить наиболее яркие моменты своего жизненного пути. Естественно, повествования велись в контексте боевых действий и общественно-политических
событий в армии и во всей стране. Вряд ли следует пытаться воспроизвести
оценки стратегических замыслов штабов и их тактические воплощения строевыми командирами в конкретных сражениях – это задача военного специалиста. Для того, кто им не является, целесообразнее ограничиться констатацией
конечных результатов операций и обратиться к тем разделам мемуаров, где
показаны сама военная среда, условия, в которых действовала армия, влияние
на нее событий в стране и собственная реакция автора на них.

3.3. Важнейшие боевые операции по воспоминаниям участников
После трагических событий на фронте в 1914 г. и кровопролитного отступ
ления лета–осени 1915 г. российско-германо-австрийский фронт протянулся
по огромной территории от Балтийского моря до границы с Румынией. Многие
российские военачальники в опубликованных воспоминаниях дали описание
и оценку стратегических замыслов и результатов их осуществления, эффективности деятельности верховного главнокомандования и собственной роли в проведенных операциях, компетентности нижестоящих командиров и боеспособности войск. Особую ценность этим воспоминаниям придает личная причастность авторов к описываемым событиям.
Восточно-Прусская операция. Главные виновники катастрофы – главнокомандующий Северо-Западным фронтом Я. Г. Жилинский и командующие
армиями П. К. Ренненкампф и А. В. Самсонов мемуаров не оставили. Самсонов погиб в бою, Жилинский был убит в 1918 г. в Крыму, Ренненкампф расстрелян большевиками в 1918 г. в Таганроге. Но воспоминания о тяжелом поражении русских армий оставили другие участники сражения. Акцент они
справедливо делали на выявлении причин трагедии. Их усматривали в том,
что больше всего бросалось в глаза, – в ошибках и просчетах высшего командования. Генерал Я. М. Ларионов1 командовал пехотной бригадой в армии
Ренненкампфа и дал подробное описание боев в книге «Записки участника
мировой войны». В ней в подробностях, день за днем, описаны передвижения
и бои бригады. Причины военной катастрофы объяснил ошибками командующих армиями, не имевших, по его мнению, стратегического мышления и неспособных руководить войсками2. А. И. Верховский, в будущем военный министр
1

Ларионов Я. М. (04.10.1858–?). Генерал-майор. С 09.11.1913 г. командовал 2-й бригадой 26-й пехотной дивизии, воевавшей в Восточной Пруссии и Польше в 1914 г. В ноябре
1914 г. освобожден от должности по болезни. Оставаясь в армии, служил в тыловых частях
вне фронта. Участник Белого движения.
2
Ларионов Я. М. Записки участника мировой войны. 26-я пехотная дивизия в операциях 1-й и 2-й русской армии на Восточно-Прусском и Польском театрах в начале войны /
сост. по дневнику и полевым документам. Харбин, 1936. Переизд.: М., 2009.

202

Временного правительства, с 3 сентября 1914 г. в составе 3-й Финляндской
стрелковой бригады находился на территории Восточной Пруссии. Здесь у него
состоялся разговор с офицером Генерального штаба капитаном Рябцевым.
Его рассказ – свидетельство очевидца: «Наши войска вошли в Восточную
Пруссию с двух сторон: с востока, со стороны Вильно, – генерал Ренненкампф
и с юга, со стороны Варшавы, – генерал Самсонов. 20 августа генерал Ренненкампф одержал победу у Гумбинена, и Жилинский вообразил, что немцы разбиты и бегут на запад, за Вислу. Он стал тормошить Самсонова, требуя,
чтобы тот отрезал немцев. Но дело было не так просто. Во-первых, армии
Самсонова пришлось по пескам, по плохим дорогам и без тыловых учреждений пройти более ста верст. Войска были так измотаны нелепым маршем
и к тому же без пищи, что солдаты одной дивизии на привале в знак протеста воткнули штыки в землю. Но не это главное. Когда Самсонов перешел
границу Пруссии у Нейденбурга, то оказалось, что немцы вовсе не разбиты
и не бегут, а просто, бросив Ренненкампфа, сосредоточиваются против Самсонова. Видя это, Самсонов... просил у Жилинского разрешения остановить
армию на дневку, разобраться в положении и подтянуть тылы. К тому же
и силы солдат, тащивших на руках артиллерию через пески, были истощены. Жилинский резкой телеграммой потребовал продолжения наступления.
23 августа Самсонов узнал, что против его левого фланга сосредоточиваются
крупные силы немцев. Он снова попросил разрешения остановиться и сначала
разбить врага, угрожавшего его тылам, а потом уже продолжать марш
на север. Жилинский послал в ответ оскорбительную телеграмму, заявив, что
путь перед армией свободен, что Самсонов своими малодушными и нерешительными действиями дает противнику возможность ускользнуть за Вислу...
Самсонов направил для личного доклада генералу Жилинскому своего ближайшего помощника – генерал-квартирмейстера. Но Жилинский даже не захотел выслушать его. “Передайте генералу Самсонову, что ему грезится враг
там, где его нет. Пусть генерал Самсонов проявит побольше храбрости, и все
будет благополучно”. 27 августа Самсонов завязал бой по всему фронту. Левый
фланг был атакован превосходящими силами немцев. На правом фланге армии
наши войска дрались также с превосходящими силами противника. В обоих случаях успех немцев определился. И только в центре русские корпуса еще вели
бои с переменным успехом. Нужно было немедленно выводить армию из боя.
Мне потом говорили офицеры штаба, что надвигавшаяся катастрофа была
всем ясна как день, но никто, кроме одного из молодых офицеров штаба,
не нашел в себе гражданского мужества сказать это. Не сделал этого и Самсонов». Решение Самсонова атаковать было губительным: «Центральная группа
войск во главе с Самсоновым была окружена. Войска в беспорядке стали
отступать. Офицеры пытались остановить наступление. Напрасно! Солдаты
бросали оружие... Самсонов со штабом пытался пробиться через леса на юг,
к своим, или делал вид, что пытается. А ночью в лесу он покончил с собой выстрелом из револьвера... Самодур, командовавший фронтом, играя на всех
203

струнах человеческого самолюбия, затащил армию Самсонова в мешок и предал
своего подчиненного. Ни разведки, ни охранения, ни связи, и над всем – царящее
тупоумие и военная безграмотность», – завершил свой рассказ офицер1.
В мемуарах нашли отражение не только просчеты командования. Генерал
В. И. Гурко, сам известный военачальник, повествуя о боях в Восточной Пруссии,
в которых он возглавлял дивизию в составе 1-й армии генерала Ренненкампфа,
свидетельствует о применении немцами химического оружия: «Примерно
в конце декабря (1914 г. – И. Ч.) германцы впервые применили средство поражения, до той поры никогда не применявшееся в войнах между цивилизованными государствами, – снаряды, начиненные удушающими газами». Детализируя эту информацию, Гурко рассказывает: «На моем правом фланге стояла
55-я дивизия, занимавшая оборону вблизи от Боржимовицкого леса на небольшом удалении от вражеских позиций. Примерно 28 декабря там успешно отра
зили несколько германских атак. После полудня траншеи дивизии, тянувшиеся
приблизительно на километр вдоль леса, вновь подверглись сильному обстрелу. С приближением сумерек германцы пошли в атаку и, к изумлению начальника нашей дивизии, без особых трудностей заняли лес». Когда контратакой
позиции были восстановлены, оказалось, что «наши траншеи буквально завалены трупами русских и германских солдат». На следующее утро Гурко получил дополнительное донесение: «В лесу обнаружены тела солдат, находящихся в бессознательном состоянии и почти не подающих признаков жизни
и что еще примерно двести человек в подобном же состоянии отправлено
в тыл... Офицеры медицинской службы доложили, что от одежды доставленных к ним в полубессознательном состоянии людей исходит отчетливый
запах формалина. Уцелевшие в бою подтвердили, что во время артиллерийского обстрела тот же самый запах был намного сильнее... Германские солдаты, укрывшиеся в захваченных ими русских траншеях, чтобы спастись
от нашего огня, по всей видимости, также подверглись действию удушающего газа». Противник «через месяц повторил свой эксперимент в значительно большем масштабе». На этом химические атаки не прекратились: «Другой
инцидент такого рода произошел в середине мая 1915 года... когда под газовую волну попал один из моих полков»2. И если немецкое командование массово
не применило на Восточном фронте химическое оружие, то это можно объяснить только одним: зависимость от направления ветра приводила к изменению направления газового облака и многочисленным жертвам среди самих
немецких солдат.
И еще один момент из истории войны. Поражения порождали слухи об измене. Гурко привел циркулировавшие по стране домыслы о Ренненкампфе: «Когда
военное счастье ему изменило, публика вспомнила о его немецком происхождении. Сообщали даже, что его родной брат будто бы служил в германской
1

Верховский А. И. На трудном перевале. С. 28.
Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 61–62, 111.
2

204

армии. Так или иначе, он пострадал точно так же, как и многие другие, от которых отвернулась удача. Общественное мнение в поисках причин и оправданий военного поражения неизбежно прибегает к слову “изменник” и ищет
подтверждения даже в тех случаях, когда это обвинение заведомо безосновательно». Несмотря на то, что «немецкое происхождение генерала Ренненкампфа было неоспоримым фактом, – продолжил Гурко, – следует помнить,
что всякий, кому приходилось с ним общаться, неизбежно проникался убеждением, что все его симпатии отданы России, в особенности – ее армии, в которой он прослужил сорок лет и приобрел репутацию блестящего военачальника... Я могу утверждать, что его отличали большая смелость, настойчивость и решительность при планировании боевых операций. Несомненно,
Франция должна быть благодарна ему за свою победу на Марне, а, следовательно, и за спасение Парижа от германского нашествия». Да и Самсонов,
по мнению Гурко, «во время Маньчжурской войны, в ходе которой он в основном командовал кавалерийскими частями, заработал себе отличную репутацию», и претензии к нему можно предъявить только в том, что «ему никогда
не доводилось проявить силу характера или решительность»1.
Лодзинская операция. Генерал Ф. Ф. Новицкий2 в 1914 г. был участником
Лодзинской операции в должности начальника штаба I армейского корпуса,
в связи с чем имел возможность в мемуарах оценить ее ход и причины поражения русских войск не по документам, а по собственному опыту. Замысел
операции, проходившей в октябре–ноябре 1914 г., предусматривал вторжение
войск Северного фронта в Силезию с последующим продвижением в направлении Берлина, что создавало предпосылки для победного окончания войны
в 1914 г. В войсках это порождало чувство эйфории, и Новицкий это признает:
«Настроение в общем было у нас повышенное. Внезапное бегство немцев, в связи
с ложными слухами о захвате нами Калиша, несколько переоценивало наши
успехи; ввиду этого широковещательная директива главнокомандующего Северозападным фронтом (генерала Жилинского. – И. Ч.) о том, что “пришла и наша
очередь для глубокого вторжения в Германию”, не была воспринята с тем
скептицизмом, которого эта директива по существу заслуживала»3. События пошли не так, как планировало командование, наступление было сорвано.
По мнению Новицкого, Лодзинская операция «наравне со многими другими
операциями маневренного периода мировой войны на русском фронте... ярко
подчеркнула полную неспособность старой армии вести полевую войну против
хорошо организованного, умело руководимого, стойкого и инициативного про1

Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 12.
2
Новицкий Ф. Ф. (1870–1944). Генерал-майор Русской армии, генерал-лейтенант Красной Армии. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба. В период Первой мировой войны командовал бригадой, дивизией, корпусом. В Гражданской войне участвовал на стороне Красной Армии.
3
Новицкий Ф. Ф. Лодзинская операция в ноябре 1914 г. (Из личных воспоминаний участника) // Война и революция. 1930. № 6. С. 112.

205

тивника. Интерес этой операции... заключается в демонстрировании полной
оперативной немощи тогдашних русских войск и бесталанности и инертности нашего командования. Вряд ли в военной истории найдется еще один
такой пример, когда успех, можно сказать, сам лез в руки одной из сторон,
в данном случае – русской, и когда эта сторона, благодаря своему военному убожеству, сделала, по-видимому, все, чтобы этим успехом не воспользоваться»1.
Еще один генерал, Н. С. Новиков, дал краткое, но насыщенное фактами
описание боев 6-й Сибирской стрелковой дивизии с группой немецких войск
генерала Шеффера под Лодзью. Напряженность боевой обстановки не помешала ему зафиксировать ход и сделать выводы о причинах неудачи. Как видно
из опубликованных записей Новикова, «наиболее существенными причинами,
объясняющими несовершенство работы русских войск и ярко выразившимися в рассматриваемой операции, вообще, а в действиях 6 Сиб. стр. дивизии,
в частности, является... неискусное управление соединениями из всех родов
войск со стороны высшего командного состава и штабов». Называет Новиков
и конкретных виновников неудачного исхода сражения: «Ген. Рузский, односторонне оценив обстановку в дурную для русских сторону, отдает распоряжение
о приостановке наступления... и об общем отходе армий в ночь на 24 (11) ноября
на восток, вместо того, чтобы закончить окружение группы ген. Шеффера...
Вместо того, чтобы захватить в плен 1,5 корпуса ген. Шеффера, что представлялось весьма осуществимым при более совершенном руководстве и исполнении, немцам, хотя и понесшим громадные потери в живой силе, была оставлена возможность выбраться из полного окружения со всеми обозами, артиллерией и трофеями»2.
Карпатская операция. С конца декабря 1914 г. началась подготовка операции Юго-Западного фронта по вторжению в Венгрию через Карпаты. Главную роль должны были сыграть VIII армия генерала Брусилова и IX армия генерала П. А. Лечицкого. А. А. Брусилов в своих мемуарах относительно кратко
упоминает о проведенной им Карпатской операции, не акцентируя на ней особого внимания. «Во второй половине ноября (1914 г. – И. Ч.) VIII армия, беря
одну неприятельскую позицию за другой, разбила противника и заставила его
отступить на южную сторону Карпат; но эти бои, чрезвычайно тяжелые
и ожесточенные, которые притом нужно было вести с наивозможно меньшей
тратой снарядов и патронов, выбивая шаг за шагом противника с одной вершины на другую, дорого стоили нашим войскам, и потери наши были значи
тельными»3. Живые наблюдения о действиях IX армии содержат воспоминания
Верховского, после ранения и выздоровления получившего назначение в оперативный отдел штаба IX армии. Он связывает неудачи не только с ошибоч1

Новицкий Ф. Ф. Лодзинская операция в ноябре 1914 г. (Из личных воспоминаний участника). С. 111.
2
Новиков Н. В боях под Лодзью с 18 (5) по 24 (11) ноября 1914 г. М.: Госвоениздат,
1925. С. 25, 40.
3
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 105.

206

ными решениями главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Иванова, но и с просчетами командиров более низкого уровня.
В связи с этим А. И. Верховский характеризует действия генерала Корнилова,
командовавшего 48-й дивизией, входившей в состав VIII армии генерала Брусилова1. По его мнению, «человек смелый и решительный, он не обладал ни широким военным кругозором, ни способностью верно оценивать положение. К этому
надо прибавить его большую самонадеянность и презрительное отношение
к окружавшим людям. Он был одержим идеей движения вперед и не хотел
понять, что русская армия весной 1915 года была совершенно неспособна к ведению наступательных действий. В первом же сражении, в котором участвовала дивизия Корнилова, он вылез без надобности вперед, имея против
себя превосходящие силы противника, не выполнил приказа отойти и был
спасен от окружения лишь мужественной атакой 12-й кавалерийской дивизии. 48-я дивизия потеряла в бою 28 орудий и много пулеметов. Вскоре после
этого Корнилов при атаке противника в Карпатах опять не выполнил приказа.
Когда ему было предписано остановиться, он один спустился на южный склон
к Гуменному, где был окружен противником, и, оставив всю артиллерию
и обозы, тропинками бежал в тыл. Его авантюристические выходки этим
не ограничились. Личное мужество создавало ему известный ореол в обстановке, где такое мужество было редким явлением среди высшего командования. Оно давало ему также некоторое основание относиться с презрением
к окружающим. В трудные минуты боя войска видели его под огнем и за это
прощали ему ошибки в руководстве, обвиняя за неудачи соседей... Корнилов
связи с соседями не поддерживал и не выполнял даже прямых указаний на этот
счет своего командира корпуса. В условиях общего отхода это привело к тому,
что он, не зная, как отходят его соседи, был окружен. Пытаясь прорвать
кольцо окружения, Корнилов снова оказался впереди своих войск и был ранен,
но открыть себе дорогу дивизия не смогла и сдалась. Сам Корнилов с группой
штабных офицеров бежал в горы, но через несколько дней, изголодавшись,
1

Корнилов Л. Г. (1870–1918). Генерал от инфантерии. Из семьи казачьего офицера, выслужившегося из солдат. Получил образование в Симбирском кадетском корпусе и Михайловском артиллерийском училище. Окончил Николаевскую академию Генерального
штаба. Служил в штабе Туркестанского военного округа. Участвовал в Русско-японской
войне 1904–1905 гг. В 1907–1911 гг. военный агент в Китае. В 1912–1914 гг. командир
8-го пехотного Эстляндского полка, начальник 2-го отряда Заамурского округа пограничной стражи, командир бригады. Во время Первой мировой войны командовал 48-й пехотной дивизией, попал в окружение и 12 мая 1915 г. вместе со всем своим штабом сдался
в австрийский плен. Совершил побег в июле 1916 г. Назначен командиром 25-го корпуса,
2 марта 1917 г. – главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. В мае
1917 г. назначен командиром 8-й армии Юго-Западного фронта, 7 июля – командующим
Юго-Западного фронта, 19 июля – Верховным главнокомандующим. 25 августа двинул
войска на Петроград. 27 августа отстранен от должности, а Верховным главнокомандующим стал сам А. Ф. Керенский. Был арестован вместе с рядом других генералов, содержался в Быхове, откуда бежал на Дон. Участник Белого движения. Убит в бою под Екатеринодаром (Краснодаром).

207

спустился вниз и был захвачен в плен австрийским разъездом... Генерал Иванов
пытался найти хоть что-нибудь, что было бы похоже на подвиг и могло бы
поддержать дух войск. Сознательно искажая правду, он прославил Корнилова и его дивизию за их мужественное поведение в бою. Из Корнилова сделали
героя на смех и удивление тем, кто знал, в чем заключался этот “подвиг”»1.
Попытка перейти Карпаты не удалась, пришлось сдать Перемышль, отойти
к границе. Потери были ужасающе большие: в русской армии около 1 млн человек, в австро-немецкой – 800 тыс. солдат и офицеров. Брусилов в связи с этим
заметил: «Я заботился только о том, чтобы в руки врага не могли попасть
артиллерия, парки, обозы, транспорты, чтобы он захватил возможно менее
пленных»2.
Луцкий (Брусиловский) прорыв. На май 1916 г. по инициативе А. А. Брусилова Ставка запланировала наступление Юго-Западного фронта. Имелось в виду,
что оно будет отвлекающим, способствующим наступлению двух фронтов –
Западного генерала Эверта3 и Северного генерала Куропаткина4. Предполагалось соединенными действиями трех фронтов решить исход войны. Брусилов
замысел операции осуществил: его армии, начав наступление 22 мая, к 30 июля
взяли в плен 8255 офицеров, 370 153 солдата, захватили 496 орудий, 644 пулемета, 367 бомбометов и минометов, громадное количество винтовок, снарядов, патронов, другой военной добычи. Но главное состояло не в количестве
пленных и трофеев. С окончанием операции армий Юго-Западного фронта
«нами была взята обратно значительная часть нашей территории... вновь
завоевана часть Восточной Галиции и вся Буковина. Непосредственным результатом этих удачных действий был выход Румынии из нейтрального положения и присоединение ее к нам»5. Подводя общие итоги прорыва, Брусилов
замечает: «При дружном воздействии на противника нашими тремя фронтами являлась полная возможность, – даже при тех недостаточных технических средствах, которыми мы обладали по сравнению с австро-германцами, –
отбросить все их армии далеко к западу... Были все основания полагать, что
решительный перелом в кампании на всем нашем фронте совершится в нашу
пользу, что мы выйдем победителями, и была вероятность, что конец нашей
войны значительно ускорится – с меньшими жертвами и без тяжелых испы1

Верховский А. И. На трудном перевале. С. 64–65.
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 134.
3
Эверт А. Е. (1857–1918). Генерал от инфантерии. Окончил Николаевскую академию
Генерального штаба. Участник Русско-японской войны. С началом Первой мировой войны
командовал X и IV армиями. В 1915–1917 гг. главнокомандующий Западным фронтом.
В 1918 г. уволен в отставку. Был арестован, при этапировании убит конвоирами.
4
Куропаткин А. Н. (1848–1925). Генерал от инфантерии. В Русско-японскую войну
командующий вооруженными силами, действовавшими против Японии. В Первую мировую войну командующий V армией Северного фронта, главнокомандующий Северным
фронтом. С 1916 г. туркестанский генерал-губернатор. В 1917 г. смещен с этого поста.
5
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 187.
2

208

таний, которые впоследствии пришлось пережить»1. Но Эверт и Куропаткин
под надуманным предлогом невозможности преодолеть сильно укрепленные
позиции противника активных действий не предприняли. А. А. Брусилов пишет:
«К 1 августа для меня уже окончательно выяснилось, что помощи от соседей,
в смысле их боевых действий, я не получу»2. По мнению Брусилова, объяснение этому следует искать как в личных интересах главнокомандующих Западным и Северным фронтами, так и в слабости верховного главнокомандования.
Подтверждение первому из этих выводов Брусилов нашел не только в бездействии главнокомандующего Западного фронта Эверта, но и во мнении командующего IV армии Западного фронта генерала Рагозы, полагавшего, что Эверт
боялся быть скомпрометированным в случае неуспеха и находил более верным
воздержаться от боевых действий, «дабы не восстановить против себя общественного мнения»3. Что касается верховного главнокомандования, то, утверждает А. А. Брусилов, «верховного главнокомандующего у нас не было, а его начальник штаба, невзирая на весь свой ум и знания, не был волевым человеком,
да и по существу дела и вековечному опыту начальник штаба заменить своего
принципала не может»4.
Авторы мемуаров дали оценку успешным военным операциям. Роль генерала Брусилова в проведении Луцкого (Брусиловского) прорыва мая–июня
1916 г. показал В. И. Гурко: «В начале войны фамилия Брусилова была в русской армии почти совершенно неизвестна, но его изобилующая победами карьера на первом же месте боевой службы быстро выдвинула генерала в первые ряды наиболее популярных личностей. Но разумеется, наибольшее внимание привлекло его победоносное наступление весной 1916 года, которое было
призвано облегчить положение Италии в момент, когда эта страна оказалась под угрозой разгрома австрийской армией. Его восходящая звезда достигла
тогда зенита, его действия в нынешней войне показывают, что он, несомненно,
обладает определенными военными дарованиями. Он не лишен способности
воодушевлять своих людей, что неоднократно проявлялось в ситуациях, когда
подчиненные ему войска попадали в трудное положение»5.
Мемуары показывают и просчеты в руководстве войсками. В неудаче победоносно начавшегося и трагически закончившегося наступления войск ЮгоЗападного фронта мая–июня 1916 г. его участники обвиняют главнокомандующего Западным фронтом А. Е. Эверта и саму Ставку, а в ней – персонально
начальника штаба Алексеева и Верховного главнокомандующего Николая II.
Генерал Лукомский, перешедший из Военного министерства на фронт и командовавший дивизией в составе IX армии, прямо указывает на них как виновни1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 190.
Там же. С. 188.
3
Там же. С. 183.
4
Там же. С. 191.
5
Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 12.
2

209

ков отказа от столь много обещавшей операции: «Генерал Алексеев доложил
обстановку Государю Императору, и было решено от предполагавшегося и уже
подготовленного главного удара на участке Западного фронта отказаться»1.
Генерал Деникин, сам участвовавший в Брусиловском прорыве тогда в качестве командира дивизии, обличал высшее руководство в грубейших просчетах. Он пишет: «Когда армии Юго-Западного фронта в мае перешли в наступ
ление, увенчавшееся огромным успехом – разгромом нескольких австрийских
армий, когда после взятия Луцка моя дивизия большими переходами шла
к Владимир-Волынску, – я, да и все мы, считали, что в нашем маневре – вся
идея наступления, что наш фронт наносит главный удар. Впоследствии оказалось, что нанесение главного удара предназначено было Западному фронту,
а армии Брусилова производили лишь демонстрацию. Штаб хорошо сохранил
тайну. Так, в направлении на Вильну собраны были большие силы, небывалые
еще у нас по количеству артиллерия и технические средства. Несколько месяцев войска готовили плацдармы для наступления. Наконец, все было готово,
а успех южных армий, отвлекая внимание и резервы противника, сулил удачу
и западным». Но главнокомандующий Западного фронта Эверт в наступление
не перешел, сообщив начальнику штаба Верховного главнокомандующего
Алексееву: «В успехе не уверен, позиции противника очень сильны». И Деникин заключает: «Операция, так долгожданная, с таким методическим упорством подготовлявшаяся, рухнула. Западные корпуса к нам опоздали. Наше
наступление захлебнулось. Началась бессмысленная бойня... между прочим,
прибывшая гвардия потеряла весь цвет своего состава». А скоординированные
действия обоих, Юго-Западного и Западного, фронтов могли решить судьбу
войны. То, что такая координация не была обеспечена, безусловная вина Ставки. Деникин приводит реакцию Людендорфа: «Это было критическое время;
мы израсходовали все наши средства и мы хорошо знали, что никто не придет
нам на помощь, если русские пожелают нас атаковать»2.

3.4. Вооружение и кадровый состав армии
в оценке мемуаристов
С самого начала войны предметом особой озабоченности командиров всех
уровней стала нехватка вооружений. Недоставало сложных видов военной
техники – самолетов, автомобилей и бронеавтомобилей, артиллерии, пулеметов, средств связи. Мал был запас боеприпасов. В срыве накопления запасов
оружия и боеприпасов были повинны высшие военные органы, не сумевшие
правильно определить характер будущей войны. По свидетельству А. С. Лукомского, «представлялось, что война на западном фронте будет носить
1

[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 1. С. 103.
Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль –
сентябрь 1917 г.), вып. 1–2. Париж, 1921. Вып. 1. С. 22–23.
2

210

чисто полевой характер с отдельными позиционными участками – преимущественно в районе крепостей. Это мнение в значительной степени повлияло
впоследствии на то, что на заблаговременную заготовку или на приобретение за границей артиллерии крупного калибра не было обращено должного
внимания. Считалось, что крупнее 6-дюймового калибра для полевой войны
артиллерию иметь не надо. Потребуется же артиллерия более крупного калибра лишь при взятии крепостей»1.
Серьезные просчеты в планировании потребности в разного вида вооружений были допущены вследствие ориентации на опыт Русско-японской войны
1904–1905 гг. В соответствии с ним были определены средние количества
артиллерийских орудий и снарядов к ним, винтовок и патронов, необходимых
для ведения войны. В начале 1914 г. российский Генеральный штаб прогнозировал, что исход предстоящей войны решится в одном-двух сражениях, а сама
война продлится 4–5 месяцев. Генерал Лукомский спрогнозировал ее максимальный срок в два-три года2. Еще в мирное время сделали прикидку о количестве снарядов, которым надо запастись для будущей войны. По расчетам, выходила потребность на каждое артиллерийское орудие в 500 снарядов,
для верности увеличили ее до 1 тыс., но в реальной войне и этого оказалось
мало, а расширить производство вооружений не успели, что самым негативным образом сказалось на снабжении действующей армии.
Генерал Гурко, касаясь в мемуарах вопроса о наличии технических средств
ведения войны, отметил: «Соответствующие запасы боевого снаряжения
и техники были накоплены Россией еще в мирное время. Когда незадолго до начала войны расчетное количество военных запасов было приготовлено, правительственные военные заводы сократили производство, причем была уволена даже часть квалифицированных рабочих. Насколько известно, на случай
объявления войны не существовало никаких планов мобилизации военной промышленности... В первые два месяца войны при наличии довольно крупных запасов вооружения любые требования на огнестрельные припасы для артиллерии и стрелкового оружия удовлетворялись безоговорочно, но уже в октябре
был выпущен циркуляр, призывавший к самой строгой экономии артиллерийских выстрелов. Однако не прошло после этого и двух месяцев, как обнаружилась острая нехватка боеприпасов, и прежде всего – артиллерийских. Пик этого
кризиса, безусловно, пришелся на 1915 год. Месяцами находившиеся на боевых
позициях батареи получали не более четырех снарядов на орудие... Бывали случаи, когда батареи расстреливали из своих резервов все снаряды до последнего»3.
Столь же плохо просчитанной была потребность в стрелковом оружии.
Мало было винтовок, основного оружия рядового бойца. Армия испытыва1

[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 1. С. 24.
Там же. С. 58.
3
Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 68.
2

211

ла винтовочный голод. Даже в начале войны их недостаток был катастрофичен. Янушкевич писал Сухомлинову: «Трагическое положение: 700 т[ысяч]
обучен[ных] и едва 50–70 т[ысяч] винтовок»1. О том, что множество солдат
не имело оружия, упоминают все, кто писал о войне. По наблюдениям Брусилова, пополнения «прибывали невооруженными, а у нас для них не было вин
товок»2. Об этом же говорит и Деникин: «Уже к октябрю 1914 года иссякли
запасы для вооружения пополнений, которые мы стали получать на фронте сначала вооруженными на 1/10, потом и вовсе без ружей»3. Организатор
оружейно-патронного производства и руководитель ряда российских оружейных заводов генерал-лейтенант А. П. Залюбовский приводит исчерпывающие
статистические данные относительно вооружений. По расчетам Генерального
штаба, для укомплектования штатного состава войск и для «мобилизационного запаса» следовало иметь 4 млн 559 тыс. винтовок, фактически на 2 августа
1914 г. имелось 4 млн 652 тыс., т. е. необходимый расчетный запас винтовок был
создан, но уже мобилизации первого года войны довели численность армии
до 5 млн 400 тыс. человек4. При этом следует иметь в виду, что огромное число
оружия терялось на поле боя, а сбор его, пока не осознали катастрофическую
нехватку винтовок, не проводился.
Мало что делалось и для обеспечения поставок оружия союзниками. Сазонов рассказывает: «Вскоре после начала войны французский посол затронул
в разговоре со мной вопрос о вооружении наших войск... Говоря со мной о своих
опасениях на этот счет, г-н Палеолог сообщил мне, что он, по просьбе французского военного министерства, писал генералу Сухомлинову, уведомляя его
о желании Франции придти нам на помощь для пополнения недостававшего
нам военного материала. На это предложение Сухомлинов ответил послу
письмом, в котором заявлял, что Россия ни в чем не нуждается и снабжена
всем в изобилии на долгий срок»5. Полученное от Палеолога письмо Сазонов
показал Николаю II. Вскоре последовало увольнение Сухомлинова.
Последствия просчетов Военного министерства в полной мере испытали
войска в боях. А. А. Брусилову, с началом войны вступившему в командование
VIII армией Юго-Западного фронта, первое, что бросилось в глаза, – недостаточность вооружения: «Пехота была вооружена хорошо соответствующей
винтовкой, но пулеметов было у нее чрезмерно мало» – в каждой дивизии по 32,
тогда как требовалось 160. Проявились недостатки в количестве и структуре
артиллерийских частей. «Мы имели на 32-батальонный корпус 96 легких орудий
1

Переписка В. А. Сухомлинова с Н. Н. Янушкевичем // Красный архив. 1923. Т. 2. С. 142.
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 132.
3
Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль–
сентябрь 1917 г.), вып. 1. С. 29.
4
Залюбовский А. П. Снабжение русской армии в Великую войну винтовками, пулеметами, револьверами и патронами к ним. Белград: Центр. правление О-ва офицеров артиллеристов за рубежом, 1936. С. 41, 74–75.
5
Сазонов С. Д. Воспоминания. Париж: Кн. изд-во Е. Сияльской, 1927. С. 355.
2

212

и 12 гаубиц, а всего 108 орудий, тогда как немцы, например, имели на 24-батальонный корпус 166 орудий, из коих 36 гаубиц и 12 тяжелых орудий, которых у нас было чрезвычайно мало». К тому же «ужасающей бедой» была ограниченность огнестрельных припасов1.
В составе армии Брусилова одной из дивизий командовал генерал Деникин. Он конкретизирует: «Помню сражение под Перемышлем в середине
мая (1915 г. – И. Ч.). Одиннадцать дней жестокого боя 4-ой стрелковой дивизии... Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти
не отвечали – нечем. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну
атаку за другой – штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели,
росли могильные холмы... Два полка почти уничтожены – одним огнем... Когда
после трехдневного молчания нашей единственной шестидюймовой батареи
ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было немедленно всем
полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением»2.
В срыве поставок оружия, боеприпасов, других видов снаряжения обвинили Сухомлинова. Но были и те, кто призывал возложить ответственность
на непосредственных руководителей соответствующих военных подразделений. Лукомский пишет: «Надо признать, что в смысле подготовки к войне,
за период с 1908 года, т. е. за шесть лет (из них Сухомлинов военным министром
был пять лет), сделано столько – сколько не было сделано за все предыдущие
двадцать лет. Могут сказать, что надо было сделать еще больше; надо было
добиться, чтобы наша промышленность была подготовлена к снабжению
армии во время войны; надо было принять меры, чтобы армия не ощущала
недостатка в винтовках, орудиях, снарядах... Да, конечно, все это надо было
сделать; особенно последнее. Но надо учесть и то, что никто не предвидел
такого расхода в огнестрельных припасах и винтовках... никто не предвидел,
что война примет такой затяжной и позиционный характер. Военный министр, конечно, во всем этом виновен. Но виновны, одинаково с ним, и бывшие
начальники генерального штаба, виновны генерал-инспектор артиллерии и начальник главного артиллерийского управления... Надо было привлечь к судебной ответственности и тех, на непосредственной обязанности коих (и это
установлено законом) лежало определение норм запасов и их заготовление»3.
Лукомскому легко было сокрушаться, сидя в эмиграции, а легко ли было карать названных военных руководителей даже в разгар кризиса вооружений
и боеприпасов? С 1905 г. должности генерал-инспектора артиллерии и начальника Главного артиллерийского управления занимал двоюродный брат императора Николая II великий князь Сергей Михайлович Романов.
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 59–61.
Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль–
сентябрь 1917 г.), вып. 1. С. 30.
3
[Лукомский А. С.] Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 1. С. 89–90.
2

213

Тем более что к весне 1916 г. положение улучшилось. Генерал Поливанов,
сменивший отданного под суд Сухомлинова, приложил много усилий, чтобы
обеспечить армию оружием за счет увеличения поставок со стороны англофранцузских союзников. 12 сентября 1915 г. у него состоялась беседа с послом
Великобритании Бьюкененом: «Я изложил состояние деятельности у нас
по снабжению армии и обратил его внимание на то критическое для нас
обстоятельство, что, при наличии громадных укомплектований, которые, начиная с конца сентября, мы можем вливать в армию для пополнения ее убыли,
количество винтовок, на получение которых мы можем рассчитывать до конца
года, всего около 300 000, а между тем к весне наша армия должна быть
не только пополнена, но, по возможности, и усилена в своем штатном составе... Сэр Бьюкенен обещал мне обратить внимание своего правительства
на всю важность безотлагательной помощи России в деле снабжения войск
винтовками»1. Усилия по поиску оружия принесли результаты. «Настойчивые переговоры, которые еще с осени я вел с великобританским и французским послами, доказывая им всю неотложность снабжения нас винтовками,
хотя бы прежних, но, разумеется, скорострельных образцов, имели результатом заявление об уступке и отправке нам 1 141 000 винтовок с патронами
французских систем Гра, Гра-Кропчака, Лебеля и итальянских – Веттерли,
первый транспорт коих прибыл морским путем в Архангельск. Японский же
посол подтвердил мне сказанное им еще ранее о невозможности для японской
армии дальнейших уступок нам винтовок свыше тех 400 000, которые были
переданы ранее... прибывающие французские и итальянские винтовки должны поступить на вооружение войск тыловых и действующих армий и войск,
расположенных внутри Империи, с заменой ими наших трехлинейных винтовок, которые должны пополнить некомплект их в перволинейной пехоте»2.
На заседании Государственной Думы в феврале 1916 г. Поливанов сообщил:
«Количество русских военно-промышленных предприятий, изготовляющих средства для обороны, увеличилось ныне в три с половиной раза по сравнению
с тем их числом, которое было занято этим делом перед началом войны, и это
не считая многочисленных предприятий работающих по заказам всероссийского земского и городского союзов; производство же в России главнейших,
необходимейших средств обороны возросло от двух до пяти с половиной раз»3.
Только осенью 1915 г. и в начале 1916 г. союзники поставили в Россию свыше
1 млн винтовок, а всего за годы войны – около 4 млн. В самой России было
произвено в 1915–1916 гг. более 2 млн винтовок, а за всю войну – 3,5 млн винтовок4. К весне 1916 г. российская армия не испытывала недостатка в этом
виде стрелкового оружия, так что оружейный голод начала войны был пре1

Поливанов А. А. Девять месяцев во главе Военного министерства // Вопр. истории.
1994. № 2. С. 155.
2
Там же. № 8. С. 130–131.
3
Там же. № 10. С. 141.
4
Мировая война в цифрах. М.; Л.: Госвоениздат, 1934. С. 39.

214

одолен1. Армия это сразу ощутила, а Деникин отметил: «Я по непосредственному опыту, а не только по цифрам имею полное основание утверждать, что
уже к концу 1916 г. армия наша, не достигнув, конечно, тех высоких норм, которые практиковались в армиях союзников, обладала все же вполне достаточными боевыми средствами, чтобы начать планомерную и широкую операцию на всем своем фронте»2.
Много места в публикациях о войне занимает вопрос о личном составе
армии, ее боевой подготовке и способности успешно воевать. Продолжительность военных действий привела к понижению профессионального уровня офицерских кадров. Брусилов об этом говорит так: «Кадровых офицеров... в строю
было очень мало, примерно 5–6 человек на полк; остальной состав офицеров,
также в недостаточном количестве, состоял из прапорщиков, наскоро и плохо
обученных, из части которых уже впоследствии на практике выработались
хорошие командиры. Были не только роты, но и батальоны, во главе которых
находились малоопытные прапорщики. Старых унтер-офицеров также почти
не было, а пополнялись унтер-офицеры восстановленными полковыми учебными командами, из которых ускоренным курсом выпускались столь же малоопытные унтер-офицеры. В каждой роте можно было найти в среднем 4–6 рядовых старого состава, все же остальные нижние чины были в сущности
плохо обученные милиционеры, а не настоящие солдаты регулярной армии»3.
Огромные потери солдат на протяжении всей войны удавалось компенсировать путем новых наборов. По словам Поливанова, только «в течение трех
осенних месяцев (1915 г. – И. Ч.) в армию было отправлено громадное количество укомплектований, а именно: в сентябре – 1933 маршевые роты, в октябре –
1351, в ноябре – 1481 маршевая рота. Итого 5765 маршевых рот, что составило около 1 100 000 молодых солдат»4. Другими словами, удалось мобилизовать нужное для восполнения убыли количество солдат. Но подготовлены
к военной службе они были плохо.
В связи с утратой в результате боевых действий кадрового состава и замещением его запасными качественный уровень армии снизился. Брусилов это
явление оценил, не приукрашивая действительность: в начале войны войска
были обучены, дисциплинированы и послушно шли в бой. Но всего за год войны
«обученная регулярная армия исчезла, ее заменила армия, состоявшая из неучей»,
т. е. мало было компенсировать недостаток винтовок и мобилизовать нужное
для восполнения потерь количество солдат, следовало обучить их военному
делу и внедрить в сознание чувство долга защиты родины. Но властям, военным
1
Подробнее см.: Залюбовский А. П. Снабжение русской армии в Великую войну винтовками, пулеметами, револьверами и патронами к ним.
2
Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль–
сентябрь 1917 г.), вып. 1–2. С. 37.
3
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 137–138.
4
Поливанов А. А. Девять месяцев во главе Военного министерства // Вопр. истории.
1994. № 8. С. 141.

215

и гражданским, это не удалось. Наоборот, понятие дисциплины, ответственности, долга у солдат как бы исчезли. Характерен факт: во время зимы 1916–1917 гг.
в войсках стало не хватать сапог. Брусилов в связи с этим рассказывает:
«Добавлю со своей стороны, что недостаток сапожного товара к 1917 году
произошел не оттого, что было его слишком мало, а вследствие непорядков
в тылу: чуть ли не все население России ходило в солдатских сапогах, и большая часть прибывших на фронт людей продавала свои сапоги по дороге обывателям, часто за бесценок, а на фронте получала новые. Такую денежную
операцию некоторые искусники умудрялись делать два-три раза. То же самое
происходило и с одеждой, которую, не стесняясь, отправленные из тыла
вполне снаряженными и отлично одетыми и обутыми, на фронт приходили
голыми. Против таких безобразий мер никаких не принималось, или же меры
были недостаточные и не дававшие никаких благих результатов»1. Более того,
Н. Н. Янушкевич 5 февраля 1915 г., т. е. еще будучи начальником штаба Верховного главнокомандующего, сокрушался: «Резервисты прямо шли “продавать
винтовки за 7 р.”»2. Участились нарушения дисциплины. Деникин отмечает:
«В частях, и особенно в тыловых, начала сильно развиваться карточная игра
с дурными последствиями для солдат, имевших на руках казенные деньги
или причастных к хозяйству»3.
Если не смогли принять меры против преступного расхищения казенного
солдатского обмундирования, то тем более не нашли сил предотвратить антиправительственную агитацию в армии. Российский историк Н. Н. Смирнов
обратил внимание на удивительный факт: фронт стараниями самих властей оказался наводнен революционно настроенными контингентами. «После объявления мобилизации департамент полиции МВД подготовил секретный циркуляр,
позднее разосланный во все правительственные учреждения империи. Он касался взаимоотношений администрации и специалистов, уличенных в политической неблагонадежности. Последних предлагалось отправлять в действующую армию незамедлительно, дабы в условиях военного времени соблюсти
в тылу должную “нравственность” и “лояльность”. Администраторы в полной мере использовали представившуюся возможность избавиться от тлетворного влияния смутьянов. В результате армейские части изо дня в день,
месяц за месяцем пополнялись не просто “нарушителями общественного спокойствия”, но высокообразованными людьми, на протяжении долгого времени боровшимися с ненавистной им государственной системой. Обладая даром
пропагандистов и агитаторов, эти люди привнесли политику туда, откуда,
по логике, ее необходимо было изгонять любыми способами. Эсеры и меньшевики, большевики и анархисты, националисты и либералы неожиданно для себя
получили новое поле действий и развернули работу невиданными темпами.
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 204.
Переписка В. А. Сухомлинова с Н. Н. Янушкевичем // Красный архив. 1922. Т. 3. С. 29.
3
Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль–
сентябрь 1917 г.), вып. 1. С. 63.
2

216

Каждая неудачно проведенная операция, каждый промах тыловиков интерпретировался “партийными интеллигентами”, одетыми в солдатские шинели,
как бездарность царской камарильи. Антиправительственные, антиимперские лозунги падали на благодатную почву и с нарастающим темпом разлагали армию»1.
Офицерский корпус действующей армии разлагающей пропаганде противостоять не мог. Это произошло потому, что сам он претерпел изменения, стал
качественно другим. Кадровые офицеры, подготовленные до войны в военных
учебных заведениях и имевшие опыт командования, в основной своей массе погибли в боях. В декабре 1914 г. Янушкевич признал: «Офицеров... теперь в некоторых полках 7–10 (!!!) человек»2. Этот факт отметил Деникин: мобилизации
«влили в офицерский состав большое число лиц свободных профессий, принесших с собой новое миросозерцание». Кроме того, «громадная убыль кадрового
офицерства заставила командование поступиться несколько требованиями
военного воспитания и образования, введя широкое производство в офицеры
солдат как за боевые отличия, так и путем проведения их через школы прапорщиков с низким образовательным цензом. Последние два обстоятельства,
неизбежно присущие народным армиям, вызвали два явления: понизили, несомненно, боевую ценность офицерского корпуса и внесли некоторую дифференциацию в его политический облик, приблизив еще более к средней массе русской
интеллигенции и демократии»3. Увеличившийся слой «демократизированных»
офицерских кадров менял политическую атмосферу в армии, в связи с этим
«сторонним разрушительным влияниям в армии не противополагалось разумное воспитание». И этому были свои причины: воспитательная работа не велась «отчасти, по крайней неподготовленности в политическом отношении
офицерского корпуса, отчасти, вследствие инстинктивной боязни старого
режима внести в казармы элементы “политики”, хотя бы с целью критики
противогосударственных учений. Этот страх относился, впрочем, не только
к социальным и внутренним проблемам русской жизни, но и к вопросам внешней политики. Так, например, незадолго до войны был издан высочайший приказ, строго воспрещавший воинским чинам где бы то ни было вести разговор на современную политическую тему (Балканский вопрос, австро-сербская
распря и т. д.). Накануне неизбежно предстоявшей отечественной войны
старательно избегали возбуждения здорового патриотизма, разъяснения
целей и задач войны, ознакомления со славянским вопросом и вековой борьбой
нашей с германизмом»4. Деникин был прав, отмечая полное отсутствие хотя бы
элементарного политического воспитания солдатской массы.
1
Смирнов Н. Н. Война и российская интеллигенция // Россия и Первая мировая война /
редкол.: Н. Н. Смирнов [и др.]. СПб.: Дмитрий Буланов, 1999. С. 264.
2
Переписка В. А. Сухомлинова с Н. Н. Янушкевичем // Красный архив. 1922. Т. 2. С. 144.
3
Деникин А. И. Очерки русской смуты: [в 5 т.]. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль–
сентябрь 1917 г.), вып. 1. С. 12.
4
Там же. С. 27.

217

В 1915 г. третьим изданием вышла официально одобренная брошюра полковника В. И. Бацова «Беседы о воинском воспитании», адресованная юнкерам военных училищ и рекомендованная официальным циркуляром по военноучебным заведениям. В ней разъясняется, каким должен быть офицер в нравственном отношении, с точки зрения физической подготовки, в условиях боевых
действий. Требования воспитывать личную высокую нравственность и физическую готовность вопросов не вызывают. С третьим – сложнее. Комплекс рекомендуемых «Беседами» качеств, необходимых для боевой работы, предусмат
ривал овладение определенными навыками отношений с подчиненными. В соответствии с ними офицер, имея дело с солдатом, должен «воспитать и обучить
его в духе современных требований, прилагая к нему практические приемы
воспитания и обучения для сохранения экономии в труде и во времени»1. Другими словами, солдат должен стать профессионалом, выполнять боевые приказы с минимальной затратой усилий и быстро. Политическое же воспитание
подчиненной солдатской массы – не дело офицеров и в рекомендациях даже
не упоминается. Результатом пренебрежения воспитательной работой были
случаи, когда солдаты плохо представляли своих союзников и противников
по войне. О характерном примере рассказывает очевидец. В экспедиционный
корпус для отправки во Францию отбирали лучших, в беседе одного из солдат спросили: «Кто наш враг?» Ответом было: «Турция, Германия, Франция,
Австрия»2. И это на третьем году войны, нужны ли комментарии?
О нравственно-политических просчетах в подготовке России к войне говорит и Брусилов. По его словам, перед войной, «если бы в войсках какой-нибудь
начальник задумал объяснить своим подчиненным, что наш главный враг –
немец, что он собирается напасть на нас и что мы должны всеми силами готовиться отразить его, то этот господин был бы немедленно выгнан со службы, если бы не был предан суду. Еще в меньшей степени мог бы школьный учитель проповедовать своим питомцам любовь к славянам и ненависть к немцам.
Он был бы сочтен опасным панславистом, ярым революционером и сослан
в Туруханский или Нарымский край. Очевидно, немец, внешний и внутренний,
был у нас всесилен, он занимал самые высшие государственные посты, был
persona gratissima при дворе. Кроме того, в Петербурге была могущественная
русско-немецкая партия, требовавшая во что бы то ни стало, ценой каких бы
то ни было унижений крепкого союза с Германией. Какой же при таких условиях могла быть подготовка умов народа к этой заведомо неминуемой войне,
которая должна была решить участь России и Европы? Очевидно, никакая
или скорее отрицательная, ибо во всей необозримой России, а не только в Петербурге, немцы царили во всех отраслях народной жизни»3. Брусилов отме1

Бацов В. И. Беседы о воинском воспитании. Пг., 1915. С. 29.
Афиногенов Н. А. (Степной Н.) Белые рабы. Воспоминания о французском фронте /
предисл. и под ред. Ф. Березовского. М.; Л. Гос. изд-во, 1925. С. 11.
3
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 70–71.
2

218

чает, что при отсутствии нравственной подготовки к войне нельзя было
«ожидать подъема духа и вызвать сильный патриотизм в народных массах.
Чем был виноват наш солдат, что он не только ничего не слыхал о замыслах
Германии, но и совсем не знал, что такая страна существует... Солдат
не только не знал, что такое Германия и тем более Австрия, но он понятия
не имел о своей матушке России. Он знал свой уезд и, пожалуй, губернию,
знал, что есть Петербург и Москва, и на этом заканчивалось его знакомство
со своим отечеством. Откуда же было взяться тут патриотизму, сознательной любви к великой родине!»1
Армейский политический индифферентизм способствовал разложению
армии. По признанию Поливанова, «армия в настоящее время не та по составу, какой она была в начале войны: десятки тысяч офицеров и сотни тысяч нижних чинов принадлежат ныне к элементам, входившим до поступления в ряды войск в близкое соприкосновение с политическими вопросами,
а потому поддаются политическим настроениям, созданным в тылу армии»2.
Это следует понимать таким образом, что новые маршевые роты приходили
на фронт с размытым пониманием долга защиты отечества, склонные к восприятию антивоенной агитации и революционных лозунгов. И как результат,
считает Брусилов, «к февралю 1917 года вся армия, – на одном фронте больше, на другом меньше, – была подготовлена к революции. Офицерский корпус
в это время также поколебался и, в общем, был крайне недоволен положением
дел»3. Ускорявшееся погружение армии в политические процессы констатируют
и другие виднейшие представители армейской элиты. Гучков привел слова
Корнилова: «Во всех воинских частях, где быстро и глубоко пошло разложение, надо искать причины в командном составе, и это в большинстве случаев
не слабость, а революционный карьеризм»4.

3.5. Высшее командование по отзывам в армейских кругах
Ставка Верховного главнокомандующего. Вступление в войну потребовало переформатирования руководства армии. Были сформированы Ставка Верховного главнокомандующего армии, три штаба главнокомандующих фронтами –
Северо-Западным, Юго-Западным и Кавказским. Верховным главнокомандующим армии и флота стал великий князь Николай Николаевич (младший).
Он был профессиональным военным, образование получил в Инженерном училище и Николаевской академии Генерального штаба, прошел все ступени служебной лестницы, занимая должности командира полка, начальника дивизии,
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 71–72.
Поливанов А. А. Девять месяцев во главе Военного министерства // Вопр. истории.
1994. № 2. С. 129.
3
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 208.
4
Александр Иванович Гучков рассказывает... Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили //
Вопр. истории. 1991. № 11. С. 190.
2

219

генерал-инспектора кавалерии, главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа, участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг.
Его высоко ценили в армейских кругах. А. А. Брусилов, один из выдающихся
русских генералов, сам при Временном правительстве Верховный главнокомандующий, впоследствии писал: «В это время лучшего верховного главнокомандующего найти было нельзя... Это – человек несомненно всецело преданный военному делу и теоретически, и практически знавший и любивший
военное ремесло... Назначение его верховным главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него»1. В. И. Гурко, генерал,
сыгравший видную роль в Первой мировой войне и даже побывавший главнокомандующим Западным фронтом, был такого же мнения: «Несмотря на то,
что его высочество имел репутацию начальника сурового и вспыльчивого,
а временами даже теряющего над собой контроль, он пользовался любовью
в войсках, которыми ему доводилось командовать. В своем качестве генералинспектора русской кавалерии он был в той или иной степени знаком со всеми
крупными кавалерийскими начальниками и практически со всеми заметными офицерами, поскольку все они, получая назначение на новую должность,
приезжали в Петербург и представлялись великому князю по его должности
главнокомандующего столичным военным округом. Его назначение Верховным
главнокомандующим русской армией было с удовлетворением встречено всей
без единого исключения русской прессой»2. Так считали не только генералы высокого ранга. Работавший в Ставке М. К. Лемке свидетельствовал: «Прошло
три-четыре месяца войны – и Николай Николаевич стал уже просто популярен. В армии о нем говорили не иначе, как с восторгом, и часто с благоговением;
всепрощающее общество охотно дарило ему свое искреннее расположение»3.
Начальником штаба Верховного главнокомандующего назначили генерала Н. Н. Янушкевича4, приход которого в армии вызвал осуждение. Брусилов
вообще считал: «Фатально было то, что начальником штаба верховного
главнокомандующего был назначен бывший начальник Главного управления
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 66.
Цит. по: Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 8.
3
Лемке М. 250 дней в царской Ставке: (25 сентября 1915 – 2 июля 1916 г.). С. 82.
4
Янушкевич Н. Н. (1868–1918). Генерал от инфантерии. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба. В Русско-японской войне не участвовал. Никогда не занимал
командных должностей, за исключением необходимого для продвижения по службе цензового командования ротой и батальоном, каждое по году. Был на различных должностях
в Военном министерстве. С 20 января 1913 г. начальник Николаевской военной академии.
С 5 марта 1914 г. начальник Генерального штаба. 19.07.1914 г. получил должность начальника штаба Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. После
назначения последнего наместником на Кавказе был его помощником по военным вопросам
и начальником снабжения Кавказской армии. Временным правительством уволен в отставку. В начале 1918 г. арестован и отправлен в Петроград, но по пути убит конвоирами.
2

220

Генерального штаба1 Янушкевич, человек очень милый, но довольно легкомысленный и плохой стратег. В этом отношении должен был его дополнять
генерал-квартирмейстер Данилов, человек узкий и упрямый. Его доклады несомненно влияли в значительной степени на стратегические соображения верховного главнокомандующего, и нельзя не признать, что мы иногда действовали
в некоторых отношениях наобум и рискованно разбрасывались – не в соответствии с теми силами, которыми мы располагали»2. Гурко разделял эти
оценки: Янушкевич «совершенно не имел боевого опыта и, что вполне естественно, по всем вопросам, имевшим касательство к стратегическим комбинациям, полностью подпал под влияние своего ближайшего товарища по службе... генерала Данилова»3. В рядах сомневавшихся в способностях Янушкевича и Данилова решать ответственные задачи на занимаемых ими высоких
постах был и генерал-лейтенант Я. М. Ларионов, который о руководителях
штаба Верховного главнокомандующего отозвался словами: «В истории русской армии не было случая, чтобы начальник штаба Верховного главнокомандующего вооруженными силами государства имел строевой командный стаж
только батальонного командира, а батальоном командовал всего 4 месяца,
да и только в 1904 году». Точно так же генерал-квартирмейстер Данилов «имел
строевой командный ценз командира полка. Должностей начальника штаба
дивизии и штаба корпуса оба генерала не проходили». Следствием слабости
фронтового руководства, полагает Ларионов, и стали поражения: «Солдаты,
строевые офицеры и многие генералы с честью выполнили свой долг и своей
кровью и жизнью десятков тысяч воинов исправляли ошибки и промахи неподготовленных в стратегическом отношении руководителей, а если и подготовленных, то только теоретически, но лишенных стратегического дара»4.
Негодование в войсках имело основания. Н. Н. Янушкевич во главе штаба
Верховного главнокомандующего представлял собой удивительное явление.
Он не участвовал в войнах и не имел боевого опыта. Его служба в войсках
ограничилась цензовым командованием ротой и батальоном5. В Военном министерстве Янушкевич занимался административными вопросами, не связанными с оперативной работой: по последней должности был всего лишь по1
В 1905 г. Генеральный штаб был выделен в самостоятельный орган во главе с независимым от Военного министра начальником и официальным названием «Главное управление Генерального штаба».
2
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 66–69.
3
Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 9.
4
Ларионов Я. М. Записки участника мировой войны. 26-я пехотная дивизия 1-й и 2-й русских армий на Восточно-Прусском и Польском театрах в начале войне / сост. по дневнику
и полевым документам. С. 122.
5
В русской армии для получения должности в Генеральном штабе следовало не менее
года командовать ротой. Для назначения командиром полка необходимо было пройти четырехмесячное цензовое командование батальоном.

221

мощником начальника канцелярии. Попутно читал лекции в военных учебных
заведениях, что, видимо, подготовило почву для назначения начальником Николаевской военной академии Генерального штаба1. Затем и вообще стал начальником Генерального штаба, а с началом Первой мировой войны – начальником штаба Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. В этом качестве передоверил вопросы оперативного руководства
своему генерал-квартирмейстеру Ю. Н. Данилову, а сам занимался административными и политическими вопросами. Янушкевич удержался на посту
начальника штаба ровно столько, сколько Верховным главнокомандующим был
великий князь Николай Николаевич. Перемещенный императором на Кавказ,
он забрал с собой и Янушкевича.
Начальником штаба Верховного главнокомандующего, когда им провозгласил
себя император Николай II, стал генерал от инфантерии М. В. Алексеев (1857–1918).
Он имел богатый боевой опыт. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг.
Окончив Николаевскую академию Генерального штаба, служил в Главном
штабе, в Военно-ученом комитете, одновременно был профессором академии.
Русско-японскую войну провел в должности генерал-квартирмейстера штаба
3-й Маньчжурской армии. С 1908 по 1912 г. являлся начальником штаба Киевского военного округа. В 1912 г. получил в командование 13-й армейский корпус.
В начале Первой мировой войны назначен начальником штаба Юго-Западного
фронта, затем повышен до командующего Северо-Западным фронтом. Возглавив в 1915 г. штаб Верховного главнокомандующего при бездействовавшем Николае II, фактически руководил боевыми действиями русской армии. В марте–
мае 1917 г. Временным правительством назначен Верховным главнокомандующим. После Октябрьской революции участвовал в Белом движении.
Можно сказать, что Алексеев в высшем руководстве армии, не в пример
Янушкевичу, был далеко не случайным человеком, квалифицированным военачальником. Это признавали те, кто соприкасался с ним по службе. Брусилов, в частности, писал: «Начальником штаба при государе состоял ген. Алексеев... он обладал умом, большими военными знаниями, быстро соображал,
и, несомненно, был хороший стратег. Считаю, что в качестве начальника
штаба у настоящего главнокомандующего он был бы безупречен, но у такого
верховного вождя, за которого нужно было решать, направлять его действия,
поддерживать его постоянно колеблющуюся волю, он был совершенно непригоден, ибо сам был воли недостаточно крепкой и решительной. Кроме того,
он не был человеком придворным, чурался этой сферы и ему под напором различных влияний со всевозможных сторон было часто не под силу отстаивать
1
Высшее военное учебное заведение. Имело названия: Императорская военная академия (1832–1855); Николаевская академия Генерального штаба (1855–1909); Императорская
Николаевская военная академия (1909–1918). В июле 1918 г. переименована в Военную
академию РККА. Однако часть ее состава отделилась и приняла участие в Белом движении, продолжив работу в Екатеринбурге, Томске, Омске и Владивостоке. Последний выпуск ее слушателей состоялся в конце 1921 г.

222

свои мнения и выполнять надлежащим образом те боевые задачи, которые
выпадали на русскую армию»1.
В обстановке, когда император как Верховный главнокомандующий бездействовал, Алексеев фактически исполнял функции по руководству войсками. В войсках его авторитет был исключительно высок. Об этом можно судить
и по мемуарам генерала Гурко, который оценивает деятельность Алексеева
еще более высоко, чем Брусилов: «Даже на самых высоких постах он сохранил
необыкновенную скромность, доступность и простоту, о которых с теплотой вспоминают все, кому довелось общаться с ним непосредственно. Его невозможно упрекнуть в излишней мягкости, поскольку он умел с необходимой
жесткостью принимать меры для выполнения однажды принятых решений.
Если и имелись в его характере недостатки, то они касались исключительно
его общения с ближайшими помощниками и коллегами, на ошибки которых
он был склонен смотреть с излишней терпимостью. Но, как известно, даже
на солнце есть пятна, и генерала Алексеева в основном упрекали за то, что
он стремился переделать все дела сам. Он вплоть до мельчайших деталей прорабатывал множество вопросов и проделывал массу подготовительной работы вместо того, чтобы распределить эти задачи между своими подчиненными, возложив на них ответственность за их безукоризненное и вдумчивое
исполнение. Вполне естественно, что такие методы работы доставляли ему
много неудобств и, возможно, заставляли его перенапрягаться, что и стало
причиной болезни, которая незаметно подкралась к нему в октябре 1916 года
и через несколько дней едва не свела в могилу. Только после четырех месяцев
отдыха в солнечном Крыму он оправился достаточно для того, чтобы вновь
приступить к исполнению своих обязанностей начальника штаба Ставки.
Это произошло всего за несколько недель до революции. Позднее, хотя только
на короткое время, он становится Верховным главнокомандующим русских
армий. В этом качестве характер его деятельности изменился только очень
незначительно, поскольку, будучи начальником штаба, он практически исполнял обязанности Верховного главнокомандующего в те периоды, когда Николай II отвлекался для отправления других государственных дел»2.
Труднообъяснимые просчеты штаба Верховного главнокомандующего привели к парадоксальной ситуации, когда даже командующие армиями не имели
представления о стратегическом плане войны. Обращаясь к важнейшему вопросу о перспективном планировании военных действий верховным главнокомандованием, Брусилов отмечает: «С начала войны я никак не мог узнать плана
кампании. Когда я занимал должность помощника командующего Варшавского
военного округа, выработанный в то время план войны с Германией и АвстроВенгрией мне был известен; он был строго оборонительный и во многих отно1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 142–143.
Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 10.
2

223

шениях, по моему мнению, был составлен неудачно. Он и не был применен
в действительности, а по создавшейся обстановке мы начали наступательную кампанию, которую не подготовили. В чем же заключался наш новый
план войны, – представляло для меня какую-то тайну, которой не знал, повидимому, и главнокомандующий фронтом. Легко может статься, что и никакого нового плана войны составлено не было, и действовали лишь случайными задачами, которые вырабатывались обстановкой»1. В том, что сложилась такая ситуация, несомненная вина Ставки и ее штаба.
Главнокомандующие фронтами. Главнокомандующими армиями фронтов
в самом начале войны были: Северо-Западного, развернутого против Германии, –
Я. Г. Жилинский, потом Н. В. Рузский; Юго-Западного, действовавшего против
Австро-Венгрии, – Н. И. Иванов; Кавказского, противостоявшего Турции, –
И. И. Воронцов-Дашков. Близко соприкасавшиеся с ними по службе генералы –
командующие армиями и корпусами, начальники штабов высокого уровня –
не преминули в своих воспоминаниях дать оценку их полководческим способностям.
Я. Г. Жилинский. Гененерал от кавалерии. Окончил Николаевскую академию
Генерального штаба. Участник Русско-японской войны. С 22 февраля 1911
по 19 июля 1914 г. начальник Генерального штаба. С 4 марта 1914 г. командующий
войсками Варшавского военного округа и Варшавский генерал-губернатор.
С началом Первой мировой войны главнокомандующий армиями СевероЗападного фронта.
Генерал Гурко характеризует его весьма сдержанно: «Когда стал вакантным пост главнокомандующего войсками и генерал-губернатора в Варшаве,
Жилинский использовал все свое влияние для того, чтобы занять его, и в том
преуспел. Должен с огорчением отметить, что это лишний раз доказывает –
в тот период назначение на наиболее ответственные и важные посты производилось по самым различным причинам, самой последней из которых по значимости являлась пригодность назначаемого лица. Став командующим Варшавским
военным округом, он в случае войны с Германией назначался главнокомандующим расквартированными в округе войсками, хотя его военные способности,
продемонстрированные на Русско-японской войне, делали его непригодным
для этой должности. Последующие события только подтвердили впечатление о его неспособности занимать ответственный пост главнокомандующего.
При открытии кампании, когда его действия должны были быть направлены
на согласование операций генералов Самсонова и Ренненкампфа, он оказался
совершенно не в состоянии выполнять то, что от него требовалось»2 . Поражение в Восточной Пруссии остановило карьеру Жилинского: в сентябре 1914 г.
он был снят с должности главнокомандующего армиями Северо-Западного
1

Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 104.
Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. С. 11.
2

224

фронта и в дальнейшем влияния на ход военных действий не оказывал,
а в 1915–1916 гг. представлял русское командование в Союзном совете во Франции1. После Октябрьской революции арестован в Крыму и расстрелян.
Н. В. Рузский. Генерал от инфантерии. Окончил Константиновское военное
училище, Николаевскую академию Генерального штаба. Участвовал в Русскотурецкой войне 1877–1878 гг. Был начальником штаба 32-й пехотной дивизии,
начальником штаба Виленского военного округа. Во время Русско-японской
войны начальник штаба 2-й Маньчжурской армии. В начале Первой мировой
войны командовал 3-й армией. После смещения Жилинского назначен главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Из-за болезни в марте 1915 г.
покинул фронт, но затем вновь получил назначение главнокомандующим Северным фронтом. После Февральской революции снят с этого поста. В 1918 г.
арестован и убит в Пятигорске.
Рузский, заменивший Жилинского, также подвергся критике за просчеты
в руководстве Лодзинской операцией октября–ноября 1914 г. Начальник штаба
Верховного главнокомандующего Н. Н. Янушкевич 15 ноября 1914 г. писал военному министру В. А. Сухомлинову: «Очень огорчил меня Н. В. Р. (Рузский. – И. Ч.)
за эту операцию. В чем дело понять не могу. Но как-то сильно сдал в руководстве. Разведки не было, руководство ускользнуло, связь потеряли и едва вновь
восстановили и никак не могут выяснить, потеряли ли мы 50–100–200 тысяч
и при том в честном бою или в позорном плену»2. О генерале Рузском высказался и Брусилов: «Человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете,
иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято
приписывались»3.
Н. И. Иванов. Мало хорошего в характеристике генерала Иванова, которую
дал ему Брусилов. Его главной чертой, по мнению Брусилова, была непозволительная для полководца нерешительность: «Это был человек вполне преданный своему долгу, любивший военное дело, но в высшей степени узкий в своих
взглядах, нерешительный, крайне мелочный и, в общем, бестолковый, хотя
и чрезвычайно самолюбивый. Он был одним из участником несчастливой Японской кампании, и думаю, что постоянные неудачи этой злосчастной войны
влияли на него и заставляли его непрерывно сомневаться и пугаться зря, так
что даже при вполне благополучной обстановке он постоянно опасался разгрома и всяких несчастий»4. Такие качества не позволили Иванову остаться
на вершинах военной власти: его на посту командующего Юго-Западным фрон1

Февральская революция 1917 года (Документы Ставки Верховного главнокомандующего и штаба главнокомандующего армиями Северного фронта) // Красный архив. 1927.
Т. 21. С. 68–70.
2
Переписка В. А. Сухомлинова с Н. Н. Янушкевичем. 1923. Т. 2. С. 135.
3
Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 66–69.
4
Там же. С. 68.

225

том в марте 1916 г. заменил генерал Брусилов. Сам же Иванов стал генераладъютантом при особе императора1 и оставался им до конца войны.
И. И. Воронцов-Дашков. Еще менее, можно сказать, вообще не проявил командные качества наместник на Кавказе генерал от кавалерии И. И. ВоронцовДашков. Он состоял на военной службе с 1856 г., участвовал в военных действиях на Кавказе в 1859–1862 гг. и в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Занимал должности командира полка, бригады, дивизии. Был начальником личной
охраны Александра III, министром императорского двора. С февраля 1905 г.
являлся наместником на Кавказе, главнокомандующим войсками Кавказского
военного округа, с началом Первой мировой войны до 23 августа 1915 г. был
главнокомандующим Кавказской армией. Однако практически не принимал
участия в разработке операций и руководстве войсками, передав командование армией своему помощнику – генералу А. З. Мышлаевскому и после его
смещения – начальнику штаба генералу Н. Н. Юденичу.
Перемещения в командовании фронтами шли только на пользу делу, чего
не скажешь о главной перемене в военном руководстве России: 23 августа 1915 г.
император Николай II сместил великого князя Николая Николаевича с должности Верховного главнокомандующего и сам стал им. Но об этом – в следующем
подразделе.

3.6. Николай II как Верховный главнокомандующий
в оценке генералитета
Император грезил о роли Верховного главнокомандующего еще до войны,
намеревался им стать сразу после начала военных действий, но тогда протесты
с разных сторон остановили его2. Военный министр Сухомлинов рассказал,
как это происходило в 1914 г.: «Так как Николай II решил сам стать во главе
действующей армии, то, ввиду предстоящего отъезда на фронт, состоялось
заседание совета министров под председательством самого государя в Петергофе». На заседании правительства Николай II заявил о своем намерении
стать во главе армии и предложил председателю Совета Министров И. Л. Горемыкину высказать свое мнение. «Старик “премьер-министр” чуть ли не со слезами на глазах просил государя не покидать столицу ввиду политических условий, создавшихся в стране, и той опасности, которая угрожает государству –
отсутствие его главы из столицы в критическое для России время». Министр
земледелия и государственных имуществ Кривошеин энергично высказался
за то, чтобы «государь оставался в центре всей административно-государственной машины». Министр юстиции И. Г. Щегловитов «увлек всех нас своим
1

Генерал-адъютант свиты императора – почетное звание, которого удостаивались генералы и адмиралы за воинские заслуги и государственную деятельность.
2
Хрусталев В. Н. Пролог трагедии. К истории противодействия принятию государем
императором Николаем II верховного главнокомандования / предисл. Н. А. Лохвицкого.
Париж, 1930. 47, [1] с.

226

убежденным докладом о том, почему государю необходимо оставаться у кормила правления... После него решительно все остальные члены заседания высказались в том же смысле»1. Тогда император от своего замысла отступил
и от главнокомандования воздержался. Теперь, в разгар войны, Николай II вернулся к своему маниакальному желанию. Совет Министров вновь попытался
убедить императора не принимать пагубное для страны и династии решение.
С. Д. Сазонов рассказывает: «В заседании, бывшем 20-го августа 1915 года
под председательством Государя, все мы, поочередно, выразили по этому поводу
свои мнения в смысле, противоположном его желанию»2. Не помогло, не убедили.
Император Николай II не был подготовлен для руководства армией в качестве ее Верховного главнокомандующего. Он получил домашнее образование
по специальной программе: первые восемь лет изучал предметы расширенного
гимназического курса, последующие пять – военные, юридические и экономические науки по курсам Академии Генерального штаба и в объеме университетских требований. Лекции читали ученые с мировым именем – Н. Н. Бекетов, Н. Н. Обручев, Ц. А. Кюи, М. И. Драгомиров, Н. Х. Бунге, К. П. Победоносцев и другие, но контролировать усвоение наследником трона учебного
материала они права не имели. Практический опыт будущего императора
ограничился службой младшим офицером Преображенского полка и эскадронным командиром лейб-гвардии гусарского полка, в августе 1892 г. был
произведен в полковники. Так что с 23 августа 1915 по 11 марта 1917 г. Верховным главнокомандующим вооруженными силами России был человек, мало
подготовленный к этой роли.
Удаление великого князя Николая Николаевича и принятие императором
должности Верховного главнокомандующего, как свидетельствует председатель
Государственной Думы М. В. Родзянко3, «считалось в думских кругах и в обществе большой ошибкой. Легко можно было себе представить все последствия
подобного безумства. Под влиянием неудач в народе уже и без того наряду
с правдой распространялись самые вздорные слухи и все чаще и чаще называлось имя царицы». Но проблема была не только во «вздорных слухах» (Родзянко имеет в виду слухи о шпионаже в интересах Германии), речь шла о перераспределении функций управления государством: «Государь уехал в армию,
а делами внутренней политики стала распоряжаться императрица. Министры,
особенно И. Л. Горемыкин, ездили к ней с докладами, и создавалось впечатление, что она негласно была назначена регентшей»4. Сбылись опасения Сазо1

Сухомлинов В. А. Воспоминания. С. 229–230.
Сазонов С. Д. Воспоминания. Париж: Книгоизд-во Е. Сияльской, 1927. С. 361.
3
Родзянко М. В. (1859–1924). Лидер партии «Союз 17 октября» (октябристов). Председатель Государственной Думы III (1907–1912) и IV (1912–1917) созывов. Председатель
Временного комитета Государственной Думы – чрезвычайного органа государственной
власти, сформированного 27 февраля 1917 г. после отречения Николая II и действовавшего до формирования 2 (15) марта Временного правительства.
4
Родзянко М. В. Крушение империи. 2-е изд. С. 128, 131.
2

227

нова, который в личных докладах старался убедить императора, что отъезд
из столицы был бы опасен, поскольку «место его не могло остаться пустым,
и что оно было бы неизбежно занято лицами, непризванными к этому и что
это должно было увеличить сложность и неясность внутреннего положения
и дать повод ко многим злоупотреблениям, совершаемым под прикрытием
его имени. Я не ставил точек над i и не назвал ничьего имени... Мне самому
было тяжело касаться опасной роли, которую Императрица начала играть
с тех пор, как Распутин овладел ее разумом и волей»1. Николай II понял, кого
имел в виду С. Д. Сазонов, но намерений не изменил, а своего министра иностранных дел вскоре отправил в отставку.
Крайне негативной была реакция в военных кругах. О всеобщем разочаровании свидетельств много. Пишет о нем и генерал Ю. Н. Данилов. После начала Первой мировой войны он получил назначение на должность генералквартирмейстера штаба Вер�